Полковник

Наконец, он извлекает из этого гобелена единственную нить: сухой поток линейного текста. Метатэги говорят, что он вычленен из какого-то акустического сигнала - скорее всего, голосовой канал, - но такого слабого, что воссоздание не столько фильтрует статику, сколько творит из нее. Полученный текст прост и лаконичен. Большая его часть - предполагаемая.

"Представь себе, что ты Сири Китон", начинается он.

Ноги полковника подкашиваются.

***

Раньше он приходил в Небеса раз в неделю. Потом - раз в месяц. Теперь - раз в год.

В этом просто нет никакого смысла.

Это не коллективный разум, не то, что входит в сферу его полномочий. Мозги Небес образуют сеть, но вся она подсознательная - интернейроны, избыточные для текущих потребностей, передаются в аренду для вычислений, а их неспящие души витают в сновидческих мирах собственного воображения. Это наивысшая бизнес-модель: отдайте ваш мозг для управления нашим оборудованием, а мы будем развлекать его сознающие остатки.

Технически Хелен Китон все еще его жена. Когда супруг возносится, постановления о браке достаточно прямолинейны, но несколько документов не меняют реальности ситуации в ту или иную сторону, а полковник никогда не собирался заниматься бумажной возней. Поначалу она не отвечает, держит его в лимбе, завершая то, чем занималась, когда он ее отвлек. Или, быть может, просто заставляет его ждать. Раз в год, полагает он, не стоит жаловаться.

Наконец, перед ним возникает радужное облако с рваными краями, фрагменты разбитого витража. Осколки кружатся и танцуют, как косяк рыб: некий приближенный к стае алгоритм создает арабески из хаоса. Полковник до сих пор не знает, является ли это намеренным излишеством или одним из стандартных аватаров.

Ему всегда казалось, что это слегка чересчур.

Голос из вихря стекла:

- Джим...

Она говорит издалека, отрешенно. Такая же распадающаяся, как ее образ. Четырнадцать лет жизни в мире, где законы физики рождаются из сновидений и исполнения желаний: быть может, ему повезло, что она вообще способна говорить.

- Я решил, что ты должна знать. Был сигнал.

- А... сигнал...

- С Тезея. Возможно.

Стая замедляется, словно сам воздух превращается в патоку. Она застывает в стоп-кадре. Полковник отсчитывает семь секунд, в которые нет никакого движения.

Хелен сгущается. Абстракция начинает сливаться в человека: десять тысяч фрагментов объединяются, как взаимосвязанная трехмерная головоломка, чьи частицы теряют яркость и тускнеют до приглушенных тонов плоти и крови. Полковник представляет призрака, по особым случаям одевающего выходной костюм.

- С-Сири? - Теперь у нее есть лицо. Частицы его нижней половины сталкиваются, произнося имя. - Он...

- Не знаю. Сигнал очень слабый. Искаженный.

- Ему было бы сейчас сорок два, - говорит она спустя секунду.

- Ему и есть, - отвечает полковник без колебаний.

- Ты послал его туда.

Во многом это правда; в конце концов, он не возражал. Не выступал и даже добавил свой голос к остальным, когда стало очевидно, куда дует ветер. Да и какой бы вес имели его возражения? Остальные были уже в деле, плененные сетью-оравой, столь далекой от пещерной ментальности, что все эти эксперты и офицеры с таким же успехом могли быть парламентом мышей.

- Мы послали их всех, Хелен. Потому что они были самыми лучшими специалистами.

- А ты забыл, почему он был самым лучшим специалистом?

Ему бы хотелось.

- Ты послал его в космос на поиски призраков, - говорит она. - Это в лучшем случае. В худшем ты скормил его монстрам.

"А ты, - не ответил он, - бросила его ради этого места прежде, чем монстры вообще появились".

- Ты отправил его против того, что для любого было бы слишком большим.

"Она не втянет меня опять в этот спор".

- Мы не знали, насколько это велико. Мы ничего не знали. Мы должны были выяснить.

- В этом смысле ты отлично поработал. - Теперь Хелен воплотилась полностью: кипящее негодование, воскресшее, словно никогда и не успокаивалось.

- Хелен, нас изучали. Всю проклятую планету. - Разумеется, это она помнит. Она не настолько погружена в мир собственных фантазий, чтобы забыть о том, что происходило в реальном. - Надо было просто не обращать внимания? Думаешь, кто-то меньше тосковал бы по своему ребенку, если бы Сири не оказался самым подходящим для этой работы? Это было больше, чем он. Больше, чем мы все.

- О, только мне не рассказывай. Потому что полковник Мур так любил этот чертов мир, что отдал своего единственного сына.

Его плечи поднялись и опустились.

- Если это получится...

- Если...

Он обрывает ее.

- Хелен, Сири может быть жив. Ты способна на время забыть о своей ненависти и обрести в этом хоть немного надежды?

Она витает перед ним, как ангел мщения, но рука с мечом застывает на миг. Она прекрасна - больше, чем была прекрасна во плоти, хотя полковник отлично представляет, как выглядит ее физическое тело после стольких лет маринования в катакомбах. Он пытается выжать из этого знания мелкое мстительное удовольствие, но не может.

- Спасибо, что сообщил, - говорит она, наконец.

- Ничего определенного...

- Но шанс есть. Конечно. - Она склоняется вперед. - Ты ожидаешь... когда ты лучше поймешь, что этот сигнал сообщает?

- Не знаю. Я... рассматриваю варианты. Скажу тебе, как только что-нибудь узнаю.

- Спасибо, - говорит ангел, начиная рассеиваться, но потом возвращается, охваченный внезапной мыслью. - Разумеется, ты не позволишь мне этим поделиться?

- Хелен, ты же знаешь...

- Ты уже поставил мою зону под защиту. Блокировка возникнет, как только я попытаюсь кому-то рассказать, что мой сын жив. Так?

Он вздыхает.

- Это не мое решение.

- Это вмешательство. Вот что это такое. Форма агрессии.

- Ты бы предпочла, чтобы я вообще тебе не говорил? - Но когда Хелен отключается, Небеса исчезают, а вокруг него возникают голые стены его жилища, он знает, что все это лишь часть танца. Шаги не меняются: он возводит баррикады, она пытается их разрушить; энергия движется вниз, к тому же пустому равновесию. Возможно, не имеет значения, есть ли эти блокировки или нет. Кому она расскажет, в конце концов?

На Небесах все ее друзья воображаемые.

***

- Это Джим Мур.

Полковник стоит на краю пустыни. Рядом, как преданный зверь, замер "ниссан".

- В обозримом будущем я буду недоступен. Не могу сказать, куда направляюсь.

За последние двадцать четыре часа он избавился от всего: ни личного оружия, ни армейских жетонов. Никакого наблюдения: окно в Ноосферу, хранитель секретов, узел коммуникаций, помощник и координатор событий всех этих повседневных элементов умной одежды - он оставил и его. Он даже закрыл свои кортикальные импланты, выкинул видение вместе с экипировкой. Все, что у него есть, это последнее голосовое сообщение, задержанное до тех пор, пока он не окажется недоступен.

- По возвращении надеюсь предоставить полный отчет. Не знаю точно, когда это может быть.

Он стоит, взвешивая цену, взвешивая риски. Угроза великих богов, опасность божественного равнодушия. Угроза пришельцев из другого мира; угроза пришельцев из этого. Обманчивое высокомерие мысли, что какой-то ничтожный дикарь, едва спустившийся с дерева, может использовать одних против других.

Цена собственного сына.

- Убежден, что мой послужной список дает мне возможность на определенную свободу действий. В мое отсутствие прошу воздержаться от поисков моего местонахождения.

Впрочем, он не слишком на это полагается. "Ниссан" украден, логи сфальсифицированы, все следы неповиновения стерты. Его собственная машина движется по полуострову Олимпик своим маршрутом, разбрасывая хлебные крошки для любого полицейского алгоритма, который может за ней последовать.