Лакуна

Самое странное, что мать верит в колдовство. Она опять была в деревне, где стоит гигантская каменная голова. Отпустила Нативидада с коляской и заявила: «На этот раз пойдем вдвоем». Снова сняла туфли, чтобы пересечь подвесной мостик, и зашагала через лес по тропинке вдоль озера. На воде хлопали желтыми крыльями яканы; у берега дремал аллигатор, зарывшись в водоросли до самых выпуклых глаз. Под высокими деревьями мать свернула в джунгли. Мы идем к brujo[62], наконец пояснила она, потому что нас обоих кто-то сглазил, из-за чего она не может забеременеть. Вероятно, виновата мать дона Энрике.

Бамбуковая хижина brujo стояла на поляне внутри круга камней. Казалось, ее построили тысячу лет назад. Вместо двери висела занавеска из бус, связанных из раковин улиток; когда мальчик отвел их в сторону, бусы глухо забренчали. Внутри обнаружился жертвенник, уставленный маленькими глиняными фигурками, зелеными ветками в кувшинах, раковинами-гребенками, в которых курился копаль — то же благовоние, что и в церкви. Колдун велел снять рубахи, что мать проворно и исполнила, оставшись в шелковом белье. Но brujo на нее даже не взглянул, возвел глаза к потолку хижины и запел, а значит, это действительно был колдун, а не просто мужчина.

Он выглядел настолько дряхлым, насколько это вообще возможно, и все-таки жил. Его напев был тих и быстр: «Echate, echate»[63]. Сперва колдун покружил вокруг матери, легонько похлопал по ее телу веткой с листьями, омоченной в воде из кувшина, стряхнул капли на волосы, грудь и живот. После этого обошел и все остальное, включая сына. Потом окурил мать дымом из ракушки с копалем. Своими узловатыми руками старик поднял фигурку, вырезанную из бумаги, — человечка, похожего на кошку, — и сжег ее на свечке. Некоторые фигурки на его жертвеннике напоминали мужской половой орган, член. Каменные pachango.

Когда колдун закончил, мать дала ему несколько монет. Она ни проронила ни слова, пока они не вернулись по мосту в деревню. Площадь была пуста; виднелась только гигантская каменная голова. Нативидад еще не приехал.

— Энрике об этом говорить нельзя, — велела мать. — Разумеется, ты это и сам понимаешь.

— Он хочет, чтобы ты родила ему ребенка?

Мать поправила платье и подтянула чулок.

— Ну, это бы все изменило, правда?

Маленькая дочь Леандро умерла в январе после Праздника трех королей; никто в доме не знал об этом. Крус сегодня сообщила матери. Его не было три недели не потому, что злился на своего сержанта, а потому что хоронил ребенка. Две головки-грейпфрута в церкви; теперь вот осталась только одна. Крус поссорилась с матерью, потому что жалованья, которое платит дон Энрике, не хватит, чтобы прокормить даже цыпленка. Она сказала, что у жены Леандро не было молока, вот девочка и умерла.

Как он мог возвращаться домой, к семье, которой нечего есть, а потом приходить сюда и готовить сотню тамале? Держится так, будто у него ничего не случилось. Настоящего Леандро здесь никогда не было. Он только притворяется.

Сегодня пещера исчезла. Под бугорком на утесе не оказалось ничего. Если она и там, то глубоко под водой. Поросший травой холмик на скале очутился почти у самой поверхности океана. А может, сегодня просто прилив выше.

Дон Энрике уехал в Уастеку. Мать схватилась за нож. Утром размахивала кухонным. Не для того, чтобы порезать лук, но чтобы показать: она не шутит, а значит, нужно держать язык за зубами. И не только про brujo, но и про мистера Кошелька. То есть не писать здесь о его неожиданном визите, пока хозяина нет дома. Наплевать: мать слишком ленива, чтобы поднять матрас и найти этот блокнот.

Пещера вернулась. Днем скала распахнула пасть и поглотила мальчика. Но против течения было трудно грести. Как и в прошлый раз, легкие саднили, и он быстро повернул назад. Брат Леандро шептал: «Иди сюда, живи со мной», но мозг, жаждущий воздуха, струсил и запросился обратно. Завтра решающий день.

Последняя воля

Да будет известно, что, если Г.У.Ш. утонет в пещере, он ничего никому не завещает. Все вещи, которыми он владел, — ворованные: карманные часы, этот блокнот и один удачный год.

Тело он отдает на съедение рыбам.

Леандро оставляет теряться в догадках, куда же он запропастился.

Мать и мистера Кошелька посылает к дьяволу.

Dios habla por el que calla[64].

Внутри пещеры лежат кости. Останки человека! Вот что нашлось на другой стороне.

Наверно, так себя чувствуешь, когда едва не утонул: кровь бешено стучит в висках, все заволокла черно-красная пелена. Соленая вода обжигает глаза, и почти слепнешь, устремляясь к свету, пока наконец не вынырнешь и не глотнешь воздуха.

В конце туннеля обнаружился выход из пещеры в джунгли, к маленькому пруду с соленой водой. Почти идеально круглый, величиной с комнату мальчика; прямо над головой — ясное небо в ряби листвы. Фикусы окружили прудик, точно праздные зеваки, и таращатся на пришельца из другого мира, который неожиданно вынырнул из воды. Деревья нагнулись, чтобы лучше видеть; их бугорчатые колени торчат из воды. Тигровая цапля стоит на камне, поджав ногу, и неприветливо косится на незваного гостя. Сан-Хуан Пескадеро, зимородок, порхает с ветки на ветку и кричит: «Убить его, убить его, убить его!»

По берегам пруда валяются в беспорядке каменные глыбы — остатки какого-то строения из кораллового известняка. Руины оплетает лоза, вцепившись в камни корнями, точно пальцами, испачканными в песке. Здесь был какой-то древний храм или что-то в этом роде.

В полдень сквозь кроны деревьев еле-еле пробивается тусклый свет, но вода чистая и прозрачная. Мальчик выполз на животе на плоский камень, примостился на краешке, оглянулся и увидел на дне пещеры нечто вроде комнаты, просторной и глубокой. Под водой, точно песчаный замок, высилась груда камней, посреди которых там и сям что-то блестело. То ли желтые листья, то ли золотые монеты. Казалось, будто попал в сказку. Древний храм в лесу, а под водой — пиратский клад. Правда, по большей части сокровище оказалось раковинами и черепками, поросшими морским мхом, да и лежало слишком глубоко, чтобы можно было нырнуть и достать его.

На то, чтобы все осмотреть, ушли часы. На некоторых из расколотых каменных глыб были вырезаны узоры из кругов и линий, а может, изображения богов. Один походил на скелет, который, раскрыв объятия, оскалился в улыбке. Водяная змея сползла с камня и зигзагом скользнула по поверхности воды. Лианы в джунглях перепутались, как рыбацкие сети. Почва в лесу была топкая, и пешком выбраться отсюда едва ли бы удалось. Впрочем, плыть обратно в пещеру — тоже не лучший выход. Похоже, из этой сказки нет возврата. Не оставалось ничего другого, кроме как скользнуть черепахой в пруд, нырнуть на дно и залечь посреди илистых камней и древних сокровищ.

Там и нашлись останки. Кости ног, зажатые среди камней. От испуга перехватило дыхание. Плавать в пруду было не так-то просто, потому что наступил отлив и потащил за собой, опускаясь все ниже; вода утекала под камни по краям пещеры, придушенно хлюпала, словно утопая: ahogarse, ahogarse[65]. Волна с силой потащила трусливого исследователя прочь из укромного уголка, всосала в туннель и выплюнула в открытое море.

Задыхаясь, мальчик вынырнул и понял, что начался прилив. Вода отступила очень далеко. Коралловые рифы торчали, точно головы. Огромная круглая луна висела на востоке, поднимаясь из моря, белая, словно устрица.

Сейчас казалось, что на самом деле нет ни костей, ни храма и пещера опять исчезнет. Настоящей была только луна, большая и полная, как дыхание.

62

Колдун (исп.).

63

Выбрось (исп.).

64

За молчащего говорит Господь (исп.).

65

Задохнуться, утонуть (исп.).