Озаренные

В темноте лавы смутно вырисовывались черты лица профессора, по его голосу чувствовалось, что он иронически улыбается.

— Видите, профессор, у нас в Абхазии есть такая поговорка: лучше идти, чем бежать, лучше сидеть, чем идти, лучше лежать, чем сидеть...

— Не понимаю! — вспылил Скарбеев. — Не понимаю кавказских поговорок.

— Все очень понятно. Ничего не делай — никаких «пережимов» не встретишь, — подчеркнуто спокойно продолжал Лабахуа. — Я три года здесь работаю, а два раза только на «пережим» натыкались. Не страшно! Подорвали! И теперь подорвем! Пустое дело.

— Может быть, товарищи из комиссии покажут, как с «земником» бороться, — сказал Алексей. — Своим умом пока не добираем...

— Ну, как работается? — спросил Скарбеев Шаруду, не ответив Заярному.

— Курорт! — громко сказал Микола Петрович, даже эхо откликнулось в пустоте выработки.

— Как курорт?

— А так курорт, тому, кто молотком раньше рубал...

— Но все-таки, когда бывают неисправности, приходится попотеть? — допытывался Скарбеев.

— А вы откуда, товаришок? Шахтер? — поинтересовался Шаруда.

— С вами говорит профессор Скарбеев... Слышали такую фамилию? Он горняк не в меньшей степени, чем вы, — поспешил объяснить Коликов.

— Дуже приятно, молодой человек. Мы ученых людей поважаем. Они по науке знают, как простым людям раньше хлеб доставался... шо же вам сказать? Машина такая, шо я б всех профессоров скликав сюда в лаву и высрамил: шо ж вы раньше, сто чертей вам в ребра, такой машины не придумали? Я б тогда в десять раз здоровше был... Теперь, товарищ профессор, я только земничок сбиваю, — продолжал Микола Петрович, — а то вси ци глыбины оцими руками вывертував. — Он поднес прямо к лицу Скарбеева свои руки.

— То есть как? Не понимаю...

— Тут и понимать нема шо — то руки робили, а то машина за меня все делает, товарищ профессор. — Микола Петрович надвинул шлем и приблизился к машине.

— Посмотрим теперь, как нарезают нишу, — предложил Скарбеев. Благодарю за объяснение...

— Шо вы! Тут же пояснять не треба, когда очи у людей есть. Все видно. А вы из Москвы, мабуть? Коли побачите министра, скажите ему, шо проста людина, донецкий шахтер Микола Шаруда передает поклон всем, хто цю машину до нас послав. А конструктору мы свою ласку сказали...

— Вы напишите министру сами. Я с министром в чисто служебных отношениях. Мне неудобно передавать...

— Бачу, шо неудобно, — улыбнулся Шаруда. — Ну, бувайте, живить добре! А мы будем уголек скалывать, — он включил автоводитель «Скола».

— Что ж, это все пока органолептические наблюдения, — поднимаясь к вентиляционному штреку, заключил Скарбеев, — установим приборы — попробуем силенку «Скола»...

Алексей, сославшись на то, что ему нужно оформить заказ на подшипники, отстал от комиссии.

— Той профессор людина себе на уме. Спрашивает одно, а думает другое, — делился после смены Шаруда с Алексеем. — Та и мы не без царя в голове...

22

На третий день пребывания на шахте профессор Скарбеев зашел к Звенигоре. В кабинете начальника шахты находился Коренев.

— Как дела, товарищ профессор, чем порадуете? — приветливо спросил Звенигора. — Познакомьтесь. Это наш парторг — Коренев Владимир Михайлович.

Скарбеев поклонился, молча протянул руку.

— Наша работа подходит к концу. — Он улыбнулся, произнеся слово «работа». Все три дня Скарбеев и другие члены комиссии дежурили в бригаде Шаруды. — Нужно собраться, поговорить... Я хочу поделиться своими впечатлениями. Многое из того, что я предполагал, о чем предупреждали на техническом совещании, подтвердилось. Заярный напрасно ко мне относится тенденциозно, нетерпимо. Я сам хочу, чтобы машина работала успешно.

— Это вы хорошо надумали, профессор, — сказал Звенигора, — собраться, обговорить, посоветоваться. Посоветуемся, когда собраться, кого собрать.

— Завтра у нас технический совет шахты, — напомнил Коренев.

— Правильно, Владимир Михайлович. Соберем весь наш производственный актив, — согласился Звенигора.

— Мне кажется преждевременным массовое обсуждение, — возразил Скарбеев. — Здесь вопросы сугубо технические, касающиеся машиностроения. Я хочу доложить о них только руководству, людям, знающим теорию.

— Вот потому, что это технические вопросы, мы и познакомим с ними наших производственников, — настаивал Коренев. — Объяви сегодня, Кирилл Ильич, что профессор Скарбеев завтра сделает доклад.

— Позвольте, какой доклад? — перебил Коренева Скарбеев. Он был обескуражен. — Я пришел сам. Это моя инициатива... Я просто хотел сделать сообщение. Меня никто не может обязать. У нас по этому поводу еще нет мнения министерства.

— Но есть ваш акт — ваше мнение, с которым, надеюсь, министерство будет считаться, — сказал Коренев. Он сидел, не сводя пытливого взгляда со Скарбеева.

— Ну какая разница, как мы назовем? Сообщение или доклад, — примирительно проговорил Звенигора. — Значит, сегодня на наряде и объявим.

— Собственно, я не знаю, как еще со временем будет, мне нужно подытожить личные наблюдения.

— Час-другой найдете для шахтеров... — пожимая руку профессору, сказал Звенигора, — значит, завтра в четыре, после наряда...

Скарбеев вышел из кабинета.

«Дернула меня нелегкая идти напрашиваться на этот доклад, — мысленно ругал он себя за свой визит к Звенигоре. — Лучше было бы перед самым отъездом зайти и коротко сообщить о наблюдениях...»

Скарбеев постоял на крыльце бытового комбината шахты. Медленно пошел по улице поселка, свернул к клубу. Присел на скамейку. Он был расстроен не только разговором со Звенигорой, но и поездкой, всей этой историей со «Сколом». Он уже не раз ругал себя за то, что не промолчал тогда на совещании.

После посещения машинной лавы у него осталось чувство раздвоенности. Как ни старался он выискать существенные недостатки в работе машины, как ни придирался,— ему не удалось найти их. Плохо организовано крепление? Ну что ж, во всех машинных лавах оно далеко не блестящее. Протодьяконовская «теория крепи» сейчас не годится. Новую теорию нужно создавать...

23

Заседание технического совета шахты наметили провести в кабинете Звенигоры, но пришлось перейти в клуб — собралось более пятидесяти человек.

Скарбеев, внешне спокойный, был озадачен таким интересом шахтеров к узкой, по его мнению, теме. Его беспокойство выдавало только то, что, сидя за столом президиума, он все время перелистывал стопку чертежей.

За несколько минут до начала совета Скарбеев сказал Звенигоре, что сообщение сделает Коликов, а сам он потом, если нужно, дополнит, ответит на вопросы.

Звенигора только пожал плечами.

— Ну что же, Коликов так Коликов!.. Все равно ведь от имени комиссии?

Коликов был польщен тем, что Скарбеев поручил делать сообщение ему, а не другому члену комиссии. Он с безучастностью автомата стал докладывать наблюдения, выводы. Выходило, что машина непроизводительна, неудачна в обслуживании, к тому же опасно ее эксплуатировать до того времени, пока не разработают механического крепления. В зале было сумрачно и тихо, хотя солнечный день ласково заглядывал во все окна.

— Поховали! — раздался чей-то насмешливый голос, когда Коликов окончил.

— И крест поставили, — добавил кто-то. Зал дружным смехом реагировал на реплики.

— Кто хочет высказаться? — спросил Звенигора. Все молчали.

Алексей что-то сосредоточенно заносил в блокнот, просматривая то одну, то другую таблицу.

— Может быть, вопросы есть? — нарушая молчание, спросил Скарбеев. — Что непонятно? Я могу объяснить.

— Вопросы есть... — поднялся со стула Бутов. — Может быть, товарищ профессор скажет, есть ли машина лучше «Скола»? Когда ее дадут нам на шахту?

— Еще вопросы есть? — повторил Скарбеев.

Шахтеры пытливо, чего-то выжидая, смотрели на него.

— А вы на этот сперва ответьте, — крикнул кто-то из зала, — потом еще спросят.