Бажоный

К пастухам они подошли вместе.

— Ну и шобака у тебя… Кто покормит, тому и шлужит, — поддел Нифона Яшка.

— Хлеб весь скормил? — обратился тот к Васильку.

— Весь, но в чуме еще полбуханки осталось.

— Она выманит, бешшовешная, — подливал масла в огонь Яшка.

— Учти, здесь хлеб никто не даст. А собаку-попрошайку придется проучить. Тайга, ко мне, — хмуро позвал хозяин.

Собака, понимая, что ее не ждет ничего хорошего, опустив голову, подползла на животе. Нифон, вцепившись в шкуру на загривке, поднял Тайгу над землей и принялся жестоко избивать ее.

Он пинал в живот, бил кулаком по голове, приговаривая:

— Вот тебе, собака, вот тебе, гадина! Будешь меня не слушаться, еще не то тебе будет.

Тайга выла и вырывалась из цепких рук, но бесполезно. Василек задохнулся от жгучей обиды, от ярости и желания ударить пастуха.

— Не надо ее бить! Не смейте бить! Да вы что, дядя Нифон? Она же меня от оленя спасла! — лез он с кулаками на Нифона, не обращая внимания на окруживших его собак. Василек сейчас никого не боялся. — Это ведь несправедливо! Она меня спасла, а вы ее бьете!

Уставший Нифон хряснул Тайгу головой о ствол гладкой сосны и отбросил в сторону. Теперь на нее набросились остальные собаки, и каждая стремилась укусить побольнее.

У злых собак такая особенность: они никогда не упускают случая наброситься на избиваемого сородича и часто загрызают до смерти. Понимая, что Тайге грозит гибель, Василек не выдержал — схватил толстый сук, оказавшийся под руками, и давай колотить всех нападавших собак подряд. От такого натиска они разбежались. Тайга с трудом отползла за дерево и там принялась зализывать свои раны.

— Оказывается, ты смелый, Васька! — похвалил его Нифон, вроде это и не он издевался над собакой и парнишкой. Но в его маленьких черных глазах проглядывало что-то недоброе.

— Прикармливай, прикармливай Тайгу, а еще и Серого, и Яшкиного Шалого.

Коренастый и широкоплечий пастух Яшка, с ухмылкой наблюдавший за происходящим, выпучил глазки на Нифона, ничего не понимая.

Вытирая набежавшие от жалости к собаке слезы, Василек с удивлением смотрел на пастуха, резкая перемена отношения которого несла что-то непонятное и тревожащее.

Вечером, как и в первый день, пригнали оленей к чуму и принялись за ужин. Ели жареную печень лося с картошкой, пили заваристый, крепкий чай.

Потом Нифон вышел из чума и вернулся с мослами ног лося.

Васильку трудно и представить, как тот смог в темноте отыскать убитого лося и отрубить от туши ноги, и принести в чум. Он знал, что фонарика у пастуха не было.

Мослы сохатого положили на жаркие угли в печке и время от времени поворачивали их. Вынув из печки, немного остудили и обухом топора раскололи на чурке.

— Бери, Васька, мосол и ешь мозг — вкусно, — предложил Нифон.

И Васильку действительно понравилось это кушанье.

А пастухи с таким усердием высасывали содержимое трубчатых костей, что жир стекал им на подбородки. Затем они принялись за прожарившееся на костях мясо, ловко отсекая кусочки его у самых губ ножами. От тепла и приятной пищи все разомлели и стали готовиться ко сну. Но Василек еще долго не мог заснуть после того, как, устроившись на постели, Нифон сказал ему:

— Как прикормишь собак и слушаться тебя станут, мы с Яковом на день-два в деревню съездим, в бане вымоемся.

«Как я один в тайге останусь? Справлюсь ли с оленями?» — встревожился парнишка. Однако сон все же сморил и его.

Проснулся он от гневных выкриков Яшки. Было еще темным-темно, а он уже сходил к туше лося и взбешенный вернулся в чум. Василек его таким еще не видел.

Пастух метал громы и молнии. Разбуженный шумом парнишка долго не мог понять, что же такое произошло.

— Вот шкотина подколодная, падаль лежачая, наше мяшо жрет. Я ему проштрелю башку-то. Будет знать, как наше мяшо воровать. Шадок шъел, шобака, хоть бы подавилша… возмущался Яшка.

— Ты че завелся, че завелся-то с утра? Бутылку что ли выпил? — прикрикнул на него Нифон. — Твоего ли ума тут дело?! Поставим на топтыгина капкан — сам к нам попадет, а уж мы с него шкуру сдерем. Ешь быстрей и иди на перехват — олени выпущены.

Яшка умолк и, быстро поев, вышел в ограду, где его ждали собаки. Хотя он и был небольшого роста, но широкая спина и бычья шея убеждали в его физической силе. Однако Нифону Яшка подчинялся беспрекословно.

Следом за Яшкой отправились в путь и Нифон с Васильком.

— Пойдем, Васька, к реке. Фетель-то мы вчера так и не проверили, — сказал Нифон.

Но все мысли Василька были о том, как бы заставить Нифона поставить капкан на медведя. Какой деревенский мальчишка не мечтает добыть топтыгина, а тут безо всякого риска можно шкуру хозяина тайги заполучить. Другого такого случая может и не быть. А рыба из фетеля никуда не денется.

Василек нехотя забрел в воду и палкой нащупал в мешке несколько рыбин. «С таким уловом мы провозимся долго, — размышлял он. — Времени на капкан не останется. Не сегодня-завтра нарочный за мной придет: тетка из Тулы приехала. Так и не узнаю, как на медведя капканы ставят».

И парнишка пошел на хитрость.

— Сегодня пусто, дядя Нифон.

— Странно! Ты лучше пошуроди палкой-то, нащупаешь!

Василек сделал вид, что еще раз проверил фетель, тыча в мешок, и выбрел из речки на берег.

— Семга сейчас копует и идти должна, — размышлял куривший Нифон. — Может, кто из деревни приходил и перегородил речку ниже? Рыба дальше и не пошла, стала к нему в сетку ловиться. Сходить что ли в низовье посмотреть, Васька?

— Дядя Нифон, капкан некогда будет ставить.

— Капкан? Какой капкан? Ах да, на медведя! Обнаглел зверюга, совсем распоясался. Да, капкан-то тяжелый, а оленей подвезти — нет. Когда-нибудь в следующий раз поставим.

— А мы его на жерди понесем, — мигом притащил парнишка крепкую сухую жердину.

— Ну давай понесем, коли охота, — покладисто согласился Нифон.

Пролив сто потов, донесли они тяжелый капкан до туши лося.

— Протри салом зубья, пружины, пробой, скобу, цепь и портно, — распорядился Нифон закуривая.

Василек с радостью принялся за дело. Пока он протирал заржавевший капкан, Нифон, накурившись, обгородил лосиную тушу забором, оставив лишь небольшой вход. В него и поставили капкан, замаскировав его мхом, и пошли за оленями.

— Дядя Нифон, а что если собаки попадут вместо медведя? Голодные ночью пойдут мясо есть и попадут.

— Дак они ж не дуры, видели мы капкан ставили.

— А Яшкины собаки не видели, — не унимался Василек.

— Попадут — дак пристрелим, разговору-то куча.

И в эту ночь Василек долго не сомкнул глаз: все ждал — вот-вот заревет попавший в капкан медведь. В лесу стояла тишина.

— Что, Вашка, глаза крашные? Ночь не шпал? — посмеивался над ним утром Яшка. — Иди, мишка в капкане шидит, тебя дожидаетша.

Нифон с Васильком, пересчитав, выпустили стадо и пошли к лосю. И диву дались: до чего смышленый зверь оказался. В проход, где стоял капкан, не пошел, а разобрал забор и проник в ограждение сзади. Тяжелую голову лося медведь бросил в капкан, он и захлопнулся. А самой жирной и мягкой задней частью лося зверь полакомился.

Нифон побагровел от злости.

— Не поймать нам его, Васька: слишком мудрый и хитрый этот топтыгин. Если б ему вместо когтя палец, так он и стрелять бы стал. Зря валандаемся.

— Дядя Нифон, ну еще разок капкан насторожим! — взмолился Василек. — Я все сделаю, помоги пружины сжать.

— Насторожить можно, но пустое это занятие. Зверь понял, что мы замышляем.

Однако Нифон, все же заделав отверстие, разобранное в заборе медведем, укрепил его кольями. А в оставленный проход они с Васильком прикатили толстый лиственничный чурбак. И Василек обухом топора забил в него пробой от цепи с капканом и, набрав в подол рубахи на стороне ягеля, замаскировал им капкан и следы.

Этот день прошел без происшествий.

А когда олени потянулись на ночь в чум, пастухи вновь заговорили с парнишкой о своем — съездить в деревню.