Луиза (ЛП)

Никсон Диана

Луиза

Пролог

 Нью-Йорк, 2005

Мои руки замерзли. Я посмотрела на свои дырявые перчатки, и засунула руки поглубже в карманы куртки. Это не особо помогло мне согреться, но, по крайней мере, сохранило мои пальцы от обморожения. Меня всю трясло, будто я совершенно голая стояла в конце января на ветру; даже одежда не помогала — все вещи были рваные и грязные. Могу поспорить, от меня пахло, как от помойки, хотя я была единственной, кто заботился о своем виде.

Мой взор наткнулся на пустую шляпу, лежавшую возле моих коленей. Я вздохнула. Не было никакой возможности покинуть станцию без единого пенни в шляпе.

Может быть, кто-нибудь пожалеет меня и даст мне монетку?

Я с надеждой смотрела на проходящих мимо людей, но ни один из них даже не оглянулся. Все куда-то спешили, думая о своей жизни и проблемах, бежали либо говорили по телефону или со своими спутниками. Ну, конечно... в отличие от меня, у них были дома и семьи, чтобы спешить домой и думать о них. В отличие от меня, они знали, чем будут ужинать сегодня.

Я сделала глубокий вдох, и запах хот-догов обжег ноздри.

Прямо сейчас я готова убить за кусок хот-дога, подумала я. Закрыла глаза и представила, как впиваюсь зубами в теплую булочку; мой желудок сразу отозвался голодный урчанием.

Что за предатель...

—Лу! Какого черта ты до сих пор тут делаешь?

Мои мечты были разбиты голосом моего лучшего друга.

—Марлена будет в ярости, если бы мы не доберемся домой вовремя.

Домой...

Я грустно улыбнулась в ответ на ее слова.

—У нас нет дома, Тэсс.

Она закатила большие, темно-карие глаза и потянула меня за локоть, помогая мне встать на ноги.

—Перестань быть такой занозой в заднице. По крайней мере, в «Раю» у нас есть кровати и крыша над головой. Или ты предпочитаешь жить в одной из тех картонных трущоб, которые мы видим по всему городу?

—Нет, конечно, нет, - пробормотала я, подбирая свою шляпу. — Тэсс, я не могу вернуться сейчас. Я еще ничего не заработала сегодня.

Она улыбнулась, обнимая меня за плечи. — Не велика беда. Я поделюсь с тобой парой баксов. Она кинула мне бумажные банкноты и звонкие монеты. Она понимала, что это самое большое сокровище, которое я держала в руках.

Шепотом я спросила: — Как ты умудряешься получать больше, чем остальные?

Она ухмыльнулась, убрав сумку подальше от меня, и спрятала ее под старое, длинное пальто. — Много будешь знать, скоро состаришься.

Я покачала головой, и мы направились к выходу со станции, стараясь не привлекать слишком много ненужного нам внимания. Люди всегда ненавидели нищих, но были и те, чья работа заключалась в том, чтобы упечь нас за решетку. К нашему огромному облегчению, полиция ничего не могла сделать для нас, мы были просто группой бездомных подростков. Нас могли отправить в детдом, но мы и так там жили, поэтому несколько часов за решеткой было отпуском для нас. Ни работы, ни попрошайничества. По крайней мере, мы могли спать, не боясь Марлены, нашего руководителя, которая выливала на нас ведро холодной воды. По неизвестной причине, она была уверена, что это лучший способ, чтобы разбудить нас утром.

«Рай» был нашим личным адом, самым страшным местом во всем мире, где жизнь детей не стоила ни копейки. Нас держали там до тех пор, пока мы не становились ненужными. Мы жили попрошайничеством; мы проводили дни и иногда даже ночи на вокзалах или автобусных остановках по всему городу, прося людей дать нам денег, потому что однажды наши родители подумали, что мы являемся для них обузой, и они не захотели иметь ничего общего с нами. Итак, они послали нас подальше.

Мы были лжецами... мы лгали обо всем, включая наши собственные истории. Они никогда не были правдой. Ложь стала нашим единственным способом выжить. Если мы не умели лгать должным образом, мы не получали денег, а без денег мы не получали еды. Не существовало такого понятия, как дружба между нами, и иногда я задавалась вопросом, сколько времени уйдет на то, чтобы Тэсс поняла, что мы не сможем быть друзьями. Не то чтобы я не любила ее как друга. Ей было двенадцать лет, всего на два года больше, чем мне, но иногда мне казалось, что она знала обо всем гораздо больше, чем я.

В своей родной семье Тэсс была одной из шести детей. Она узнала о них из записей, которые украла из кабинета Марлены. Она даже пыталась найти свою младшую сестра Брианну, но все это было напрасно, потому что в день, когда она подошла к двери, где жила семья и ее сестра, которую они удочерили, ее сдали в полицию за взлом их дома. Вся информация о семье была немедленно удалена, файлы Марлены - точно, в любом случае у нее никогда не будет возможности найти другие адреса, по которым живут другие ее братья и сестры. Когда ее привезли обратно в детдом, она сказала, что будет искать их, несмотря ни на что, и они не смогли долго скрывать от нее записи. Мы больше не возвращались к этому разговору, так что я не знаю, была ли Тэсс все еще одержима идеей встречи со своими братьями и сестрами. Но одно я знала точно - она никогда бы не хотела увидеть своих родителей снова. Никто из нас не хотел. Для нас они все были бессердечными монстрами, предателями, которые не могли быть прощены: из-за наших так называемых родителей, наши жизни были сущим адом. Сомневаюсь, что для детей можно было найти место хуже, чем Рай. Они обращались с нами как с мусором. Тех, кто не мог работать, просто выбрасывали на улицу.

С пяти лет, каждый ребенок был вынужден учиться зарабатывать деньги. Когда он приходил на работу, все для мальчиков и девочек было одинаковым. Никаких исключений ни для кого. Даже если ты заболел, и поднялась температура, тебе по-прежнему приходилось работать. И все это делалось лишь для того, чтобы получить большую порцию каши.

Мы не могли себе позволить довериться даже тем, с кем ели и делили многоместные комнаты. Каждый защищал свои собственные интересы. Несмотря на наш юный возраст, мы были бойцами. Никто не знал правил выживания лучше нас. К тому времени, когда нам было официально разрешено покидать стены Рая, мы превратились в монстров, как те люди, которые оставили нас там, бездушных существ, готовых убить за жалкий кусок хлеба. Это была судьба, так как никто из нас толком не знал, как этого избежать. Из нашей повседневной тюрьмы не было выхода - либо ты обманываешь и грабишь, либо умираешь.

Независимо от того, насколько сложно нам было в жизни, мы не хотели умирать. Остальное - уже мелочи.

Ночь была единственным временем суток, когда мы могли хоть немного отдохнуть, но мы редко заботились о сне. В это время нужно было делать другие вещи. Мы играли. Мы действительно играли, как будто были просто нормальными детьми без проблем, которым не нужно думать о выживании. Когда Марлена засыпала, мы собирались в подвале, она никогда нас не проверяла. Мы и играли, и смеялись, и танцевали до тех пор, пока не приходило время возвращаться в свои комнаты, если мы не хотели быть наказанными. В нашем руководителе была только одна вещь, которую мы любили: стервозный нрав — она была безнадежна, как мешок с крысой. Даже начало третьей мировой войны не смогло бы заставить ее встать раньше, чем прозвенит будильник. Иногда я задавалась вопросом: была ли ее страсть ко сну нашим маленьким благословением за все те ужасные вещи, что она с нами сделала. Я сомневаюсь, что голодание было разрешено по закону в качестве наказания для детей, даже для тех, которые находились в детских домах. Но в Раю было возможно все.

Мы не могли убежать. Нам не разрешали даже думать об этом, потому что каждый наш шаг вне детского дома тщательно отслеживался и записывался незнакомцами, которые приходили, чтобы проверить наличие маленьких электронных чипов, которые мы носили на лодыжках. Они поставили их за несколько минут, как будто мы были какими-то супер опасными заключенными, которым дышать можно было только с разрешения. Звучит жестоко, я знаю. Но, к сожалению, мы не смогли изменить ситуацию.