Лакуна

Миссис Доктор добавила, что революция подорвала моральные устои, превратила храмы в редакции газет и кинотеатры. Раньше, сказала она матери, существовали законы, сдерживавшие всяческие безобразия, такие как азартные игры, концерты, разводы, выступления циркачей. Во времена Порфирио такого срама в глаза не видали.

Мать как раз ничего не имеет против развода и циркачей. Ее любимая песня — «Сойдет что угодно». Но она положила руку на кружевной рукав миссис Доктор. Словно беспомощная мать, которая растит сына одна и нуждается в совете.

День святого Ипполита, вступительные экзамены в Препараторию. Сущая пытка. Хуже всего оказалась математика. Экзамен по латыни обернулся игрой в отгадки. За окном весь день галдели зеленые попугаи, клевавшие желтые цветы, похожие на трубки.

Сегодня начинается год мучений в школе для умственно отсталых, глухонемых и трудных детей на авениде Пуиг. Класс похож на тюремную камеру, полную страдающих преступников; окна расположены высоко вдоль одной стены и забраны решетками. Не ученики, а какие-то малыши да обезьяны. Ни одному, похоже, даже близко нет четырнадцати: все они ростом с павианов. Святая Дева с глубоким сожалением остается снаружи, на своем цементном пьедестале в крошечном садике. Своего сына Иисуса она отправила внутрь вместе с прочими бедолагами, и сбежать ему тоже не удалось. Он пригвожден к кресту на стене и умирает целый день, закатывая глаза за спиной сеньоры Бартоломе: даже Ему невыносим вид ее глиняных тумбообразных ног и этих омерзительных туфель.

Она учит лишь одному: «Estricta Moralidad!»[78] Тропический климат располагает юных мексиканцев к распущенности нравов, говорит наставница.

Сеньора Бартоломе, perdón[79]: мы находимся на высоте 2300 метров над уровнем моря, так что, строго говоря, это не тропики. Среднемесячная температура варьируется от двенадцати до восемнадцати градусов Цельсия. Так сказано в «Географическом атласе».

Наказан за дерзость. Трудный подросток, и точка. В первый же учебный день. Завтра, вероятно, превращусь в глухонемого. А там, глядишь, и до умственно отсталого недалеко.

В классе не читать. Сеньора Бартоломе говорит, что книга отвлечет от ее уроков гигиены, морали и самообладания. «В кабинете директора ты запоешь по-другому». Видимо, намекает, что там «железная дева»[80] и дыба.

После обеда старшие мальчики дерутся на мечах, младшие играют в «куриц и ястребов». И, если один из учеников сделает ноги, спасаясь из этого дурдома, сеньора может только обрадоваться. Мать тоже ничего не заметит. Не до того ей: кипит от злости из-за огромного дома Кошелька в Колония-Хуарес с девятнадцатью служанками. Нам едва ли дастся там побывать — из-за жены мистера К. Большие планы матери оказались никуда не годными. Как мусор, плавающий на воде в переулке после дождя. Суббота — лучший день на рынке Мелькор-Окампо. Всем заправляет старая торговка сигаретами по имени Ла Перла; она велит девушкам прибраться в цветочных ларьках. Guapo, ven aqui[81], возьми деньги и сходи купи мне пульке. Я вижу тебя здесь каждый день, novio, ты что, для школы слишком красив?

Красавчик! По мнению смахивающей на ящерицу старухи.

Сегодня Кошелек наведался в casa chica, но ушел рано. Все в паршивом настроении, даже Бог. Дождь лил как из ведра; казалось, что небеса иссякнут, и вода отступит, как море в отлив. Мать сперва рыдала, потом пила чай, как иностранка, пытаясь утопить в нем свои мексиканские страсти. Он кричал, что она витает в облаках, он мужчина, а не золотая жила, Национальная революционная партия распадается, и все, что он строил, над чем работал, уходит в песок, как вода на улицах. Американские компании сбегут за границу, как Васконселос. Мать понимает, что мы можем в любую минуту лишиться этой квартирки. Будем собирать объедки на рынке, как нищие. И мыться только в День св. Иоанна.

День Независимости; город кипит парадами в честь революции. В школе кретины подготовили костюмированное представление — национальные танцы. Девочек нет, так что без пары. Учителя устроили патриотический банкет: рис в цветах национального флага, зеленая и красная сальса. Чашки с рисовым отваром, засахаренный миндаль, всего по чуть-чуть и не досыта. Во главе стола — миска с гранатами. Сеньора Бартоломе положила записку: «Берите по одному, Господь наш Иисус наблюдает за вами!»

Вторая записка появилась на другом конце стола, возле засахаренного миндаля: «Берите сколько хотите, Иисус наблюдает за гранатами». Мальчишки от смеха фыркали рисовым отваром. Шутник заработал всеобщее одобрение — и порку. Но у директора слабые руки. На половине устал, присел отдохнуть и поинтересовался: «Неужели для тебя не нашлось местечка получше этой мерзкой богадельни?»

Сбежал из школы еще до утренней переклички. Вверх по авениде Пуиг и прямо, мимо больницы для прокаженных. Мимо площади Санто-Доминго, где писцы пишут письма для тех, кто сам не умеет. Несколько кварталов multifamiliares [82] с крошечными балкончиками вроде нашего; дома выкрашены в розовый, голубой или коричневато-желтый цвет. Деревянные трамваи едут по прямой: с севера на юг, с запада на восток. Так построили город ацтеки — с Templo Mayor[83] в центре. Испанцы не смогли изменить того, что заложено изначально.

На Сокало толпились продавцы льда, женщины с длинными косами, торгующие овощами, шарлатаны, продающие чудеса. Запах копаля. Звуки шарманки. Продавец carnitas[84] и голодные мальчишки, преследующие его по пятам, как собаки. Несколько учащихся Препаратории разыгрывают на улице сценку про Ортиса Рубио и Кальеса: президент был марионеткой, а старый диктатор Кальес — его кукловодом. Ученики Препаратории тоже улизнули с уроков.

Кратчайший путь домой — по берегу канала Вига, в котором плавают газеты и одна дохлая собака, распухшая, точно желтая дыня.

Сегодня на рынке Мелькор видел фантастическое зрелище. Служанка несла на спине клетку, полную птиц. Голубая шаль была обернута вокруг клетки и завязана спереди. Девушка шла ровно, не клонилась вперед: вероятно, клетка из ивовых прутьев была очень легкая, но возвышалась над ее головой, с башенками, как японская пагода. Внутри сидело много птиц: зеленые, желтые, они хлопали крыльями, как видения, рвущиеся прочь из головы. Ангелоподобная незнакомка, ни на кого не глядя, следовала по рядам за госпожой. Ее хозяйка остановилась поторговаться и купить еще птицу. Женщина была такой крохотной, что сзади тоже казалась служанкой. Но потом она обернулась так резко, что юбки и серебряные серьги взметнулись; выражение лица у нее было пугающе-свирепое — точь-в-точь черноглазая королева ацтеков. Косы уложены вокруг головы тяжелой короной, как у девушек с Исла-Пиксол; осанка царственная, хотя на госпоже были такие же сборчатые юбки, что и на служанке. Королева отдала продавцу деньги, взяла двух зеленых попугаев, аккуратно посадила в клетку на спине девушки и стремительно зашагала прочь.

Старая торговка Ла Перла усмехнулась:

— Смотри не влюбись в нее, guapo, она замужем. И ее мужчина вооружен.

Которая из них? Служанка или королева?

Ла Перла расхохоталась; Сьенфуэгос, хозяин ящерицы, вторил своей товарке.

— Выдумал тоже, королева! — бросила она.

Скорее уж puta[85]. Таков был приговор Ла Перлы.

78

Строгая мораль (исп.).

79

Извините, простите (исп.).

80

«Железная дева» — средневековое орудие пытки.

81

Иди сюда, красавчик (исп.).

82

Многосемейные дома (исп.).

83

Главный храм (исп.).

84

Блюдо из жареного мяса.

85

Шлюха (исп.).