Лакуна

Сегодня ровно пять лет с тех пор, как Лев в последний раз видел солнце. Или произнес «сынок» — он единственный, кто когда-либо звал меня так. Озорной вид, с которым давал почитать недавно обнаруженный роман. И полный мольбы последний взгляд через плечо, когда он уходил с Джексоном: «Спасите меня от этого зануды!» Белые манжеты, намокшие, как бинты, капли крови на белой бумаге — все эти образы почти улетучились, стерлись из памяти. Но всплывает очередная картина, и вздрагиваешь, словно заметил в углу комнаты незнакомца, хотя думал, что один. Воспоминания не всегда сглаживаются со временем; некоторые режут, как острый нож. Льву бы жить и жить. Убийство тяготит как неоплаченный долг, а смерть — как незаконченное дело.

Сегодня ни в одной комнате дома не было покоя, и даже радио не отвлекло: передали новость о жестоком убийстве в южном районе городе, на одном из кожевенных заводов. На кухне надрывался чайник, точно Наталья, истошно выкликавшая имя Льва. Звук может трансформироваться прямо в голове.

Казалось, хотя бы в библиотеке можно укрыться от мыслей, но увы. В комнате наверху на столах вперемешку с книгами лежали стопки газет с рваными краями. Его стол, все предложения, оставшиеся незаконченными. Где-то на восковых цилиндрах по-прежнему хранится его голос. Его настольный календарь (если, конечно, он еще на месте) открыт на 20 августа — последняя страница, которую он перевернул, полный жизни и надежд. При мысли об этом сердце сжалось от тоски; оставалось, упав в библиотеке на колени, ждать, пока что-то внутри не лопнет, пролившись на кленовые доски пола. Темная кровь, сочащаяся между половиц.

С небес на землю обрушился ад. Репортер «Таймс» полетел свидетелем, чтобы проверить, станет ли ему в час начала атаки жаль «бедолаг, которые вот-вот должны погибнуть». Оказалось, нет: дескать, достойная расплата за Перл-Харбор. Вообще-то в то утро летчики собирались сбросить бомбу совсем на другой японский город, на других мужчин, собак, детей и матерей, но, как назло, небо над ним затянули тучи. Когда пилотам надоело кружить над окрестностями, выжидая хорошей погоды, они полетели на юг и выбрали Нагасаки, небо над которым было чистым.

Не было гвоздя — подкова пропала, не было облака — погиб целый мир.

Кровь за кровь. Не те, так эти. Война — вот основная математическая задача. Невероятным усилием мысли мы выводим ответ, уверенные, что нам все же удалось решить чудовищное уравнение со множеством неизвестных.

День победы над Японией. Не будь на клавиатуре пишущей машинки букв «п» и «я», сегодня она оказалась бы абсолютно бесполезна. Заголовки газет могли бы быть больше, только если бы слова «ЯПОНЦЫ СДАЛИСЬ» напечатали по вертикали во всю страницу, а не сверху. Аллилуйя, Хирохито пал на колени.

На одном из многочисленных церковных пикников в честь победы одна девочка утонула в Суоннаноа. Сегодня вечером наведался Ромул, чтобы покачаться на садовых качелях у меня на веранде и сообщить эту новость, потому что он там был: пропала девочка с белыми лентами в волосах, ее искали несколько часов и нашли на песчаном дне реки, на небольшой глубине. Рассказал и замолчал. С площади Пэк доносилась музыка; кто-то по-прежнему праздновал победу. Ромул признался, что не понимает, хороший сегодня день или плохой.

Макартур заявил, что окончилась великая трагедия. Мы включили радио, и уверенные голоса приободрили мальчика. Когда-то этот самый Макартур проезжал мимо на коне, а стайка мальчишек немногим старше Ромула приветствовала его громкими возгласами. Он то играл в поло за академией, то нацеливал солдатские штыки в грудь участников Армии вознаграждения. «Смерть больше не льется с небес, — сказал он. — Люди ходят выпрямившись во весь рост под солнцем, и повсюду воцарился мир». Еще Макартур признался, что говорит за тысячи навеки замолчавших губ, за тех, кто упокоился в джунглях и на дне океана. Но как он может говорить за столько немых ртов, оказавшихся под водой? В них теперь тычутся носом рыбы, жируя на чужом несчастье.

Дорогая Фрида,

посылаю вам маленький подарок — мою книгу, только что прибывшую из Нью-Йорка. Мистер Барнс обещал, что в магазинах она появится к пятнице на той неделе, но мне отправил два экземпляра с припиской: «Это для ваших родителей». Обложка просто загляденье, как вы сами убедитесь. Вдалеке виднеются храмы-близнецы Тлалока и Уицилопочтли; языки пламени и полуодетые женщины, убегающие от вражеских солдат, видимо, призваны искупить любые исторические неточности. Мне было сказано, что в случае «Унесенных ветром» такой формат оправдал себя.

В городке даже не догадываются, что у меня вот-вот выйдет книга. Соседки находят подозрительным, что у меня нет ни честолюбия, ни семьи. Мисс Эттвуд по-прежнему названивает; с фронта пока что мало кто вернулся, так что она обходится старым запасом. На прошлой неделе мы были в кафе «У Бака», которое открылось недавно — к восторгу публики. Еду в нем упаковывают как почтовую посылку и относят на посыпанную гравием стоянку, где вы в машине ждете заказ. Предполагается, что посетители будут есть прямо в салоне, глазея на соседей с кетчупом на подбородке и салфеткой на руле. Вы бы рыдали от смеха. Зато теперь мы можем купить бензин, продукты, а скоро дело дойдет и до автомобилей. Так почему бы не воспользоваться всем этим сразу?

После окончания войны у американцев осталась масса нерастраченной энергии, которая не находит себе применения. А еще куча денег от продажи облигаций военного займа, которые не на что потратить. Разве что кому-то понадобятся свинцовые трубы или солдатские полевые ботинки, поскольку это единственное, что фабрики навострились выпускать. Почти все товары по-прежнему по карточкам. Трумэн пытается контролировать рост цен, пока сохраняется нехватка продукции, но производители учуяли, что денежки у народа водятся. Привели в Конгресс специалистов по рекламе, дабы те убедили законодателей, что свободная торговля необходима, а Гарри Трумэн — приверженец идей Карла Маркса. Но все мои соседки решительно на стороне Гарри и Маркса: они прекрасно понимают, что контроль над ценами — единственное, что отделяет нас от бифштексов по двадцать долларов. Признаюсь вам в непатриотичном желании купить холодильник, но если сейчас в городе появится «Филко»[188], то без продовольственных карточек, введенных Управлением по регулированию цен, пусть катится к миссис Вандербильт, а я не готов платить за холодильник столько же, сколько по закладной за дом.

Тем временем мужья соседок строят планы, как купить машину на черном рынке, посложнее Кодекса Ботурини с его многочисленными поворотами сюжета. Ромул, мой юный информатор, сообщил, что его отец отправился к торговцу автомобилями за новым «фордом», который официально еще не поступил в продажу. Отцу сказали, что если он купит у продавца собаку за восемьсот долларов, то ему бесплатно предоставят автомобиль, чтобы отвезти щенка домой. Ромул ликовал. Но не из-за машины, а из-за собаки.

Впрочем, кое-что можно раздобыть и без карточек, а именно мою книгу. Пожалуйста, не считайте себя обязанной ее читать: вы и так сделали достаточно. Лишь взгляните на страницу с посвящением, где вы найдете знакомое имя. Прошу прощения за название. Мистер Барнс уверяет, что «Вассалы ее величества» заинтересуют читателя, а кому и знать, как не ему, ведь это же его хлеб. А как бы поступили вы, если, скажем, хранитель музея заявил, что по бокам от ваших картин нужно повесить розовые кисейные занавески? Впрочем, я догадываюсь: вы бы ткнули ему кистью в глаз и посоветовали закрыть кисейными занавесками свое кривое рыло.

Но я не так смел, как вы, и решил не спорить с компанией, благодаря которой зарабатываю на хлеб с маслом (а возможно, и на «Филко»). Я всем доволен, и к новой родине у меня нет претензий; вот только жаль, что маслины здесь невкусные и нету перцев, которые понравились бы не только ребенку, но и взрослому. Посылаю вам доказательство своей необъяснимой удачи. Подложите его под дверь, чтобы не сквозило, и знайте, что я вам бесконечно признателен.

188

«Филко» (Philco, the Philadelphia Storage Battery Company) — итало-американская марка техники.