Страница 22 из 25
- Тонто, - сказал я за едой, - ты знаешь, что когда твоя мама кричит по ночам, я ее не бью. Ты ведь знаешь, кому на самом деле плохо.
- Да, знаю.
- Тогда почему ты не заходишь и не помогаешь мне?
- Не-а. Я ее знаю.
- Слушай, Хэнк, - сказала Лидия, - не натравливай на меня моих детей.
- Он самая большая уродина в мире, - сказала Лиза.
Лиза мне нравилась. Когда-нибудь она станет настоящей сексапилкой и не просто так, а личностью.
После ужина мы с Лидией ушли к себе в спальню и растянулись на кровати. Лидия торчала от угрей и прыщиков. У меня была плохая кожа. Она придвинула лампу поближе к моему лицу и приступила. Мне нравилось. У меня от этого все зудело, а иногда вставал. Очень интимно. Иногда между выдавленными прыщами Лидия меня целовала. Сперва она всегда трудилась над моим лицом, а потом переходила к спине и груди.
- Ты меня любишь?
- Ага.
- Ууу, посмотри, какой!
Это был угорь с большим желтым хвостом.
- Славный, - сказал я.
Она лежала на мне во весь рост. Потом вдруг перестала давить и посмотрела на меня.
- Я тебя в могилу еще положу, ебарь ты жирный!
Я засмеялся. Лидия поцеловала меня.
- А я засуну тебя обратно в психушку, - сказал ей я.
- Перевернись. Давай спиной займусь.
Я перевернулся. Она выдавила у меня на затылке.
- Ууу, вот хороший какой! Аж выстрелил! Мне в глаз попало!
- Очки надевать надо.
- Давай заведем маленького Генри! Только подумай - маленький Генри Чинаски!
- Давай обождем немного.
- Я хочу маленького сейчас же!
- Давай подождем.
- Мы только и делаем, что дрыхнем, жрем, валяемся везде, да трахаемся. Как слизни. Слизневая любовь, вот как это называется.
- Мне она нравится.
- Ты раньше здесь писал. Ты был занят. Ты приносил сюда чернила и рисовал свои рисунки. А теперь ты идешь домой и все самое интересное делаешь там. Здесь ты только ешь да спишь, а с утра первым делом уезжаешь. Тупо.
- Мне нравится.
- Мы не ходим на вечеринки уже несколько месяцев! Мне нравится встречаться с людьми! Мне скучно! Мне так скучно, что я уже с ума схожу! Мне хочется что-то делать! Я хочу ТАНЦЕВАТЬ! Я жить хочу!
- Ох, да говно все это.
- Ты слишком старый. Тебе хочется только сидеть на одном месте, да критиковать всех и вся. Ты не хочешь ничего делать. Тебе все нехорошо!
Я выкатился из постели и встал. Начал надевать рубашку.
- Что ты делаешь? - спросила она.
- Выметаюсь отсюда.
- Ну вот, пожалста! Только что не по-твоему, так вскакиваешь и сразу за дверь. Ты никогда не хочешь ни о чем разговаривать. Ты идешь домой и напиваешься, а на следующий день тебе так худо, что хоть ложись и подыхай. И вот тогда только ты звонишь мне!
- Я ухожу отсюда к чертовой матери!
- Но почему?
- Я не хочу оставаться там, где меня не хотят. Я не хочу быть там, где меня не любят.
Лидия подождала. Потом сказала:
- Хорошо. Давай, ложись. Мы выключим свет и просто будем тихо вместе.
Я помедлил. Затем сказал:
- Ну, ладно.
Я разделся целиком и залез под одеяло и простыню. Своей ляжкой я прижался к ляжке Лидии. Мы оба лежали на спине. Я слышал сверчков. Это был славный район. Прошло несколько минут. Потом Лидия сказала:
- Я стану великой.
Я не ответил. Прошло еще несколько минут. Вдруг Лидия вскочила с кровати. Она вскинула обе руки вверх, к потолку, и громко заявила:
- Я СТАНУ ВЕЛИКОЙ! Я СТАНУ ИСТИННО ВЕЛИКОЙ! НИКТО НЕ ЗНАЕТ, НАСКОЛЬКО ВЕЛИКОЙ Я СТАНУ!
- Хорошо, - сказал я.
Потом она добавила, уже тише:
- Ты не понимаешь. Я стану великой. Во мне больше потенциала, чем в тебе!
- Потенциал, - ответил я, - ни фига не значит. Это надо делать. Почти у любого младенца в люльке больше потенциала, чем у меня.
- Но я это СДЕЛАЮ! Я СТАНУ ИСТИННО ВЕЛИКОЙ!
- Ладно, ладно, - сказал я. - А пока ложись обратно.
Лидия легла обратно. Мы не целовались. Сексом заниматься мы не собирались. Я чувствовал, что устал. Я слушал сверчков. Не знаю, сколько времени прошло. Я уже почти уснул - не совсем, правда, - когда Лидия вдруг села на кровати. И завопила. Вопль был громкий.
- В чем дело? - спросил я.
- Лежи тихо.
Я стал ждать. Лидия сидела, не шевелясь, минут, наверное, десять. Потом снова упала на подушку.
- Я видела Бога, - сказала она. - Я только что увидела Бога.
- Слушай, ты, сука, ты с ума меня свести хочешь!
Я встал и начал одеваться. Я рассвирепел. Я не мог найти свои трусы. Да ну их к черту, подумал я. Пусть валяются там, где валяются. Я надел на себя все, что у меня было, и сидел на стуле, натягивая на босые ноги башмаки.
- Что ты делаешь? - спросила Лидия.
Я не смог ей ответить и вышел в переднюю комнату. Моя куртка была перекинута через спинку стула, я взял ее и надел. Выбежала Лидия. Она надела свое голубое неглиже и трусики. Она была босиком. У Лидии были толстые лодыжки. Обычно она носила сапоги, чтоб их скрыть.
- ТЫ НИКУДА НЕ ПОЙДЕШЬ! - заорала она на меня.
- Насрать, - сказал я. - Я пошел отсюда.
Она на меня прыгнула. Обычно она бросалась на меня, когда я был пьян. Теперь же я был трезв. Я отступил вбок, и она упала на пол, перевернулась и оказалась на спине. Я переступил через нее на пути к двери. Она была в ярости, пузырилась слюна, она рычала, за губами обнажились зубы. Она походила на самку леопарда. Я взглянул на нее сверху вниз. Мне было безопаснее, когда она лежала на полу. Она испустила рык, и только я собрался выйти, как она, дотянувшись, вцепилась ногтями в рукав моей куртки, потащила на себя и содрала его прямо с руки. Рукав оторвался от куртки в плече.
- Господи ты боже мой, - сказал я, - посмотри, что ты сделала с моей новой курткой! Я ведь только что ее купил!
Я открыл дверь и выскочил наружу с голой рукой.
Только я успел отпереть машину, как услышал, что за спиной по асфальту шлепают ее босые ноги. Я запрыгнул внутрь и запер дверцу. Нажал на стартер.
- Я убью эту машину! - орала она. - Я прикончу эту машину!
Ее кулаки колотили по капоту, по крыше, по ветровому стеклу. Я двинул машиной вперед, очень медленно, чтобы не покалечить ее. Мой "меркурий-комета" 62 года развалился, и я недавно купил "фольксваген" 67-го. Я драил и полировал его. У меня в бардачке даже метелка из перьев лежала. Я медленно выезжал, а Лидия все молотила кулаками по машине. Едва я от нее оторвался, как сразу дернул на вторую. Бросив взгляд в зеркальце, я увидел, как она стоит одна в лунном свете, не шевелясь, в своем голубом неглиже и трусиках. Все нутро мне начало корежить и переворачивать. Я чувствовал, что болен, ненужен, печален. Я был влюблен в нее.
Я поехал к себе, начал пить. Врубил радио и нашел какую-то классическую музыку. Вытащил из чулана свою лампу Коулмэна. Выключил свет и сел забавляться с ней. С лампой Коулмэна можно много всяких штук проделать. Например, погасить ее, а потом снова зажечь и смотреть, как она разгорается от жара фитиля. Еще мне нравилось ее подкачивать и нагнетать давление. А потом было еще удовольствие от того, что просто смотришь на нее. Я пил, смотрел на лампу, слушал музыку и курил сигару.
Зазвонил телефон. Там была Лидия.
- Что ты делаешь? - спросила она.
- Сижу просто так.
- Ты сидишь просто так, пьешь, слушаешь классическую музыку и играешься с этой своей проклятой лампой!
- Да.
- Ты вернешься?
- Нет.
- Ладно, пей! Пей, и пускай тебе будет хуже! Сам знаешь, эта дрянь тебя однажды чуть не прикончила. Ты больницу помнишь?
- Я ее никогда не забуду.
- Хорошо, пей, ПЕЙ! УБИВАЙ СЕБЯ! И УВИДИШЬ, НАСРАТЬ МНЕ ИЛИ НЕТ!
Лидия повесила трубку, и я тоже. Что-то подсказывало мне, что она беспокоится не столько о моей возможной смерти, сколько о своей следующей ебле. Но мне нужны были каникулы. Мне был необходим отдых. Лидии нравилось ебстись по меньшей мере пять раз в неделю. Я предпочитал три. Я встал и прошел в обеденный уголок, где на столе стояла пишущая машинка. Зажег свет, сел и напечатал Лидии 4-страничное письмо. Потом зашел в ванную, взял бритву, вышел, сел и хорошенько хлебнул. Вытащил лезвие и чиркнул средний палец правой руки. Потекла кровь. Я подписал свое письмо кровью.