Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 12

В указанном смысле психический образ мира подобен чуду. Он проявляется в Этом мире как эффект нашего восприятия мира (или миром самого себя), но он сотворяется вне этого мира, и мы никогда не узнаем как.

Здесь нам могут возразить, что динамика структурирования психического образа во времени активно изучается современной психологией. Это действительно так. Но что является предметом этого изучения? Промежуточные, парциальные образы. Целостный перцепт как бы раскладывается во времени на свои элементы, что само по себе, конечно, интересно, но никак не приближает нас к знанию того, как и где возникают сами эти элементы, и как они соединяются в целое. Не будем забывать о том, что образ любого уровня сложности дан нам непосредственно.

Для ответа на последний вопрос одному из классиков гештальт-психологии потребовалось сформулировать более ста законов только для того, чтобы объяснить, как элементы образа складываются в целостный образ. Вот один из них: «Близкие в пространстве элементы объединяются в гештальт (целостный образ)». Но стоит только поставить испытуемому другую задачу, и он легко разделит близкие в пространстве элементы и соединит далекие. Закон исчезает, что не мешает структурированию перцепта в новых условиях. Для этих условий, однако, несложно сформулировать другой закон, а если ста с лишним будет мало, то никто не мешает расширить их множество. И это не ирония, а описание нормального хода эмпирической науки. Нас здесь, однако, интересует нечто другое.

Итак, мы утверждаем, что происхождение психического образа этого мира не принадлежит этому миру и не может быть представлено средствами нашего познания. Психический образ, по нашему мнению, представляет собой одну из границ Это – Другое. Сотворяясь в Другом, он проявляется в Этом мире как эффект познания миром самого себя. При этом психический образ есть часть нашей души, из чего следует, что часть нашей души (соответствующая часть образа – его начало) находится вне Этого мира. А так как образ лежит в основе практически любого психического акта, то следует заключить, что всякое душевное движение сотворяется не здесь, не в этом мире, а только проявляется в нем.

Вышеизложенный анализ позволяет нам уже наметить главные пункты ответа на вопрос, поставленный в предыдущей главе: «Как возможно для человека, не способного никак познать Другое, моральное и вообще ценностное поведение?» Мы видели, что человек в своем душевном устройстве совсем не чужд Другому. Часть его души находится за пределами Этого мира. Другое рядом с нами, оно как бы у нас за спиной и через нас проникает в Этот мир, становясь Этим. Помня же о том, что Бог сотворил и одно и другое, и все держит в деснице своей, мы понимаем, что только безумная гордость может говорить, что человек способен познавать этот мир своим умом так и тогда, как и когда он сам задумал, а далее и действовать на основе полученных знаний по своей воле. Из вышеизложенного легко видеть, что сама основа знания, его образная ткань (логическим познанием мы займемся в следующем параграфе), не принадлежит Этому миру, никак от нас не зависит, а как и где сотворяется – мы не только не знаем сейчас, но и в принципе знать не можем. Не есть ли в этом смысле каждый наш взгляд на этот мир погублением души в Другом и последующее ее оживление в Этом. Во всяком случае сама наша душа расположена на границе Это – Другое, и если с этой стороны для нас дверь всегда заперта, то с той стороны, напротив, всегда открыта. Не в этом ли источник нравственного совершенствования? Почему и Спаситель призывает нас: «Внемлите себе», а также и святые отцы: «Вонми убо себе, да вонмеши Богу» (Василий Великий). Здесь, однако, возникает следующий вопрос: как быть с тем, что Бог наделил человека свободной волей? Ответ на этот вопрос мы попытаемся дать в соответствующей главе, а теперь перейдем к анализу границы Это – Другое в более общем ее представлении относительно видимого мира в целом.

2.4. Мировой порядок





«Тот, кто по сущности не допускает участия в Себе cущим, изволяет иным способом сопричаствовать Ему могущим это сделать, но (Сам) совершенно не выходит из (Своей) сущностной сокрытости, поскольку способ, которым Он изволяет сопричаствовать (Eмy), всегда остается закрытым для всех. Следовательно, как Бог изволяет участвовать в (Себе) способом, о котором ведает Он (один), так Он и хотением (своим) привел в бытие сопричаствующих (тварей) в соответствии с логосом, постигаемым только Им….

Ранее мы утверждали, что граница Это – Другое носит сугубо гнесеологический характер, т. е. физическое взаимодействие Этого мира с Другим представляется нам невозможным. Этот пункт создает, очевидно, определенные трудности на нынешнем этапе исследования. Действительно, если никакое взаимодействие между физическими процессами Этого мира и Другого невозможны, то не существует границы Это-Другое, непосредственно выходящей на мировой порядок. Остается сделать вывод о полной погруженности материального мира в себя, а следовательно, и полной непричастности его миру Духа. Но тогда Этот мир утратил бы свою целостность и сделался бы, кроме того, также совершенно непознаваемым для нас. Однако это не так. Все дело в том, что Этот мир сотворен в соответствии с неким логосом, ведомым одному лишь Богу. И если сам этот логос мы никак не можем познать, по слову преп. Максима Исповедника, то закономерные следствия его в этом мире нам открыты в виде вполне определенных (научных) законов устройства мира.

Законы сотворяются вместе с явлением и являются отражением Божественного логоса. Осознание этого факта направляет мысль ученых к поиску все более общих законов и теорий, что позволяет науке расширять и уточнять картину Вселенной, стремясь к целостности ее описания в системе единиц знания. Именно цель получения такой единой картины природы и вдохновляла ученых и философов начиная с эпохи Возрождения вплоть до конца XVIII века. У некоторых дерзких авторов эта цель даже формулировалась как попытка раскрыть замысел Творца.

Однако по мере развития науки ученых-энциклопедистов становилось все меньше, а возможности построения единой системы знания о Вселенной оценивались как все менее вероятные. Окончательно невозможность построения внутренне непротиворечивой, логически замкнутой картины мира была доказана Геделем в его известной теореме о том, что в любой системе аксиом найдется хотя бы одна недоказуемая внутри этой системы. Из этого следует, что всякое научное знание в пределе опирается на некоторый недоказуемый постулат. Фактически здесь мы имеем ту же самую ситуацию, как и при рассмотрении границы Это – Другое, проходящей через психический образ.

Точно так же, как мы искали внутри нас конечное наблюдающее «Я» и не нашли его, здесь мы будем искать в любой области научного знания все более общую систему знаний (в которой доказывается недоказуемый постулат предыдущей) и никогда не найдем ее. Таким образом, всякое научное знание в пределе опирается на недоказуемый постулат, т. е. во всяком знании любого уровня обобщенности содержится нечто, что мы никогда не узнаем, что лежит за пределами Этого мира и в нем никак не представлено. На основании вышесказанного нам представляется возможным предположить, что закон протекания любого явления, познан он нами уже или будет еще познан, только реализуется в этом мире, тогда как сотворяется в Другом. Если вновь вернуться к словам преп. Максима Исповедника, то Другое представляется нам здесь тем самим способом сопричастности Ему (Богу), который для нас навсегда останется закрытым. Переформулируя это утверждение, мы получим, таким образом, что сам этот способ, или закон протекания явления в Этом мире, расположен на границе Это – Другое. Здесь, однако, следует разделить понимание закона природы как формы нашего рассудочного мышления и как порядка, сообщенного миру в момент творения или его чудесного совершенствования. Приведенные обоснования того, что замкнутой внутренне непротиворечивой системы знания не существует в Этом мире, свидетельствуют нам, что и закон как форма мирового порядка и закон как форма нашего мышления оба рассечены границами Это – Другое. Однако они, несомненно, имеют разный смысл с точки зрения Промысла Божьего. Если первая открывает дверь (со стороны Другого, конечно) промыслу о вещественном мире, то вторая является, на наш взгляд, источником нового знания, т. е. фактически основой творческого мышления. Тайна творчества о этой точки зрения в самом общем виде состоит в том, что новое знание приходит в Этот мир через нас. Что было осмыслено и исследовано еще Платоном. В Этом же мире знание получает через нас еще и нравственную составляющую, как отнесенное к человеку, а через него прославляющее Творца в его творении. «Для того Он и дал людям знание, чтобы прославляли его в чудных делах его» (Сир.38.6). Сам же творческий акт, по сути дела, ясно запечатлен в словах пророка: «Виждь смирение мое и труд мой». Если ученый достиг этого, то он имеет существенный шанс стать великим, как, впрочем, и философ, и деятель иных творческих занятий.