Приключения зеркала

Но Леночка уже смело вела всех к старым баракам на выселках города, где протекала речка Арбайка, в народе прозванная Змейкой из-за извилистых порогов, и, наверное, еще потому, что там водились змеи.

Чем ближе они приближались, тем сильнее становилось не по себе.

Частный сектор, устроенный старыми избушками с высокими дощатыми заборами, из-за которых разевали пасти страшные клыкастые овчарки, и высовывали мохнатые медвежьи головы кавказцы, наводил ужас. Все было закрыто, спрятано, завуалировано. Кто жил за этими высокими заборами? Говорили, что там жили цыгане, которые прятали в своих домах украденных детей и золото.

И если бы не упрямая, быстро шагающая впереди фигура Леночки, которая, казалось, не слышала страшный лай вокруг, а продолжала свои размышления вслух о своей судьбе и любви всей ее жизни, стараясь перекричать собак, девочки бы никогда не решились на такой «подвиг».

Наконец, они остановились у небольшого деревянного домика с покосившимся забором, бывшим когда-то зеленым, и позвонили в колокольчик. Никто не отвечал, Лена позвонила еще раз и еще раз, пока из-за забора скрипучим голосом кто-то раздраженно не крикнул: «Ну, сейчас!».

Девочки оторопели, даже не верилось в такое форменное хулиганство, на которое они решились, – пойти к ведьме на прием. Если кто из учителей или комсомольской организации узнает, их будут ждать такие проблемы, такой выговор, такая темная слава! Мало не покажется!

Кто-то медленно приближался к калитке, кряхтя и на что-то сетуя последними бранными словами, от которых уши сворачивались в трубочку, и взлетали вверх бровки старшеклассниц. Когда дверцу, наконец, открыли, девочки чуть не взвизгнули от страха, однако им открыла дверь всего лишь пожилая хмурая женщина, которая, судя по всему, страдала радикулитом. Перевязанная в два или три оренбургских платка, словно неприглядная куколка бабочки, нещадно кашляя от бронхита, бабуля недовольно взглянула на посетительниц, моментально разгадав цель визита. Видимо, эту картину она видела часто. Икнув, она молча указала рукой, приглашая войти. Лена вошла первая, девочки последовали за ней.

Аделине, успокоенной обычным, хоть и больным видом женщины, подумалось вот что: откуда у Лены такая самоуверенность, почему ей не страшны все эти ужасные собаки, готовые вырваться и растерзать их, эти странные дома с огромными заборами, где прячут ворованное золото ужасные цыгане, откуда она знает чего хочет, где берет веру в себя и свою правоту? И почему она, Аделина, не знает чего хочет, кроме того, чтобы сбежать из этого проклятого места? Почему ей всегда страшно и больно, стыдно и неуютно за себя? И даже порой, глядя в зеркало, она не уверена, видит ли именно свое отражение?

Когда они увидели старый дряхлый дом, стало понятно откуда радикулит и бронхит: дом трещал по швам, отовсюду дул жуткий сквозняк, занавески развевались в разные стороны, будто ловя морской бриз, а полы ходили ходуном, словно бегущие по волнам.

Ведьма уселась на продавленный старый диван, видимо, свое коронное место. Напротив стоял круглый столик с павлопосадским платком вместо скатерти, на котором лежали старые, как этот мир, карты: длинные, с откусанными краями, потертые, почти потерявшие цвет и картинки. Леночка сразу же уселась поближе к столу, будто зная, что и как надо делать, и стала постукивать пухлыми белыми пальчиками по столу, формулируя в голове вопрос, пока бедная женщина с большим трудом и болью усаживалась поудобнее, бранясь и чертыхаясь.

И перед началом сеанса уже удобно усевшись на куче подушек, подложенных и под проклятую ноющую спину, и под мягкое место, она сердито спросила:

– Деньги-то принесли?

– Да, – деловито ответила Лена и выложила пятнадцать копеек на цветастый платок. Женщина собрала монеты длинными красивыми пальцами молодых женских рук, никак не сочетавшимися с образом ведьмы или старой колдуньи, а тем более бабули, и убрала быстро в жилет, видавший лучшие виды.

После этого она сухо плюнула себе в руки и, добросовестно растирая, наконец, приступила к раскладу.

Аделина внимательно посмотрела на ведьму, поначалу показавшуюся довольно старой и уродливой, и, несмотря на небольшой житейский опыт, а может быть как раз довольно приличный опыт общения с грубым миром взрослых, подумала, что эта женщина вовсе и не старая. Просто очень больная или уставшая от тяжелой жизни, особенно, учитывая условия проживания и этот сквозняк. При большем рассмотрении Аделине даже несколько жаль стало сгорбленную тетю. Высокая, сухая фигура женщины говорила, что была она в молодости статной и видной.

А лицо ее было настолько необыкновенным, что заслуживало особого внимания.

Крючковатый длинный нос вовсе и не был так ужасен, как показалось девушке в начале, наоборот, его можно было бы назвать орлиным носом, делающим ее лицо по-особенному привлекательным и необычным. Она могла бы сниматься в кино в роли коварной королевы или злой волшебницы из сказок, со смехом заметила про себя Аделина. Если присмотреться, ее нос даже шел этим большим глазам странного чайного цвета, от пронзительности взгляда которых, присутствующих пробирал холод и начинали бегать мурашки по коже. Вообще ее взор, казалось, жил своей отдельной жизнью. Глаза ненадолго задерживались на собеседнике, лишь мимолетно пробегали по лицам гостей, делая свои заметки и выводы, от чего морщился высокий лоб, и сдвигались вскинутые тонкие черные дуги бровей. А затем взгляд падал на карты. И с этого момента начиналось другое действо: карты полностью захватывали внимание глаз, от чего ведьме больше не было необходимости смотреть на живых людей, будто там, на столе, разворачивалось нечто захватывающее, волшебное, так сильно менялось выражение ее лица. И глаза ведьмы наливались особым светом, из чайного превращаясь в оранжевый янтарный. Что она слышала, что читала по старым рваным картонкам – неизвестно было никому. Но моментами она поднимала свой пронизывающий взгляд и уже совсем по-другому смотрела на своих собеседников, будто карты ей поведали их тайные секреты и в самом деле открыли будущее.

Гадание для Леночки тем временем стало затягиваться, и горячая печка, у которой устроилась Аделя, вовсе разморила девушку. Она периодически зевала, просыпаясь на той или иной фразе и отмечая, что в целом гадание идет правильным курсом, и пока ведьма почти ни в чем не ошиблась. Галина Витольдовна, так звали по-настоящему хозяйку этого полуразвалившегося дома, достаточно правдоподобно описала и характер Леночки, и семейную ситуацию. Далее Адель опять уснула и проснулась как раз на описании грядущего: что скоро Лена удачно выйдет замуж за темноволосого сверстника и будет счастлива по гроб жизни.

От бутерброда, от тепла старой печки и, вообще, от всей этой комичной сцены про грядущую большую любовь подруги, почему-то на Аделину напала такая тоска и дремота, что забылись рычание и вой овчарок, и она перестала бояться странноватую тетю, обвязанную оренбургскими платками. Аделя полностью успокоилась по поводу всяких там ведьм и гаданий, так как сделала для себя четкий вывод, что никакой мистикой здесь и не пахнет, а перед ними сидит хороший опытный психолог: эти бегающие глаза, сквозящий взгляд, да она сама лучше любой гадалки предсказала бы по дорогим сапожкам и пальтишку Леночки всю ее судьбу и дальнейшую жизнь, особенно, по бестолковым и одинаково повторяющимся вопросам самой же испытуемой. И, когда Галя отказалась идти второй, Адели спокойно и уверенно уселась на кресло напротив пророчицы большой любви, о которой потом напишут книги.

Пристальный взгляд, потирание рук – почему-то Аделине вдруг стало жутко любопытно и смешно, про какую неземную любовь станут вещать карты ей?!

Тетенька все раскладывала и раскладывала, при этом сохраняя молчание. Даже опытная Леночка, не выдержав, сначала присела поближе, а через 10 минут и вовсе потребовала объяснений.

Озадаченная ведьма пристально посмотрела на Аделину, а потом бесцеремонно схватила ее за подбородок, крутя лицо в разные стороны, от чего девочки прыснули, а Аделя, хоть и оторопела, но старалась не подавать виду, сохраняя спокойствие и хладнокровие. Эти дурацкие цыганские приемы знали даже малыши.