Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 25



У них у всех тоже был тот самый голос.

Однажды, когда мне достался этот маршрут, человек-который-стоит-и-протягивает-руку был в полуквартале от своего дома. Он разговаривал с соседом, оглянулся, когда мне оставалось пройти еще квартал, и понял, что еще успеет дойти до дома и встретить меня. Едва он повернулся ко мне спиной, я побежал. Наверное, так быстро я почту никогда не доставлял: в едином порыве, весь движение, не останавливаясь, без передышки, я был готов его убить. Письмо уже наполовину пролезло в щель его ящика, когда он обернулся и увидел меня.

- О НЕТ НЕТ НЕТ! - завопил он, - НЕ КЛАДИТЕ ЕГО В ЯЩИК!

И рванул ко мне по улице. Все, что я видел, - это сплошной мазок на месте ног. Должно быть, он сделал сто ярдов за 9.2.

Я вложил письмо ему в руку. Посмотрел, как он его распечатывает, идет по веранде, открывает дверь и уходит в дом. Что это означало, пусть мне расскажет кто-нибудь другой.

Снова я попал на новый маршрут. Булыжник всегда ставил меня на трудные, но время от времени, в связи с обстоятельствами вещей, он был вынужден давать мне маршруты менее убийственные. Номер 511 шебуршился довольно славно, и там я даже начал подумывать об обеде опять - об обеде, который никогда не наступал.

Средний жилой район. Многоквартирных зданий нет. Просто один дом за другим, с ухоженными лужайками. Но это был новый маршрут, и я ходил и думал: где же тут ловушка? Даже погода стояла хорошая.

Ей-богу, думал я, у меня получится! Обед, назад - по графику! Жизнь, наконец, стала сносной.

Эти люди даже собак не держали. Никто не стоял снаружи, дожидаясь писем. Я не слышал человеческого голоса часами. Может, я достиг своей почтовой зрелости, чем бы она ни была. Я шагал дальше, эффективный, почти преданный своему делу.

Помню, один из почтальонов постарше показал мне на сердце и сказал:

- Чинаски, когда-нибудь и до тебя дойдет, прямо вот сюда проникнет!

- Что, инфаркт?

- Преданность службе. Вот увидишь. Еще будешь гордиться.

- Чушь!

Но тот человек был искренен.

Я думал о нем, пока шел.

Тут мне попалось заказное письмо с квитанцией.

Я подошел и позвонил в дверь. Открылось маленькое окошечко. Лица не видно.

- Заказное письмо!

- Отойдите! - произнес женский голос. - Отойдите от двери, чтобы я лицо увидела.

Ну вот, пожалуйста, подумал я, еще одна ненормальная.

- Послушайте, дамочка, зачем вам мое лицо? Я могу оставить квитанцию в ящике, придете и заберете свое письмо на почте. Документы не забудьте.

Я сунул квитанцию в ящик и начал спускаться с крыльца.

Дверь открылась, и она выскочила. На ней было одно из таких прозрачных неглиже и никакого лифчика. Одни темно-синие трусики. Непричесана, волосы торчат дыбом, как будто пытаются сбежать от нее. На физиономии, похоже, что-то вроде крема, в основном - под глазами. Кожа на теле белая, словно никогда не видела солнца, нездоровый цвет лица. Рот раззявлен. На нем осталось немного помады; сложена же она была вся...

Я все это отметил, пока она ко мне неслась. Я как раз засовывал заказное письмо обратно в сумку.

Она заорала:

- Отдайте мое письмо!

Я сказал:

- Леди, вам придется...

Она выхватила у меня письмо и побежала к двери, открыла и заскочила внутрь.

Черт возьми! Возвращаться без заказного письма или без подписи нельзя! Там за все расписываться нужно!

- ЭЙ!

Я погнался за ней и всунул ногу в щель как раз вовремя.

- ЭЙ, ЧЕРТ БЫ ВАС ПОБРАЛ!

- Уходите! Уходите! Вы злой человек!

- Слушайте, дамочка! Попробуйте понять! Вам нужно за это письмо расписаться! Я не могу его вам просто так отдать! Вы грабите почту Соединенных Штатов!

- Уходите, злой человек!

Я налег на дверь всем весом и ввалился в комнату. Внутри было темно. Все жалюзи опущены. Все жалюзи в доме были опущены.

- ВЫ НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА ВХОДИТЬ КО МНЕ В ДОМ! ВОН!

- А вы не имеете права грабить почту! Или отдавайте мне письмо, или распишитесь. Тогда я уйду.

- Хорошо. Хорошо. Распишусь.

Я показал ей, где расписываться, и дал ручку. Я смотрел на ее груди и на нее остальную и думал: какая жалость, что она чокнутая, какая жалость, какая жалость.

Она вернула мне ручку и подпись - сплошные каракули. Открыла письмо, начала читать, а я повернулся уходить.

Тут она оказалась в дверях, расставив руки. Письмо валялось на полу.

- Злой злой злой человек! Вы пришли сюда изнасиловать меня!

- Послушайте, леди, дайте пройти.

- У ВАС ЗЛО НА ЛБУ НАПИСАНО!



- Тоже мне, новость. А теперь пропустите!

Одной рукой я попытался ее оттолкнуть. Она вцепилась ногтями мне в щеку, хорошенько так. Я уронил сумку, кепка скатилась, и когда я промакивал кровь платком, она дотянулась и гребнула другую щеку.

- АХ ТЫ ПИЗДА! ЧТО, НЕ ВСЕ ДОМА, К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ?

- Вот видите? Видите? Вы злой!

Она прямо вся прижалась ко мне. Я схватил ее за жопу и впился в нее ртом. Эти груди ко мне прижимались, она вся ко мне приклеилась. Закинула назад голову, подальше от меня

- Насильник! Насильник! Злой насильник!

Я нагнулся, ртом захватил ей одну сиську, переключился на другую.

- Насилуют! Насилуют! Меня насилуют!

Она была права. Я спустил ей трусы, расстегнул ширинку, вставил, довел ее так до кушетки. Мы оба на нее рухнули.

Она задрала ноги повыше.

- НАСИЛУЮТ! - вопила она.

Я ее кончил, застегнул молнию, подобрал сумку с почтой и вышел, оставив ее спокойно таращиться в потолок...

Обед я пропустил, но все равно в график не уложился.

- Ты опоздал на 15 минут, - сказал Булыжник.

Я ничего не ответил.

Булыжник взглянул на меня.

- Боже всемогущий, что у тебя с лицом? - спросил он.

- А у тебя? - спросил его я.

- Ты о чем?

- Не грузись.

Я опять был с похмелья, опять установилась жара - всю неделю 100 градусов. Каждую ночь происходило пьянство, а с раннего утра и каждый день - Булыжник и невозможность всего.

Некоторые парни носили африканские шлемы от солнца и темные очки, а я - я был примерно одинаков, дождь ли, солнце: в драной одежде, а башмаки настолько древние, что гвозди постоянно впивались мне в подошвы. В ботинки я подкладывал кусочки картона. Но помогало это лишь временно - скоро гвозди снова вгрызались мне в пятки.

Виски и пиво вытекали из меня, фонтанировали из подмышек, а я гнал себе дальше с этой тяжестью на спине, будто с крестом, вытаскивая журналы, доставляя тысячи писем, шатаясь, приваренный к щеке солнца.

Какая-то тетка на меня заорала:

- ПОЧТАЛЬОН! ПОЧТАЛЬОН! ЭТО НЕ СЮДА!

Я оглянулся. Она стояла в квартале от меня вниз по склону, а я уже и так отставал от графика.

- Послушайте, леди, положите это письмо на ящик сверху! Завтра заберем!

- НЕТ! НЕТ! Я ХОЧУ, ЧТОБ ВЫ ЕГО ЗАБРАЛИ СЕЙЧАС!

Она размахивала этой сранью до самых небес.

- Леди!

- ЗАБЕРИТЕ! ЭТО НЕ НАМ!

О боже мой.

Я уронил мешок. Затем снял кепку и швырнул ее на траву. Она скатилась на проезжую часть. Я ее бросил и пошел к тетке. Полквартала.

Я подошел и выхватил эту дрянь у нее из рук, повернулся, пошел.

То была реклама! Почтовое отправление третьего класса. Что-то насчет распродажи одежды за полцены.

Я подобрал с дороги свою кепку, натянул на голову. Взгромоздил мешок на левую сторону хребта, зашагал снова. 100 градусов.

Проходил мимо одного дома, и за мной выскочила женщина.

- Почтальон! Почтальон! У вас разве письма для меня нет?

- Леди, если я не положил его вам в ящик, это значит, что почты для вас нет.

- Но я же знаю, что у вас для меня письмо!

- С чего вы взяли?

- Потому что мне позвонила сестра и сказала, что напишет.

- Леди, у меня нет для вас письма.

- Я знаю, что есть! Я знаю, что есть! Я знаю, что оно там!

Она потянулась к пачке писем у меня в руке.