Страница 21 из 24
Позволю себе, однако, привести еще один-два примера. Власть вождя демонстрирует столь великую силу и устойчивость именно потому, что она ассоциируется с местной религией и магическими верованиями, с признанием среди членов племени обычного права как единственно адекватного выражения того, что правильно и что неправильно. Власть вождя часто основана на туземной системе родства и воплощает в себе принцип власти главы семьи, только в расширенной и возвеличенной форме. Она есть воплощение предыдущей истории, всего, что есть величественного в этой истории. Чтобы полностью искоренить власть вождя, нужно было бы изменить право и религию, переделать семейную жизнь и стереть всю память о прошлом. Но и не только это: важно было бы синхронизировать все эти изменения, для того чтобы тщательно следить за ними, управлять ими в переходный период, для того чтобы иметь возможность понимать, планировать, советовать и, сверх того, как мы сейчас увидим, платить за все это золотом, серебром и многими их эквивалентами.
Истинная сила культа предков заключена в прочной и глубоко укорененной связи этого культа с устройством африканской семьи. Поэтому он зачастую продолжает жить в своих социальных и этических проявлениях даже там, где при поверхностном взгляде кажется, что его удалось заместить христианством. Временами он заявляет о себе в случаях бедствий племенного масштаба или при индивидуальных несчастных случаях. Он также часто вызывается к жизни как элемент новых сепаратистских христианских движений. Выкуп за невесту, или лобола, продемонстрировал свою великую живучесть, как и свою пластичность. Он вновь появился – в новых формах и с частично измененным значением – просто потому, что его истинный смысл заключался не в приобретении девушки мужчиной, но в придании законного статуса их сожительству, в создании гарантии стабильности брака и в выплате семье родителей невесты справедливого эквивалента за утрату принадлежащей ей производительной силы. Выкуп за невесту, благодаря его многочисленным и серьезным последствиям, проявляющимся на протяжении всей жизни в браке, оказывает тем самым сильное правовое, моральное и экономическое воздействие и на брак, и на отцовство с материнством, на отношения между мужем и женой, родителями и детьми, а также на счет родства, наследование статуса и имущества. Обряды инициации девочек повсюду имеют известное воспитательное значение и действуют как механизм развития внутренних качеств человека. Но они демонстрируют наибольшую живучесть в тех племенах, где они жестко сопряжены со строгими принципами, касающимися полового поведения девочек, как это можно наблюдать среди чагга и кикуйу.
Все это имеет отношение к консервативным силам, неразрывно связанным с туземными институтами. Всеобъемлющий институт выдерживает испытание временем, потому что он органически связан с базовой общественной потребностью и служит ее удовлетворению. Он может быть подавлен и затем загнан в подполье. Он может быть изувечен, лишен тех или иных аспектов и прерогатив, но он исчезнет только вместе с уничтожением всей культурной идентичности народа в целом. Так или иначе, он может быть замещен более адекватным институтом, выполняющим ту же функцию, удовлетворяющим те же потребности и соответствующим, скажем так, стандартам западной цивилизации. Но полное отмирание реально действующей власти, привычного способа поведения, связанного с произведением на свет потомства, с охраной собственности и поддержанием закона и порядка, с производством пищи и удовлетворением других первоочередных потребностей общества, имело бы результатом полную анархию и дезорганизацию. В действительности, имеются такие регионы в Африке, преимущественно уже отошедшие от племенного уклада, где подобное состояние уже может быть замечено{58}.
До сих пор мы делали упор на одной стороне дела. Была предпринята попытка показать, почему бесконечно разветвляющаяся, прочно пригнанная ко всем элементам культуры и прочно вплетенная в культуру в целом реальность – институт, как мы ее назвали, – не может просто так, постепенно и по частям быть изъята из туземной культуры. Но есть и другой аспект. Именно потому, что фундаментальные институты в каждой культуре соответствуют фундаментальным потребностям, что наиболее важные институты универсальны, именно поэтому очевидно, что культурные изменения принципиально возможны. Функциональный подход доказывает, что при известных условиях их можно было бы осуществить достаточно легко, если бы не противодействие, неизбежное и не имеющее оснований, идущее, что довольно примечательно, более со стороны европейского, чем африканского сообщества. Одну главную трудность мы уже обсудили, а именно, что коль скоро изменения возможны, то – для того чтобы они принесли удовлетворительные результаты, были долговременными и реальными, – эти изменения должны быть полными в том смысле, что они должны осуществляться таким образом, чтобы между всеми институтами, вместе составляющими культуру, вновь было восстановлено равновесие. Но и это еще не все.
Хотя и существует весьма существенное соответствие между институтами различных народов и культур, в то же время подобные институты далеко не тождественны. Как и всякая теория, притязающая на установление разумных оснований компаративной работы, наш анализ удовлетворяет двум фундаментальным условиям: он предлагает конкретные принципы сравнения и настаивает на разнообразии конкретных проявлений общих положений. Поскольку перед каждой культурой стоит один и тот же набор фундаментальных проблем, постольку действительно существует универсальная схема, под которую можно подвести все человеческие культуры. Поскольку каждая культурная проблема может быть решена с помощью целого ряда конкретных видов адаптации, постольку должно существовать многообразие ответов. Мы таким образом говорим о культурном детерминизме, имеющем специфический характер в каждой этнографической области. Эти два принципа не являются взаимопротиворечивыми, они дополняют друг друга.
Так, во всех культурах мы обнаруживаем семью, власть, право, религию, искусство и развлечения. Суть их одна и та же во всех сторонах света, у всех рас и на всех уровнях развития. В то же время каждый институт и каждый аспект конкретной индивидуальной культуры приспособлен к своей среде и обязательно зависит от эволюционной стадии, достигнутой людьми. Вокруг основного ядра каждого института в ходе истории формируется особая форма данного института, за которую люди естественным образом держатся не просто потому, что она им близка по расовому признаку, но потому, что во всех отношениях она затрагивает знакомую им физическую среду, связана с их типом поселения, с их экономической деятельностью и их природными ресурсами.
Например, африканский вождь – это податель дождя, особенно в тех районах, где плодородие зависит от своевременного выпадения осадков и особенностей воздействия солнца. Легенды и исторические прославления африканской власти вождя ощутимы и реальны. На местные памятники этой власти, будь то реальные или сверхъестественные, можно указать пальцем. Мало того, африканский вождь сам есть там, где они. Его можно увидеть. Его власть ощущалась поколениями временами как жестокое своеволие, временами как символ безопасности, как благотворное и оберегающее попечение. Его великодушие распространялось на отца и деда, и до сих пор это великодушие могут высоко ценить и наслаждаться им. Можем ли мы с полной уверенностью сказать, что в каком-либо племени удастся заместить местного вождя или царя фигурой, в действительности выступающей для туземцев как некая фикция, – далеким правителем, президентом, диктатором?
Церемония коронации в Вестминстере для тех, кто не может ее видеть, слышать или читать о ней, не столь впечатляюща, каким предстает африканский ритуал передачи верховной власти. Личностям М. Лебрена, короля Георга и даже Муссолини не хватает четкого контура и реальности. По одному этому примеру мы видим, что для того чтобы европейский «вождь» мог эффективно заместить африканского, для африканца вся ситуация должна быть трансформирована. Теперь это не невозможно – но за это нужно платить высокую цену. Вы могли бы переделать африканского вождя в европейского князька, а быть может, даже в диктатора; или же вы могли бы позаботиться о том, чтобы привезти европейского короля к африканцам. Вторая альтернатива физически невозможна. Король Георг не сможет провести даже пару недель в каком-либо африканском племени, только благодаря огромным усилиям ему удалось съездить в индийский Дурбар. Но все же есть и конкретный пример, по-настоящему раскрывающий смысл приведенного выше рассуждения. Первый путь, то есть переделка африканского царствования в европейское княжение, был бы возможен в том случае, если бы кто-нибудь был готов выделить все необходимые средства для того, чтобы основать княжество, эквивалентное (или карикатурно подобное), скажем, небольшому довоенному германскому княжеству в Африке. Это предложение, очевидно, несерьезно. С другой стороны, многие сторонники туземцев, миссионеры и педагоги питают надежды и работают над внедрением принципов христианской и европейской семьи в Африке и утверждением ее вместо ее туземной формы. Невыполнимая задача? Вовсе нет. Спорадически и в очень малом масштабе ее удавалось решать. Но для того, чтобы добиться этой цели на всем континенте, было бы нужно предоставить каждому семейству жилище, адекватные средства образования и, конечно, экономическую базу, соответствующую жизненным стандартам христианской семьи в Европе, пусть даже бедной.