Повести

Уже на рассвете он не выдержал и незаметно задремал, уткнувшись лицом в колени.

22

Притихшая, пока он спал, тревога внезапным толчком ударила в сердце. Иван сразу проснулся и в то

же мгновение услышал близкий непонятный крик:

- Во бист ду, руссэ? Зи габэн брот! Зи габэн филе брот35.

Постепенно светало, хотя солнце еще не взошло; вокруг было неуютно и серо. На луг надвигалось

облако, и гор не было видно. Косматые пряди тумана, цепляясь за поникшие росистые маки, ползли и

ползли вдоль склона. Иван сорвал тужурку с ног Джулии, она вскочила, испуганно заговорила о чем-то, а

он, стоя на коленях, пристально всматривался в ту сторону, откуда донесся этот крик. Вскоре Иван

догадался, что это сумасшедший, но сразу же показалось - он не один, с ним люди. И действительно, не

успел он в тумане что-либо увидеть, как послышался злобный приглушенный окрик:

- Хельтс мауль!36

Джулия поняла все и бросилась к Ивану. Вцепившись в рукав его куртки, она жадно всматривалась

вниз, в серый туман, в котором мелькнули живые тени. Но Иван схватил ее за руку и, пригнувшись,

бросился к ручью. В другой его руке была тужурка, колодки же остались в маках.

Молча они побежали вдоль ручья вверх.

Иван не выпускал из своей руки пальцев Джулии; девушка, растерянно оглядываясь, едва поспевала

за ним. Он старался найти подходящее место, чтобы перебраться на ту сторону - там можно было

укрыться в скалах и густых зарослях рододендрона. Но поток бешено мчался с гор, бросаться в его

быстрину было бессмысленно.

«Хорошо, что облако! Хорошо, что облако!» - стучала в его голове утешительная мысль.

Стремительные клочья тумана пока укрывали их. «Проклятый сумасшедший, почему я не убил его? Все

они, сволочи, одного поля ягоды!» - в отчаянии думал Иван и безжалостно тащил вверх Джулию. Они уже

миновали поворот потока, взобрались на обрывистый здесь берег, дальше было открытое место. Поток

со страшной силой несся по камням, от намерения перейти на ту сторону, очевидно, надо было

отказаться. Прежде чем выскочить на луговой росистый простор, Иван, тяжело дыша, упал на колени,

обернулся - туман заметно редел, уже стали видны дальние камни в маках, голое пятно взлобка, где он

вчера дожидался Джулию. И тут в тумане показалось несколько гитлеровцев - неширокой цепью

рассыпавшись по лугу, они приближались к тому месту, где Иван с Джулией провели ночь.

Иван взглянул на Джулию - ее полусонное лицо отражало испуг и крайнюю усталость. «Хоть бы

выдержала! Хотя бы она выдержала!» - страстно пожелал Иван. Теперь только ноги могли принести

35 Где ты есть, русский? Они дадут хлеб! У них много хлеба (нем.).

36 Молчать! (нем.)

44

спасение, и, слегка отдышавшись, он снова схватил ее за руку. Она бежала с огромным напряжением, но

не отставала от него.

Задыхаясь, они выбрались на верхний участок луга, ноги по колени намокли от росы. Однако с каждой

минутой Иван все сильнее прихрамывал на правую ногу, которая странно отяжелела, будто стала чужой -

сначала он так и подумал, что, задремав, отсидел ее. Но неподатливая вялость в ней не проходила, в

сухожилиях под коленом сильно болело. Джулия вскоре заметила его хромоту и испуганно дернула

Ивана за руку.

- Иванио, нёга?

Он проволок ногу по траве, стараясь ступать как можно осторожнее, но ему это плохо удавалось.

Тогда Джулия, оглянувшись, бросилась перед ним на колени и вцепилась в штанину, намереваясь

осмотреть рану.

- Надо вязат, да? Я немножко вязат, да?

Он решительно отвел ее руки:

- Ничего не надо. Давай быстрей.

- Больно, да? Больно? - спрашивала она с тревогой в больших глазах, заботливо всматриваясь в него.

Было заметно, как от усталости под полосатой курткой бешено билось сердце; высоко поднятые жесткие

брови нервно подрагивали.

- Ничего, ничего...

Превозмогая боль, он торопливо заковылял дальше. Рука Джулии выскользнула из его пальцев, и он

не взял ее - девушка, поминутно оглядываясь, бежала следом.

- Иванио, амико, ми будет жит? Скажи, будет? - в отчаянии, от которого разрывалось сердце,

спрашивала она. Иван взглянул на нее, не зная, что ответить, но в ее взгляде было столько мольбы и

надежды, что он поспешил утешить:

- Будем, конечно. Быстрей только...

- Иванио, я бистро. Я бистро. Я карашо...

- Хорошо, хорошо...

Они уже добежали до верхней границы дуга, тут где-то в камнях начиналась тропинка, по которой они

пришли сюда ночью; в скалах, пожалуй, можно было бы укрыться. Но облако уже сползло с луга, стало

светлее, туман на глазах редел, в разрывах его отчетливо видны были красные заросли маков, камни;

эти разрывы все увеличивались. «Черт, неужели не вырвемся? Неужели увидят? Нет, этого не должно

быть!» - успокаивал себя Иван и поднимался все выше и выше. Имея уже некоторый опыт побегов, он

понимал всю сложность такого положения и знал, что если немцы обнаружат их, то вряд ли упустят.

Тропы, однако, не было, они взбирались по травянистому косогору. Хорошо еще, что подъем был не

очень крутой, мешали только низкорослые заросли рододендрона, которые вконец искололи их ноги.

Правда, чуть выше начинался густой хвойный стланик, в нем уже можно было укрыться. Джулия не

отставала, напрасно он беспокоился об этом. Босая, с окровавленными ступнями, она пробиралась чуть

впереди него, и, когда оглядывалась, он видел на ее лице такую решимость избежать беды, которой не

замечал за все время их пути из лагеря. Теперь ей будто не мешали ни камни, ни усталость, ни колючки,

ни скальные выступы. Словно тигрица, она яростно боролась за жизнь.

- Иванио! Скоро, скоро...

Она уже торопит его! Заметив это, Иван сжал зубы - кажется, его дела становились все хуже. Нога

еще больше налилась тяжестью, распухла в колене, он украдкой поднял разорванную штанину и сразу

же опустил - колено сделалось как бревно, затвердело и посинело. «Что за напасть, неужто заражение?»

А тут, как на беду, последние клочья облака проплыли мимо и полностью открыли взору край луга,

ярко зардевший маками. И сразу из тумана появились одна, вторая, третья темные, как камни, фигуры

немцев. Человек восемь их устало шли лугом, подминая цветы и настороженно оглядывая склоны гор.

Теперь уже можно было не скрываться...

Иван сел, бросив тужурку, рядом остановилась поникшая, растерянная Джулия - несколько секунд от

усталости они не могли произнести ни слова и молча смотрели на своих преследователей. А те вдруг

загалдели, кто-то, вскинув руку, указал на них, донесся зычный голос команды. Посреди цепи тащился

человек в полосатом, руки его, кажется, были связаны за спиной, и двое конвоиров, когда он

остановился, толкнули его в спину. Это был сумасшедший.

Немцы сразу оживились и с гиканьем кинулись вверх.

- Ну что ж, - сказал Иван. - Ты только не бойся. Не бойся. Пусть идут!

Чтобы не мешала тужурка, он надел ее в рукава и достал из кармана пистолет. Джулия застыла в

молчании. Брови ее сомкнулись, на лицо легла тень упрямой решимости. Он взглянул на девушку, но

страха в ее глазах не увидел. Она уже отдышалась, и от недавней тревоги в темных больших глазах

осталась лишь печаль обреченности.

- Пошли! Пусть бегут - запарятся!

- Шиссен будет? - удивленно спросила Джулия, будто только теперь поняла, что им угрожает.

- Стрелять далеко. Пусть стреляют, если патронов много.

Действительно, немцы пока не стреляли, они только кричали свое «хальт!», но беглецы торопливо

поднимались выше, к зарослям стланика. Оправившись от первого испуга, Джулия опять стала

подвижной, быстрой, внимательной и, казалось, готовой ко всему.

- Пусть шиссен! Я не боялся. Пусть шиссен! - говорила девушка.