Страница 46 из 87
— Это все ты, Данилка! Если бы не ты, я бы тихо шла… А сейчас Николай… вон он, уже близко… Ой, где же эта монетка!.. Противный ты, Данилка, из-за тебя все…
Тоня, пристально глядя под ноги, побрела обратно на гору. Искала монету, а сама все плакала и бранила Данилку.
Данилка надулся, нахмурился. Теперь, оказывается, он виноват!
Он постоял, постоял на ступеньке и тоже пошел искать монетку. Шаг за шагом поднимался он следом за Тоней.
«Теперь все равно не найти, — думал он. — Кабы я нес, я бы не потерял… А теперь где же? Камни, полынь…»
И вдруг он увидел монетку. Тоня давно прошла мимо нее. А монетка лежала в пушистом полынном кустике и чуть-чуть светилась под солнцем. У Данилки забилось сердце… Он подбежал и схватил монету. Да, это она, желтая, с какими-то рисунками и нерусскими надписями.
— Тоня! — негромко крикнул Данилка.
Тоня обернулась — заплаканная, с оттопыренными губами:
— Чего тебе еще?
Данилка молча показал ей монету. У Тони слезы на щеках сразу высохли. Она в три прыжка очутилась возле Данилки:
— Нашел? Давай сюда!
— Я сам понесу, — сказал Данилка.
Но Тоня и слышать не хотела:
— Мои монеты! Мне их дали нести, а не тебе!
— Тебе дали, а ты теряешь.
— Из-за тебя теряю!
И Тоня отняла монету у Данилки.
Данилка не стал спорить. Но ему вдруг стало так скучно, что не захотелось и к учителю идти. Он не догонял и не перегонял Тоню, а медленно шел вниз, сшибая камушки по пути, и смотрел, как они катились по дорожке.
Тут с Данилкой поравнялся Николай.
— Давай, давай прибавляй шагу! — сказал он.
Данилка молча потряс головой и шагу не прибавил. Но Николай легонько толкнул его в спину и опять повторил:
— Давай, давай! Вместе шли, вместе и прийти должны.
Тоня уже стояла на белых ступеньках. Бидончик висел у нее на руке, а она, сложив ладони, позвякивала монетами. Но посмотрела на Данилку и перестала звякать. А вдруг он сейчас возьмет да и расскажет Николаю, как она дорогой монету потеряла?
Но Данилка молчал. И Тоня успокоилась, засмеялась:
— Шагай, шагай, воробей! Сам к учителю просился.
Николай поднялся на веранду, всю завитую голубым вьюнком. Хотел постучать в белую учителеву дверь, но дверь открылась сама. Учитель услышал голоса и вышел на терраску.
— Здравствуйте, Федор Савельич, — сказал Николай и снял кепку.
— Здравствуйте, Федор Савельич, — повторила Тоня.
И Данилка прошептал:
— Здравствуйте.
Учитель позвал их в холодок, где вьюнок завился погуще, усадил на скамейки. Николай взял у Тони монеты и протянул учителю:
— Вот взрывали гору и нашли. Стоящее что-нибудь или так себе?
Учитель долго разглядывал монеты сквозь свои большие очки. Вертел их, читал надписи на нерусском языке. И все повторял:
— Интересно… Интересно… Мне кажется, очень стоящие, — сказал он, когда разглядел монеты со всех сторон. — По-моему, это очень древние монеты. Завтра же поеду в Феодосию, покажу их в музее. Может, на этом холме целый город под землей лежит! Молодец, Коля, что ко мне пришел! Очень интересная находка. Особенно вот эта. Тут все надписи отлично сохранились.
И он указал как раз на ту монету, которую Тоня потеряла, а Данилка нашел.
— Это я их несла все время! — живо сказала Тоня. Ей очень хотелось, чтобы учитель ее похвалил. — Это я их все время берегла. Они работали, а мне дали беречь. Это я…
Тоня опять вспомнила про Данилку, быстро взглянула на него и замолчала. Но учитель ничего не заметил.
— Умница, — похвалил он Тоню. — Я так и в Феодосии скажу, что ты их берегла.
От этих слов Тоня стала румяная, как пион.
Николай встал, простился с учителем:
— Мне пора. Перерыв скоро кончится.
— Ступай, Коля, ступай, — сказал учитель. — До свиданья, товарищи!
И всем подал руку — и Николаю, и Тоне. И Данилке подал.
— Ты хоть и не хранил и не нес, но и тебе спасибо, Данилка Цветиков. Сопровождал все-таки.
Данилка ничего не ответил.
Вышли на улицу. Николай ушел на гору. А когда он ушел, Тоня ласково сказала:
— Ты, Данилка, не сердись, что я тебя воробьем называла. Это я так, в шутку.
Она была очень рада, что Данилка ничего не сказал Николаю про монету. И учителю не сказал.
— Знаешь, Данилка, ты хоть и маленький, а молодец. С тобой дружить можно. Давай дружить?
Но Данилка ничего не ответил. Он сунул руки в карманы, повернулся и пошел по мягкой пыльной деревенской улице. Тоня посмотрела ему вслед и нахмурилась. Такому воробью сказала — давай дружить, а он повернулся и пошел. Вот еще!
Тоня сердито забросила косу за плечо. Она запела погромче, чтобы Данилка слышал, и пошла домой. Дом их стоял высоко, на склоне горы. Она шла и оборачивалась и поглядывала сверху на Данилку.
А Данилка уходил все дальше и дальше. Он ни разу не обернулся, будто Тони и вовсе не было.
Друг обиды не помнит
Цветиковы жили в низинке, под самой горой. Это было хорошее местечко. От северных ветров загораживала гора. От палящего солнца заслоняли деревья. Высокие тополя посажены здесь давно, их еще отцов дедушка посадил. Они сверкали на солнце листвой и зеленели с весны до осени — в этом месте под почвой была вода.
Оттого, что была вода под почвой, хорошо росли в саду сливы, яблоньки и абрикосы. Вот они стоят все в цвету, белые и розовые. И люди, проходя мимо по улице, любуются садом — будто светлое облако спустилось к Цветиковым на участок.
Данилка, не заходя домой, перелез через низенькую, сложенную из желтого камня стенку.
Пролетел ветерок, посыпались с абрикосов розовые лепестки прямо на голову Данилке. Свежая трава дохнула ему в лицо прохладой. Красные маки закивали ему головками из травы. Будто весь садик обрадовался, что Данилка, набегавшись по горам, пришел наконец домой.
И у Данилки стало полегче на сердце. Он забрался на отлогую, заросшую травой крышу погреба и уселся здесь в холодке.
На крыше росли маленькие цветы. Тут и желтый мышиный горошек был, и какие-то лиловые цветочки, и белые… Они подняли свои головки и радостно глядели в небо.
— Вот и буду здесь сидеть, — прошептал Данилка. — Прохладно, ветерок… Пускай он там рыбу таскает… по жаре…
— Ты с кем? — вдруг окликнул Данилку Федя.
Данилка и не видел, как Федя вошел в сад. Он стоял около погреба, глядел на Данилку. А в руках у него была голубая миска, полная свежей хамсы.
Данилка ничего не ответил. Он лег на спину прямо на желтые и лиловые цветы и стал глядеть в небо.
— А я тебе рыбы принес, — сказал Федя.
Данилка молчал. Федя стоял и переминался с ноги на ногу. Он понимал, что Данилка не зря на него обиделся. Но что же теперь? Так им и молчать все время?
— У мамки на птицеферме завтра цыплята начнут вылупляться, — сказал Федя. Он все еще держал голубую миску и легонько потряхивал ее, пошевеливая рыбок. — Хочешь — пойдем утром?
— Как на Теп-Сель? — отозвался Данилка. А сам и не оглянулся на Федю.
— Будешь теперь вспоминать! — сказал Федя. — Куда рыбу-то?
— Куда хочешь.
Тут Федя подумал, что пора и ему рассердиться:
— Куда хочешь? Ну и ладно. Вот отдам коту, и все.
Серый кот уже давно ластился около его ног. Федя опрокинул миску, рыбки выскользнули на траву. Кот бросился к рыбе, а Федя повернулся и убежал со двора.
Данилка вскочил, посмотрел ему вслед. Хотел его окликнуть, но нахмурился и промолчал. Пускай бежит.
На что Данилке такие товарищи?
Так и вечер подошел. Мать пришла с виноградников. Она очень устала. Целый день она со своей бригадой обрезала лозы, подвязывала молодые побеги, чтобы они вверх росли. Как села на ступеньки, уронила на колени свои загорелые руки — так, думалось, и просидит до утра.
Данилка принес холодной воды. Она сняла платок, умылась. И усталости у нее сразу убавилось.