Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 20

— И она прогнала вас из дома?

— Из частной жизни, мистер Бойд, да, совершенно верно. Мне было не легко вернуться к прежнему существованию. Особенно трудно мне было на службе, но тем не менее, я счастлив, что нашел в себе силы отказаться от ее предложений.

— А что заставило вас изменить свое мнение и рассказать это мне? — с любопытством спросил я.

— Моя совесть не давала мне покоя. Я отлично понимал, что вы работаете на Максин и фатальным образом можете повлиять на достижение ею цели. И это будет концом моей долголетней службы в Доме Колдовства. А у меня нет ни малейшей возможности получить где-нибудь должность главного химика. Но я, безусловно, найду место ассистента, и мое жалованье будет достаточным.

— Раз она удержала вас, когда вы отказались выполнить ее желание, она, вероятно, ничего не станет предпринимать против вас, если останется. Разве не так?

Он печально покачал головой.

— Она может подумать, что я пойду и расскажу все Джонатану. Но теперь это уже не важно. Я совершенно уверен, что она сама отдала формулу Фремонту и ждет удобного момента, чтобы обвинить своего брата. И я также совершенно уверен, что у нее приготовлены фальшивые доказательства, которые она где-то прячет и которые вы должны найти. Таким образом, ее намерение будет осуществлено.

— Я очень благодарен вам за то, что вы рассказали мне все это, мистер Сталь, — проговорил я, медленно поднимаясь. — Это поможет мне осветить некоторые моменты, которые пока были не ясны.

— Это должно быть сделано, мистер Бойд, — проговорил он с фанатической простотой мученика.

— Тут вы совершенно правы. Если Максин удастся лишить своего брата наследства, ничего ей не помешает вышвырнуть и вас. Но если вам удастся предотвратить этот удар и таким образом помочь Джонатану, то вы станете, безусловно, самым доверенным человеком для него, когда он возьмется за руководство предприятия.

— Мистер Бойд! — простонал он. — Уверяю вас, я сказал чистую правду!

— Горе в том, — пробормотал я, как бы размышляя вслух, — что я не знаю, должен ли я верить словам человека, страдающего сексуальным недугом.

Я оставил его, вытирающим свои глаза. По какой-то странной ассоциации он напомнил мне невесту, покинутую на ступенях церкви.

8

Когда я навещал Урсулу Овен в последний раз, было немного меньше половины девятого, так что прежде, чем войти, я проболтался около ее дома минут десять.

Я почему-то подумал, что привычка была второй натурой Урсулы, ведь это часто бывает у молоденьких девушек.

Ровно в половину девятого я нажал кнопку ее звонка, а потом быстро отошел на три шага назад. Мне показалось, что прошло довольно много времени, прежде чем дверь, удерживаемая цепочкой, немного приоткрылась, и большие фиолетовые глаза, близоруко прищурившись, стали всматриваться в отверстие.

— Кто это?

Как и в первый раз, голос ее был низким и вибрирующим.





— Чарли, — ответил я простуженным баритоном.

— Дорогой! — лицо ее прояснилось. — Ты хотя бы позвонил, прежде чем придти. Я только что из душа.

Действительно, привычка была второй ее натурой, и на ней был тот же халатик, что и в первый раз. Она распахнула дверь, но я подождал, пока девушка повернулась ко мне спиной, чтобы войти в квартиру и предусмотрительно держался в трех шагах позади. Она бедром ударилась о низкий столик, и у нее вырвался крик боли. Через секунду Урсула сложилась пополам и стала шаркать по подносу на столике в поисках очков. Халатик сильно обтянул ее ягодицы, которые находились от меня на расстоянии вытянутой руки. Искушение было слишком велико; я слегка шлепнул по ним, и она издала радостный вопль:

— Ну, что ты, Чарли! Ведь ты еще даже не поцеловал меня!

Урсула повернулась ко мне с очками в руке и прелестной улыбкой на лице. Я даже не предполагал, что у нее может быть такая улыбка. Потом Урсула надела очки и лицо ее совершенно изменилось.

— Мистер Бойд?

— Если это вас не устраивает, почему бы вам не снять очки еще раз, чтобы устремиться со мной в постель, — предложил я ей. — Если вам нравится, вы даже можете называть меня Чарли.

Она инстинктивно отпрянула и снова налетела на низенький столик. В течение нескольких секунд ее руки бешено колотили воздух, потом она свалила столик и оказалась на ковре. Ноги ее поднялись вверх, судорожно брыкаясь. В результате этих манипуляций купальный халатик совершенно распахнулся и в течение нескольких, увы, слишком коротких секунд, я мог с интересом наблюдать забавный эротический спектакль. Наконец, ей удалось перевернуться на живот и встать. Потом с гневным рыданием она бросилась на кушетку, упала на нее и спрятала лицо в подушках. Ее плечи конвульсивно вздрагивали, и я, решив, что это надолго, сел в кресло и закурил. Однако за то время, пока я выкурил сигарету, плечи ее ни разу не шевельнулись, и лишь тяжелое дыхание подсказывало мне, что она еще жива.

— Вы немного меня интригуете, Урсула, — проговорил я кротким голосом. — Эти красивые фиолетовые глаза, эта женственность, исходящая от вас, которую я видел накануне вечером. Ваш голос был немного хриплым, немного вибрирующим, полным тысячи обещаний, конечно, не высказанных, и все это до того момента, пока я не представился. И вы так быстро изменили свой облик, что это заставило меня подумать, что вы ждали, ждали, но совсем другого человека. В прошлую нашу встречу, когда вы переоделись, я даже удивился, та ли это девушка, что была здесь несколько минут назад. Я вспомнил, как вы ударялись о предметы, когда бежали через салон. Значит, вы ждали, что это будет кто-то достаточно важный и нужный, кому вы, рискуя сломать шею, хотели показать ваши замечательные фиолетовые глаза без очков.

Девушка медленно выпрямилась, села, сняла очки и стала вытирать глаза носовым платком, который вынула из кармана халатика. Потом снова надела очки и посмотрела на меня с глубоко унылым видом.

— Неприятно то, что два человека придумывают одну историю и рассказывают ее одними и теми же словами, — продолжал я. — Я сегодня видел Фремонта, и, если бы закрыл глаза, то мог бы подумать, что слышу вас, за исключением, конечно, голоса. Слова были почти те же. Он даже посоветовал мне поговорить с вами, потому что вы можете мне рассказать про ухарские сцены, которые проходили в кабинете Максин Лорд, про ее гнусную привычку находить у людей их слабые стороны и про все остальное. Беда Фремонта заключается в том, что он слишком много приписывает себе.

— Я не могу понять, о чем вы говорите, — прошептала Урсула.

— Когда Максин порвала с Фремонтом, он, вероятно, возненавидел ее до глубины души и изо всех сил начал мстить ей. И тут ему пришла в голову мысль украсть формулу. Удар бы намного потерял в силе, если бы кражу обнаружили до того, как духи были запущены в производство. Фремонту было необходимо, чтобы факт кражи своевременно не был обнаружен. У него были три варианта: Сталь, который довел формулу до конца, Джонатан и вы. И вот тогда он без сомнения выбрал вас.

— Я вас прошу! Я вас умоляю, не говорите об этом!

Фиолетовые глаза утопали в слезах.

— У меня нет выхода, — холодно возразил я. — Фремонт видел превосходную секретаршу, носящую очки и бронированный каркас, лишающий ее малейшего подобия женщины, скрывающей все округлости. Он, безусловно, знал, будучи хорошо знаком с Максин, и о том, как длинны вечера у одинокой девушки, и о том, что вы относитесь к разряду тех девиц, которые высыхают, преданные своему служебному долгу, словно рожденные для того, чтобы оставаться девами и умереть в одиночестве. Но Фремонт поближе заглянул в ваши фиолетовые глаза и догадался, что под броней скрывается женщина нежная и уязвимая, которая только и ждет, чтобы ее обнаружили.

Мне казалось, что я повторяю уже давно слышанные ею слова, но это был единственный способ задеть за живое и уязвить Урсулу, и я продолжал:

— Тогда, совершенно неожиданно, вы заимели преданного воздыхателя. Мужчину, что ни на есть самого сладкоречивого, сумевшего разглядеть нежную женщину за бронированным фасадом. И я представляю себе, как вы каждый день забавлялись, встречая Максин в конторе и думая про себя: «Если бы она только знала!» А потом, так как дела у вас шли отлично, Фремонт заговорил о женитьбе. Ну, конечно, вы не чувствовали никакой привязанности к Максин, которая насмехалась над вами, и она получила бы то, что заслужила, если бы вы скопировали формулу и отдали ее Фремонту.