Страница 73 из 99
Он же наставлял меня в слове Светлых, учил псалмам и молитвам, разъяснял непонятные места в Божьей книге. Ну как непонятные. Лично мне они были абсолютно понятны, только толковала я их логически, а не фанатично-религиозно. Еще месяц назад я не преминула бы поспорить, и, скорее всего, была бы изгнана из часовни, поливаемая освященным маслом, но сейчас я отодвигала критический взгляд на вещи подальше и запоминала, запоминала, запоминала…
- Не собираешься ли ты посвятить себя Светлым, дитя? – спросил Служитель Мийс, когда я вернула ему книги с жизнеописаниями святых и спросила, нет ли еще.
- В монастырь собираюсь, отче, - буркнула я.
- Неисповедимы дороги, ведущие к богам, - сделал благословляющий знак старый Служитель. – Кто бы мог подумать, что сорванец, воровавший из часовни виноград, вдруг вырастет в такую благочестивую девушку?
- Вы знали? – вырвалось у меня.
- Конечно, знал, - погрозил мне крючковатым пальцем Мийс.
- И все равно оставляли виноград на подоконнике?
- Дети – это птахи Светлых, - погладил меня по голове Служитель. – Свет в тебе, Лаура, жду тебя на вечерне.
Удивительный старик.
Я откланялась и чинно засеменила в свою комнату, прижимая к груди стопку книг: «Житие Светлой Серафимы», «Искушение Хийсы Темными» и сборник гимнов. Последний у меня так вообще настольной книгой уже стал. А также накроватной и заобеденной. Подподушечными были свитки с генеалогией правящих родов Лизарии.
…боги, кто бы знал, как мне хотелось сорваться на бег! Содрать с головы этот брыгов чепец, украшенный двумя крахмальными рогами, цепляющими стены в узких коридорах, избавиться от иблисовых нижних юбок, хрустящих при каждом шаге!
Я не позволяла себе расслабиться. Держала лицо, спину, контролировала каждое движение. В монастыре мне придется прожить две недели, я должна стать образцовой послушницей, ничем не выдав истинную сущность. «Сучность», как выразилась Галия, вломившаяся в нашу с Тимом спальню, когда я принимала ванну, и разглядевшая синяки от поцелуев на шее. Это был первый раз, когда мы подрались. Могу с гордостью сказать, что я победила, несколько раз макнув ее в уже остывшую и не самую чистую воду.
- Дрянь! Змеюка! Гадина! Laurrie! – срывалась она на родное наречие. – Будь ты проклята!
- Идиотка, - рычала я, - себе его забери! Ты правда думаешь, что он мне нужен?!
- Убью! – заорала рыжая, замахиваясь кинжалом, дав мне чудесный повод выбить ей руку из сустава. – Ненавижу! Ненавижу тебя! – вырывалась она из рук стражников, которых позвал Тим.
- Маньячка больная, - шипела я, когда брат протирал настойкой прополиса мое плечо, украшенное глубокими царапинами.
- Она ревнует, - негромко сказал Тимар.
- Значит, еще и дура. Что такое laurrie, Тим?
- Речная гадюка с тиррохского.
- Сама она курица ощипанная! – возмутилась я.
Уголек, которую брат всю драку держал за хвост и загривок, не позволяя вмешаться, согласно скалилась.
Привыкшие к моим странностям слуги лишь перешептывались, встречая блеклую тень прежней меня в переходах замка. Серое платье, серая вуаль, серый чепец, скрывающий волосы. О волосах стоит рассказать отдельно – благодаря снадобьям Сибилла они росли как дурные, и теперь, спустя всего шесть недель, тяжелая грива доставала до талии. Голова от них болела – ужас как. И чесалась под чепцом неимоверно. А еще ослабленный усиленным ростом шевелюры организм требовал даже не есть – жрать! И я, не находясь в часовне, постоянно кусочничала – то жирная рыба, то горсть бобов или орехов. Я даже шпинат полюбила, хотя раньше он мне казался гадостной гадостью.
Единственным моим развлечением сейчас было пугать Старого Хозяина, возвращаясь со всенощной. Очень уж нравилось мне, разувшись, подкрадываться к призраку с тихим:
- Бу! – Я ему за все бессонные ночи, когда он, как приклеенный, стоял рядом, отомстила.
Мийс подарил мне ладанку с засушенным кончиком мизинца какой-то Светлой, обратившей в истинную веру племя дикарок, а потом, напоследок, так сказать, в качестве последнего их греха, ими же съеденной. Так вот, в первый раз призрак аж развоплотился, увидев у меня на груди эту подвеску, а я, не выдержав, погналась за тонкими струйками фиолетового тумана, пытавшимися забиться хоть в какую-нибудь щель.
- Догоню-ю! – завывала я. – Упокою!.. Именем богов, - загнала я несчастного призрака в угол, - именем Светлой Хийсы, искушаемой демонами, именем Мариса, изгнавшего лярв из деревни у предгорий, говорю тебе призрак…
- Что здесь происходит? – Раздался вкрадчивый голос за спиной.
Я сбилась, а призрак шмыгнул за спину неожиданному защитнику в лице Йарры.
- А… Ничего… Играем мы, - попятилась я. А потом развернулась и сбежала, громко топая деревянными подметками жутких туфель, являющихся частью наряда послушницы. Тоже серых.
Хохот Йарры лишь придал мне ускорения.
С графом все было… сложно. Нет, он больше не приставал ко мне. Но я постоянно чувствовала его присутствие, и это нервировало. Он провожал меня взглядом, когда я шла в часовню и прогуливалась с Мийсом, я встречала его в переходах, возвращаясь с вечерних богослужений, знала, что он наблюдает за мной во время тренировок с Рохом. Приступ лихорадки давно прошел, но граф все равно оставался в замке – проверял рекрутов, наемников, объезжал угодья, охотился. Не могу припомнить, когда последний раз он так долго сидел в феоде.
А по утрам – завтракала я сейчас одна из-за разнящегося с Тимовым графика – по утрам на подносе с едой всегда лежал какой-нибудь подарок. Иногда почти символичный – вроде редкого оранжерейного цветка, иногда дорогой – браслет, кольцо, цепочка. Изредка шутливый, вроде небольшого кадила с выгравированной надписью на нижней поверхности: «Место для удара по лбу». Хихикая над той карманной курильницей, я почти забыла о двух днях проведенных с графом. Светлые, если бы только не было той ночи, не было жестокого шантажа жизнью Алана – да я бы сочла за честь сделать что-то для Йарры! Я бы с утроенным рвением зубрила священные гимны и генеалогические древа, раз за разом бы преодолевала полосу препятствий, лишь бы добиться его одобрительного кивка! А его подарки… Я бы вся ими обвешалась, как местный дурачок звенящими бубенчиками!