Просто жизнь

«А я бы так смог?» — не раз спрашивал себя Петр. Конечно, ему хотелось, чтобы он смог вынести ради матери все, но не было в нем полной уверенности в таком, как у Ильи, постоянстве и выносливости характера, даже в жертвенности, на какую был способен друг. Петр очень ценил в людях эту высокую и редкую способность жертвовать удобствами и всяким благом своим во имя долга, сердечного веления, сильного чувства или какой-либо большой цели, но пока еще не знал, на что способен сам.

Проехали через мост, высоко поднявшийся над тихой извилистой Нерлью. Постояли немного на крутой насыпи, оглядели берега, поля и кустарники, выбирая место, где можно было бы потом остановиться на ночлег и развести костер. Всюду хорошо, но невдалеке от моста — особенно. Чисто, сухо.

Осторожно на тормозах сползли с крутой насыпи, пропрыгали по неровности луга, подкатили к воде. Речка бежала со стороны просторных полей.

По берегам ее не было высоких деревьев. Лишь раздерганными пучками росли кустарник и мелкая ольха. Нерль текла меланхолично. И только перед мостом заметно мелела и увеличивала бег. Там, на быстрине, на круглых и продолговатых резиновых лодочках, безучастные ко всему, замерли трое рыболовов. Вода от бесчисленных солнечных бликов казалась горячей.

Первым снял свою одежду Илья, разбежался и бросился в плотное, шумно взорвавшееся зеркало реки. Уверенными саженками поплыл к черным полусгнившим бревнам — опорам старого моста, который был разобран, наверное, еще во время войны. Илья плыл, как истинный волгарь: смело, уверенно, ходко. Петр позавидовал ему уже в который раз за многие годы дружбы и общих странствий. Пока Петр отсиживался на берегу, Илья успел изведать воду Каспия, Черного моря и еще бесчисленного количества рек, речек, озер. Петр едва мог держаться на воде, тонул, когда еще был мальчишкой, и потом всю жизнь не мог преодолеть страха.

— Ну, а теперь давай ты! — крикнула Ольга Петру.

— Я не умею.

— Не может быть?!

Ольга в одно мгновение сбросила платье. Петр тоже стал раздеваться, но медленно, с неохотой. Он знал, что его невозможно будет уговорить влезть в воду. Не хотелось еще и пасовать перед Ильей — плыть кое-как. А Ольга, то ли из упрямства, то ли из самого искреннего желания чем-нибудь отблагодарить за поездку, принялась уговаривать Петра войти в воду и попытаться проплыть до ближайших свай, на которых уже сидел и обсыхал Илья.

— А ты забудь о дне реки, не думай о нем, — сказала Ольга, — иначе никогда не научишься плавать. Ты доверься воде. Я тебе помогу. Делай руками вот так, вот так…

Петр смотрел, как легко и забавно перемещалось вправо, влево смуглое тело Ольги, и отказывался, смущенно улыбаясь.

— Эх ты, — бросила Ольга с досадой, будто он не захотел довериться ей самой, а не воде.

— Ты прыгай, Оля, прыгай, — попросил Петр, — хоть посмотрю.

И она плюхнулась с разбега в солнечную речку. Река держала ее на себе непринужденно и надежно, как непринужденно и надежно держала она лодки рыбаков.

Петр подумал, что хорошо бы развести костер, приготовить картошку с чесноком. А потом добавить туда тресковой печени с маслом. А потом сдобрить все это мелко нарезанным укропом, чтобы его зеленый запах смешался со стойким ольховым дымком. Но это все — вечером, попозже… Зажгутся первые звезды, начнется пиршество. Картошка, шелест прибрежной осоки, голоса рыбаков и туристов неподалеку — все будет подано к столу. «Я еще выиграю свое. Илья победил в воде, а я одержу победу на суше».

Ольга вышла из реки, в несколько прыжков оказалась около Петра, тряхнула волосами, обрызгала ему лицо, улыбнулась.

— Хорошо-то как… — пропела она. И вдруг рассердилась: — Хоть бы голову смочил, утюг!

Ольга оглядела голову Петра с усмешкой, взглядом мастера.

— Ну и нахалтурил тебе кто-то с прической, — искренне возмутилась она, — криво, косо, патлы торчат. Жаль, ножницы не взяла…

— Да ты что, забыла, что ли?! Сама же подстригала…

— Ой, господи боже мой, дура я дура, свое не признала! — И Ольга закачалась от смеха, как Цветок при сильном ветре. Смеялась она простодушно, звонко, смеялось лицо, смеялись плечи, спина, — так обычно заливаются от смеха только дети. Петр смотрел на Ольгу, улыбался и уже в который раз думал: «Как хорошо, что мы взяли ее с собой».

Она перестала смеяться неожиданно, будто запнулась за что-то. Это произошло в тот миг, когда она взглянула в глаза Петру. Смех погас, но не от обиды и не от огорчения — Ольга притихла напряженно, с опаской, как это случилось в лесу на брусничной поляне.

Петр отвернулся и сам внезапно почувствовал, что смущает Ольгу своим взглядом и что этот взгляд смущает его самого.

— Пойду хворосту пособираю на вечер, — сказал он.

— И я с тобой.

Ольга быстро оделась, Петр тоже натянул рубашку и брюки, чтобы не ободраться о сухие ветки.

— Мы скоро. За дровами! — крикнул он Илье, осторожно вылезающему из реки.

— Ладно, не спешите, — и махнул рукой: — Вон за теми кустами я видел кучу валежника!

Петр и Ольга пошли по жесткой осоке, еще влажной от росы, хотя уже была середина дня.

— Завтра тоже будет хорошая погода, — заметил Петр. Ольга промолчала. — А ночью, может, поднимется туман и похолодает. Надо бы сходить к скирде да побольше принести соломы под палатку, — снова заговорил Петр, догадываясь, что Ольга сейчас думает о чем-то другом, слишком печальны были ее глаза.

— У тебя в самом деле есть жена? — вдруг спросила она.

— С чего ты это взяла? Я же тебе сказал, нет и не было.

— Я еще тогда подумала, что ты меня разыгрываешь, — кивнула Ольга. — В парикмахерских у вас развязываются языки.

— А я нарочно согласился, — в тон сказал Петр.

— Зачем? — быстро спросила Ольга.

— Тебе так хотелось.

— А ты всем угождаешь?

— Почему всем, только хорошим девушкам, — улыбнулся Петр.

— И многим ты наугождал? — полушутя-полусерьезно поинтересовалась Ольга, подобрав на ходу сухую ветку.

Петр молчал, не зная, в какую сторону теперь повернуть разговор, — болтать попусту не хотелось, не то было состояние, он понимал, что и Ольга спрашивает не просто так.

Она первая не выдержала молчания:

— Вы с другом сегодня здесь, завтра там, всех вам разве запомнить…

Ольга теперь только делала вид, что ищет валежник, наклонялась, а сама напряженно ждала, что скажет Петр. Он ответил не сразу:

— Встречалось немало девушек… Но ты, Оля, напрасно думаешь о нас так… Ищем любимую, как все, — недолет, перелет… — Петр стал вспоминать, раскрываться, он сам себе пытался ответить, почему до сих пор не смог найти свою избранницу.

Валежника вокруг было много. Он лежал высокими кучами на краях раскорчеванного поля. Петр и Ольга старательно выдергивали ветку за веткой и складывали их одну с другой.

— Давай сначала сходим за соломой, сделаем волокушу и потащим все сразу, — предложил Петр. Ольга согласилась.

Надо было идти за дорогу, потом перепрыгивать через канаву и топать по колючему рыжему полю, ощетинившемуся стерней. Высоченная скирда была обдергана со всех сторон, тут, наверно, ночевали не раз шоферы дальних рейсов или туристы, которых теперь все больше в этих древних краях, названных «Золотым кольцом».

— Посидим?

Ольга опасливо покачала головой:

— А не заждется ли друг?

— Он знает, что ему делать. Захочет разжечь костер, там есть дрова на первое время. Да и сообразит, если что…

— Ой, хитер ты больно, — Ольга погрозила пальцем. — Зачем привел? Солому брать или рассиживаться тут?

Петр бросился возле скирды на солому и развалился на спине, разметав руки и ноги:

— А не перенести ли нам сюда штаб-квартиру?

— Да ты что! Приедет какой-нибудь тип на лошадке, перестреляет всех как зайцев. Я так испугалась за тебя, ужас.

— Я тоже за себя испугался. Только не сразу. Если бы он шлепнул меня наповал, я умер бы счастливым.

— Глупый. Разве можно умереть счастливым в таком возрасте…

— Подумаешь, никто обо мне не заплачет, только вон ты да Илья. Верно говорят, на миру и смерть красна… Ты да Илья на меня смотрели, да солнце, да яблоки… и ничего было не понять, кто кричит, зачем кричит, когда все так хорошо.