Фантом

В последний день, перед тем как пойти на мост, блондинка тоже читала. А когда встала, оставила книгу на столике, непринужденно так, на краю, будто бы собиралась вернуться. Я, к сожалению, не подсмотрела, что за книга. Не успела. Её потом забрали в материалы дела.

Может, там было такое понаписано, что она сразу поняла про жизнь что-то страшное, а я, например, не поняла бы, зачитай я эту книгу хоть до дыр, и кто-то другой не понял бы, а она поняла, потому что есть вещи, которые открываются не всем. И слава Богу.

Один мой друг говорит, что слишком умным быть плохо. Я думаю, он прав. Когда все вокруг намного глупее, тебе даже поговорить не с кем. Неинтересно. По-моему, это совсем грустно, так жить. И ещё он говорит, этот друг, что знания лишают вещи и явления романтического флера. Вот, говорит он, к примеру, закат, скажите, видели ли вы что-нибудь прекраснее оттенков закатного неба? А я, говорит он, знаю, что это просто рассеяние света на атмосферных частицах. Вот.

Но дуракам совсем, дуболомам, я думаю, тоже плохо приходится. Всяк объегорить норовит. Лично я считаю, что нужно быть как все. Середнячком. Это самое лучшее...

И всё-таки, будь у меня такое хорошее образование, как у той блондинки, я в жизни не кинулась бы с моста! Ведь это же так здорово, иметь возможность работать хоть где-нибудь кроме дешёвых закусочных! Да и деньги у неё были. Одевалась она шикарно, всё известные брэнды, стиль с иголочки, и не жалко было ей в таком шмотье в реку прыгать?

Меня спросили в полиции, не имелось ли у неё каких-либо крупных финансовых затруднений, про кредитки, всякое такое. Я им сказала, что нет. Они, кажется, с тем парнем, которому она сказала "целую, до вечера" даже хату новую собирались покупать. Я слышала, как она обсуждала по телефону какие-то евро-планировки. Вот в жизни не кинулась бы с моста, предложи мне кто-нибудь переехать из моей хрущёвки хоть куда-нибудь! Чем больше живешь, тем больше удивляешься.

Ну не было ведь у неё никаких причин!

Вот в нашей школе девочка училась, Настя. Она в четвертом классе с собой пыталась покончить. Порезала руки себе в туалете бутылочным осколком. Но у неё была причина. И очень большая причина. Несчастная любовь. Она в Сашку Круглова была втюрена, а он сказал, что она уродина. Вот вам смешно, а её это чуть до смерти не довело. Весь коридор кровищей залила. Она вообще странная была, эта Настя. Учиться не хотела, двоек вообще не боялась, хоть пять штук в ряд ставьте - плевать, смотрела исподлобья, подозрительно как-то, как волчонок. С бабушкой сумасшедшей жила и с матерью алкоголичкой. Потом её перевели из нашей школы, чтобы она разлюбила Круглова, и я не знаю, что с ней потом стало...

А ещё меня спросили, не звонил ли той блондинке кто-нибудь перед тем, как она пошла на мост.

Никто не звонил. Именно в тот день - никто.

Я вспомнила только, что неделю, может, тому назад, она говорила с кем-то по телефону, и это показалось мне не совсем обычным. Она сначала сидела вся спокойная, с улыбкой, а потом как-то вдруг резко побледнела, засуетилась; изображая беспечность, быстро наговорила в трубку каких-то ничего не значащих любезностей и распрощалась, видно было, что она чем-то жутко взволнована. Может, этот собеседник сообщил ей какую-то ужасную новость или просто сказал нечто настолько оскорбительное, что после такого и жить не стоит. Хотя... Я ни за что не кинулась бы с моста, вздумай кто-нибудь меня обругать. Как бы я в ответ его обложила! Не приведи бог! У меня дед на флоте служил. Он такие комбинации известных слов знал, закачаешься. Он частенько заряжал на меня, когда я в детстве его не слушалась. Просто люди есть двух типов. Такие, которые сразу ответят, и такие, которые смолчат и пойдут в уголок плакать...

Но этот звонок был, я уже сказала, не в тот самый день, а примерно за неделю до. И вряд ли вообще он имеет отношение к делу. Я просто так рассказала про него в полиции, потому что я чистосердечная и всё рассказываю.

Я даже потом сама спросила у следователя, удалось ли, в итоге, понять, что с нею случилось, с блондинкой-то... Интересно же.

Он сказал - нет. У неё не было совершенно никаких причин.

И в голову мне пришла тогда вот какая фишка. Пока я была совсем маленькая, бабушка иногда брала меня с собой в церковь. Там по воскресеньям священники читали проповеди, и одного из них я очень хорошо запомнила, у него были глаза зловещие, почти совсем черные, как у демона, непонятно, что вообще он в церкви делал, но он сказал как-то всей этой пестрой воскресной толпе: "Ад у нас внутри, братья и сестры, и рай там же, и только мы выбираем, который из них нам созерцать."

Должно быть, так оно и есть.

САМАЯ ЛУЧШАЯ СМЕРТЬ

Рассказ

Она стояла у окна с телефоном в руке: высокая и крепкая, в узком платье до колен, перехваченном кожаным ремешком на талии. Много раз подряд набирала она один и тот же номер, поднося аппарат к уху, хмурилась, напряженно вслушиваясь то в тишину и шуршание, то в бестолковые обрывки чужих разговоров, то в короткие гудки или механический голос робота на телефонной станции - все операторы мобильной связи были перегружены - дозвониться было невозможно.

С улицы доносились резкие автомобильные сигналы, крики, завывание сирен - гигантские пробки образовывались повсюду - она поглядела вниз - улица с высоты двадцатого этажа представлялась разноцветной мозаикой из автомобильных крыш, бегущих людей, полицейских касок и режущих глаз всплесков проблесковых маячков.

Она присела на подоконник, вытянув длинные сильные ноги в блестящих капроновых чулках и черных лакированных туфлях. Снова набрала номер - шуршание, гудок. Длинный. Впервые за последние полчаса. Ещё один. Тоже длинный. Неужели получилось? Она боялась поверить, сердце её радостно заколотилось. Третий длинный гудок и - наконец-то! - голос. Тот самый голос.

- Да. Грэм Симпсон слушает.

- Это Грета... - выдохнула она.

Опустевшая квартира хранила следы недавних спешных сборов. Вещи были вывалены из шкафов, ящиков и секретеров, грудами громоздились на столах, кровати, стульях. Девушка взволнованно ходила взад-вперед по комнате, изредка наступая на какую-нибудь забытую безделушку, а та с коротким жалобным хрустом трескалась под толстым квадратным каблуком.

- Откуда ты звонишь, малышка? - голос его потеплел, - ты уже выехала за пределы Города?

- Нет, - ответила она твердо, - я не смогла бы сбежать, не простившись с тобой.

Её семья уехала утром. Она соврала, что потеряла и никак не может найти свой паспорт (без него не пускают в несгораемый спасательный бункер под землей) и под этим предлогом осталась одна в покинутой квартире.

- Малышка, - мягко сказал он, - но это же глупо. Я знаю, что для тебя забронировано место в бункере, и ты рискуешь туда опоздать. Ракетная атака может начаться в любую минуту.

Девушка остановилась посреди комнаты и с силой стиснула трубку.

- Симпсон, - сказала она грубо, - пусть лучше чёртова ракета поцелует меня в лоб прямо сейчас, чем я проживу гребаную долгую и счастливую жизнь без тебя, ты понял? Сейчас не время прятаться от самих себя, и я знаю - ни одна женщина не может ошибиться сердцем, Симпсон, - мое место там, где ты.

- Уезжай, - сказал он.

- Ты не любишь меня?

- Нет.

- Не верю, - сказала Грета решительно, - а даже если и так, Симпсон, я всё равно не уеду, просто из вредности, сгорю здесь, в своей квартире одна, а ты сгоришь один в своей квартире, или где там черт тебя мотает, в своем офисе, за несколько миль от меня, - в её голосе появились саркастические нотки, - Если вам хочется провести последние полчаса вашей жизни в гордом одиночестве, которое вы так любите, мистер Симпсон, я не посмею вам мешать.

Она резко развернулась к окну, и свет обозначил мягким бликом крупную слезу на её щеке.

- Ты максималистка, - сказал Симпсон, и Грета прямо-таки ощутила покровительственно-нежную улыбку в тени бархатистых тёмных усиков, она услышала её отзвук в трубке, - но, кажется, ты права. Я сижу сейчас в шезлонге на крыше небоскреба в районе Роял-Платц, у меня есть бутылка хорошего вина, проигрыватель, и ящик дисков со старыми добрыми песнями...