Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 12



На улице, согнувшись под кустиком, при помощи двух пальцев я продолжил очищать свой организм от алкоголя, плавленых сырков и съеденного торта. Надо отдать должное моим товарищам - меня не добивали. Одежда была в крови, под обоими глазами набухали фингалы, горло саднило, сжавшийся желудок болел, а я хотел домой. Пока я пребывал за кустами, мои товарищи подкорректировали дальнейшие планы.

-- У тебя деньги остались? - сурово спросил мрачный Пашка, когда я весь растерзанный и окровавленный вернулся из кустов

-- Да вроде есть, - хлюпая носом и пытаясь удержать капающую кровь, отвечаю я. Достаю из кармана штанов и передаю ему смятую пачку десяток.

-- Двести рубликов, - пересчитав купюры, уведомляет Пашка, а Олег довольно присвистнул.

По советским временам двести рублей были вполне приличной суммой, на них спокойно могла прожить месяц семья из четырех человек.

-- Валим в общагу трикотажки, - решил Пашка, вернув мне деньги

-- На такси, - добавил Олег

-- Я домой хочу! - слабо запротестовал я, намереваясь дезертировать с поля грядущих любовных битв, и попытался объяснить свой недостойный поступок:

-- Ну куда я в таком виде?

-- Да кого твой вид волнует? - презрительно сморщившись, бросил Пашка, - Мы к вьетнамцам пойдем, а им твоя мордень по барабану. Деньги есть? Да! Вот и красавец.

-- Да не могу я сейчас и не хочу! - закричал я.

Пашкин хохот был мне ответом. Отсмеявшись он объяснил, что мне собственно говоря делать то ничего не придется, так как там есть такие искусницы, что сами все сделают. А покачивавшийся с ноги на ногу Олег с пьяной строгостью напомнил мне, что облом у них произошел по моей вине, а им сейчас все равно, да хоть куда, но надо приземлиться на разгрузку. Глядя на здоровенные кулачищи Олега, я вескость их доводов признал и чувствуя себя виноватым согласился не только поехать, но и все оплатить.

В конце семидесятых и начале восьмидесятых годов прошлого века в СССР приезжало много граждан Вьетнама. Всего пять лет прошло с тех пор как во Вьетнаме отбушевала война с США, до американцев они воевали с французами. Разоренная непрекращающейся тридцатилетней войной страна. Почти поголовная нищета среди населения. Вьетнамцам, СССР того времени наверно казался землей обетованной. Мы тогда жили не богато, но нищеты не было.

К вьетнамцам я всегда относился и по сей день отношусь с огромным уважением. Маленькая нищая страна, мелкий и на вид совсем не воинственный народ. Вот только они вдрызг разгромили колониальные войска Франции. США, невзирая на своё подавляющее военно-техническое превосходство, ничего не смогли добиться на земле Вьетнама. Свалили янки оттуда. Что не говори, а победить в таких войнах не каждому народу дано. Маленькие вьетнамцы расколошматили всех. Все эти "крутые" легионеры из Французского иностранного легиона, все эти еще более "борзые и крутые" зеленые береты, чьи военные доблести так живописно расхвалены литературой и кинематографом, оказались ... ну если не матерится, то в военно-политической промежности. А эти щупленькие невзрачные азиаты про которых почти не снято фильмов, чьи подвиги оставались почти неизвестны, победили. Военно-техническая и дипломатическая помощь СССР? Безусловно она сыграла свою роль, но воевали и умирали на своей войне сами вьетнамцы. Они победили почти не имея шансов на победу, вот за это их уважаю. Помню мальчишкой еще, во дворе с ребятами под гитару распевал песню про сбитый во Вьетнаме "Фантом". Но это вообще, а вот в частности, к нам в город для работы на трикотажном комбинате прислали большую группу вьетнамских девушек. Поселили их в общежитии трикотажного комбината.

Девушки были скромными, трудолюбивыми, на мой взгляд некрасивые. Некрасивые? Ну как говорится: "не с лица воду пить". Очень быстро среди молодежи загуляли вполне достоверные слухи, что девушки трудолюбивы не только на производстве трикотажных изделий, не ломаются и берут недорого. А еще девчонки без проблем и дополнительной платы делали такое, от чего наши девушки в то время не только с негодованием отказывались, но искренне считали себя оскорбленными, если им это предлагали.

Подробности, того что и как делают наши вьетнамские товарищи со смаком рассказывал развалившийся на переднем сиденье хорошо поддатый Олег пока мы на такси ехали до общаги. Поскольку меня все еще поташнивало да вдобавок еще и чуток укачало, а ранее встречаемые на улицах и в магазинах вьетнамские девушки впечатления не производили и никакого желания не вызывали, то мне на эти восторги и смачные подробности было глубоко наплевать.



Церберу мужского рода сторожившему вход на вахте пятиэтажного здания общежития трикотажного комбината мы мигом заткнули рот десятирублевой купюрой. Тот понимающе усмехнулся и пропустил нас в святое лоно пролетарского интернационализма. В те времена почти каждая женская общага выполняла все функции лона в том числе и те, что изначально присущи этому слову.

Я пребывал арьергарде, то есть еле тащился по грязной замусоренной лестнице за своими спутниками, а вот Олег с Пашкой шли целеустремленно и уверенно. Поднялись на третий этаж, и сразу Олег постучал в первую от начала коридора обитую дерматином дверь.

Дверь мигом отворилась. На пороге комнаты проявился щупленький неопределенного возраста азиат и вопросительно посмотрел на нас.

-- Быстро покажи ему деньги, - тихо попросил Олег

Я достал из кармана смятый комок купюр и показал его азиату. Тот протянул раскрытую ладонь. Не понимая, что делать и будучи все еще нетрезв, я со всей пьяной дури жму ему руку. Вьетнамец быстро выдергивает свою ладонь, а выражение его лица становится суровым и неприступным.

- Болван! - шипит Пашка, - дай ему червонец.

Отделяю из судорожно сжатого в потной ладони бумажного комочка одну десятирублевую бумажку и отдаю ее азиату. Тот с улыбкой приглашает нас войти:

-- Добро пожаловать товарищи, - чисто, но чуточку шипя на согласных, говорит он.

В дымину пьяные и вожделеющие интернационального совокупления товарищи входят в комнату. Жилище как жилище, комната большая светлая, уютная, вся изукрашенная цветными картинками. Кроме обязательной святой коммунистической троицы: Маркс; Энгельс; Ленин. Присутствовал еще портрет азиатского типа задумчивого дяденьки. "Это товарищ Хо Ши Мин" - мельком глянув на изображение проницательно догадался я. Не спрашивая у хозяина разрешения присел на мягкий стул, уронил буйную лысую разукрашенную синяками головушку на желтую скатерть покрывавшую стол и тут же задремал.

Чувствую, что кто-то мягко поглаживает меня по голове. Открываю мутные все ещё залитые водярой очи. Кошмар! Тщедушная, маленькая женщина с широким лицом, узкими глазами, приплюснутым носом, желтоватой кожей ласково гладит меня по лицу и чего-то там по ненашенскому приговаривает. Осматриваюсь: Где я? Что я? С трудом фокусируя взгляд, определяюсь в пространстве. Сижу за столом, рядом со мной пристроился кошмар, а еще за столом как в тумане сидят и глушат подозрительную мутную жидкость мои сотоварищи, рядом с каждым сидит его собственный кошмар.

"Неужели допился?" - обречено подумал я, предполагая, что именно так и приходит к тебе "белая горячка".

-- Очухался? - спросил меня Олег.

Сильно в этом сомневаясь, я неопределенно пожал плечами.

-- Выпей, - сунул мне стакан с жидкостью Пашка

Взял дрожащей рукой наполовину наполненный граненый стакан и залпом выпил. Горло обожгло, дыхание перехватило, вонючая дрянь медленно потекла по пищеводу. "Это же самогон! Прощай Родина!" - успел подумать я и приготовился к смерти. Или черная подруга с косой и в балахоне была занята, или она просто побрезговала пребывать в обществе пьяного сопляка, а может была еще какая причина, но смерть ко мне не пришла. Чуток полегчало, муть растаяла. Движением руки отстраняю свой кошмар, со второй попытки еле встаю и решительно заявляю: