Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 12

Есть некая тайная прелесть…

Вроде и не на что смотреть, а глаз отвести невозможно. И забыть невозможно тоже.

Черт, она ведь думала, что в ту ночь он покалечил ее! Изуродовал. Он ведь сломал ей нос, когда ударил…

Там, в номере загородного отеля «Сказка интернешнл», где они всей фирмой собрались на корпоратив, сняв и аквапарк, и бассейны. Да что там – весь отель.

Но с лицом как-то все обошлось. Нос поправил хирург. А на суде, где она выступала в роли потерпевшей, фигурировали телесные повреждения средней тяжести.

И еще там фигурировало «изнасилование».

Но об этом Мимоза сейчас думать не хотела. Она курила сигарету и созерцала Садовое кольцо.

Она ведь и не мечтала устроиться в Москве вот так. Но устроилась. И подумала, что жизнь обретает вкус и смысл.

Но кризис разрушил все мечты и надежды.

Может, зря она старалась?

Может, вообще все было зря?

Сколько еще продержится ее салон тут, на Садовом, в центре Москвы? Когда аренда сожрет весь доход? Что, продавать бизнес и перебираться куда-то на окраину, в спальный район, открывать там эконом-парикмахерскую, как делают сейчас многие из ее коллег?

Но она не умела этого. Она не умела ничего организовывать. Все эти новые «старты» бизнеса… Она не знала, как это делается, с чего начинается. Она ведь стала хозяйкой фактически готового, раскрученного бизнеса и думала, что так будет вечно, что салон красоты – это надежно, это станет приносить солидный доход. И можно будет забить на все и развлекаться, получать наконец все удовольствие от жизни – наряжаться, путешествовать, спать лишь с теми мужиками, которые по сердцу и…

Она ведь прошла через весь этот ад – через следствие, через суд.

Она ведь прошла через это.

И вот все надежды теперь разбиваются о банальный быт – о непосильную арендную плату и отсутствие клиентов.

Что, теперь все дома, что ли, красят себе волосы? И ногти сами, что ли, себе покрывают лаком и стригут? И делают педикюр? Почему они стали экономить именно на этом? Разве в кризис женщина должна забывать о том, что она – женщина?

Или правда, что ли, денег ни у кого нет?

Лишней копейки, лишнего рубля…

– Так как с маникюршей, увольнять? – спросила ее менеджер на рецепции. – Марина Сергеевна, ваше слово.

Мимоза потушила сигарету о мраморную столешницу перед зеркалом, потерла нос – некогда сломанный там, в номере отеля «Сказка», и потом заботливо поправленный пластическим хирургом.

Она не знала, что ответить. Она глянула в окно.

Возле салона остановилась машина. Водитель вышел и…

Он запрокинул голову, читая вывеску, сверяясь с какой-то бумажкой. Он не открыл дверь салона и не вошел внутрь.

Он вернулся к машине.

Но всех этих кратких мгновений было достаточно – Мимоза его узнала. Даже в вечерних сумерках – вот так, когда фонари горят тускло. Даже через столько лет.

Она узнала его.

Потому что до этого они встречались и…

Это было как удар.

Мимоза ощутила ужас в своем сердце – черный липкий первобытный ужас.

Все сразу померкло перед этим чувством. И даже крах бизнеса, потеря салона показались ей несущественным пустяком.

Как он очутился здесь? Как он выбрался на свободу? Он что, сбежал?!

Глава 8

Ночью в кабинете окнами на зоологический музей

– Федор Матвеевич, то, что вы у Ладейникова спрашивали – про ключи, про задвижку на двери, про то, что Вавилов жене по дороге домой не звонил, это зачем? – прямо спросила Катя. – Вы все равно его подозреваете в убийстве жены?

Разговор этот происходил много времени спустя после осмотра места убийства. В Главке в Никитском переулке, в кабинете Гущина окнами в переулок, на Зоологический музей.

Они все – вся опергруппа – вернулись в Главк ночью. Игорь Вавилов тоже приехал в Главк – вместе с главковским психологом. Вавилов не собирался ночевать в доме. А мысль остановиться у кого-то из друзей или родственников или снять номер в отеле… видно, об этом он даже не думал. Он приехал «на работу», в Главк.

Начальник ГУВД тоже приехал на ночь глядя, и они беседовали с Вавиловым.





Полковник Гущин ждал, когда они закончат свой разговор, потому что у него с Вавиловым тоже должна была состояться беседа.

– А нельзя утром? – спросила Катя. Она тоже не отправилась домой. Решила сидеть, слушать, наблюдать до конца. В этом кабинете окнами на Зоомузей.

– Я Игорю предложил, он ответил – нет, сегодня. Следствие не может ждать.

– Значит, он все же немного успокоился, – решила Катя и задала тот свой вопрос про ключи и задвижку.

Полковник Гущин сидел за письменным столом – без пиджака, в одной рубашке, из белой и крахмальной ставшей серой после многочасового осмотра дома и гаража. Под мышками – пятна пота. Никакой дурацкой кобуры «наискосок». Лысина блестит как зеркало, отражая огни люстры.

Кабинет окнами на Зоомузей залит светом. Ночь. Чайник на чайном столике холодный. Не время сейчас пить чай.

– Так все-таки вы его подозреваете в убийстве жены? – повторила Катя. – Одна из версий, да? Сам себе алиби подготовил, а киллера нанял. Поэтому знал, что дверь изнутри на задвижку не закрыта, и жене с мобильного не звонил? Может, и парня, своего помощника, для этого с собой взял? Лишний свидетель, мол, подтвердит, что, когда они приехали туда, Полина уже была мертва.

– Это и так ясно. Сиваков сказал, что ее убили днем между одиннадцатью и часом.

– Нанятый Вавиловым киллер? – гнула свое Катя. – Вы Вавилову не верите. Подозреваете его. Оттого вы сейчас такой…

– Какой? – спросил полковник Гущин.

Катя хотела сказать «как в воду опущенный», но прикусила язык. Нет, это не точные слова. И не «печальный» он, и не «разочарованный». И не «испуганный», и не «сбитый с толку».

Гущин сейчас какой-то бесцветный. Несмотря на то что лысина блестит…

Полковник Гущин здорово постарел. Он и в отпуске был, и в госпитале потом лежал. Вообще слухи бродили, что он на пенсию уходит. Катю эти слухи пугали. За то время, пока Гущин отсутствовал, многое изменилось.

Но вот он вышел на работу. Вот он опять сидит в своем большом кабинете шефа криминальной полиции.

И окна кабинета смотрят на Зоомузей.

– Вавилов опять в министерство уходит. И на этот раз снова на повышение. На генеральскую должность в Штаб. Дело уже решенное, а потом и выше пойдет, на замминистра, – ответил Гущин. – И есть информация… слухи, если хочешь знать, что этим он во многом обязан связям своего тестя. Отца Полины. Тот в Торгово-промышленной палате состоит и в Союзе предпринимателей. Ему эта женитьба очень помогла и дальше бы помогала. А теперь не знаю уж как. Тесть обвинять зятя начнет, что не уберег сокровище – молодую жену. Нужные деловые связи порвутся. Есть резон убивать жену?

– Нет, но вы же…

– Ему сорок один. Ей двадцать. Не красавица. Но из очень богатой семьи. Дом этот – фактически ее приданое. Подарок ее отца к свадьбе. Есть резон убивать?

– Наследство.

– Там всем семья владеет, тесть. Влиятельный тесть. А теперь они врагами станут с Вавиловым.

– То есть вы считаете, что у Вавилова не было причин нанимать киллера и убивать жену?

– В материальном, карьерном и деловом плане он многое потеряет. А насчет их отношений… как он к жене относился, мы сегодня его послушаем. Что он сам скажет.

– Да, послушаем, если только…

– Если только что?

– У меня сложилось впечатление, что вы его подозреваете, – сказала Катя. – По обязанности – должны.

– Ты видела, что там, на стене, написано?

– Да.

– И слышала, что Сиваков об этом сказал?

– Да, но…

– Убийца оставил нам ясный, недвусмысленный знак о причинах, о мотивах этого убийства.

– Месть?

– Сотрудникам полиции иногда мстят.

– Да, но…

– За их профессиональную деятельность.

– Я знаю, но…

– И мстят жестоко. – Гущин откинулся на спинку кресла. – Правда, такого, как в доме, я еще за всю свою службу не встречал.