Деревья-музыканты

Весь город являл собой картину разгула. Возле форта Бержерак, у самого моря, надрывно гремели барабаны. У Портала Фрейсино неистово отплясывали «На этот лад»[13]. Девицы из предместья извивались и прыгали в адском ритме, и маэстро Катор собственной персоной отбивал такт:

Харчевни были устроены кандидатами чуть ли не на каждом шагу.

— Господа депутаты сейчас меряются — чьи рога подлинней. Дерутся, как быки из-за коровы, пока один другого не запыряет. Кто больше денег в последнюю минуту отвалит, тот и одолеет... Выпьем, старина! Нельзя упускать такой случай, и пусть они тузят друг друга, пусть подыхают! Напьемся, куманек, вдрызг, потому как завтра — фьюить! — от них ни гроша не увидишь...

Так говорил «средний избиратель», который, прекрасно понимая суть этого мрачного фарса, с легкой душой принимал в нем участие. Не испытывая ни малейшей неловкости, эти люди вопили во всю мочь:

— Да здравствует мэтр Дезуазо!

— Да здравствует Эмманюэль Аксидантель! — и по очереди восславляли обоих в зависимости от того, в чьей закусочной подкреплялись и выпивали в данный момент.

Говоря по правде, кого бы ни выбрали, любой новоиспеченный депутат тотчас преспокойно примется грабить и наживаться, ссылаясь на свои большие расходы во время избирательной кампании. Значит, пей да ешь сколько влезет, да хватай сколько можешь для своих малышей — ведь их-то не допустили до пиршества! Голодное брюхо к ученью глухо... Назавтра встанешь с горечью во рту — и опять клади зубы на полку, снова кишки ветром набивай да гоняйся за неуловимой наградой, обещанной кандидатом.

Молодые интеллигенты города решили бойкотировать выборы. Разочарованная в жизни, без веры в будущее, эта молодежь заодно объявила бойкот собственному здравому смыслу и человеческой совести. Она пила, пила ужасающе. Над кострами дымились козьи туши, и пьяницы рвали куски прямо с вертела. Под одобрительные крики и дикий хохот слушателей какой-то молодой поэт, пьяный вдрызг, с распахнутым воротом рубахи, обнажавшим впалую грудь, читал стихотворный экспромт, в котором обливал грязью обоих кандидатов, обыгрывая в лихих каламбурах их имена.

В центре города толпились группы оборванцев; они собирались вокруг барабанов, бамбуковых труб и рекламных щитов кандидатов, толклись на перекрестках, дрались или обходили драку стороной — в зависимости от степени своего опьянения. К полудню избирательный котел клокотал вовсю. Прошел слух, что группе самых дерзких приверженцев Эмманюэля Аксидантеля удалось проникнуть в штаб-квартиру Невера Дезуазо и выкрасть пачку избирательных бюллетеней — не много не мало тысячу штук. Слух подтвердился, только количество украденных бюллетеней оказалось гораздо скромнее. Дезуазо отдал приказ все начисто опровергать. Сторонники Эмманюэля Аксидантеля ответили удвоением первоначально названной цифры.

В укромном уголке, позади лавки, Леони оттирала специальной микстурой собственного приготовления большие пальцы на руках избирателей, успевших проголосовать. Каждый избиратель, выполнивший свой долг, отмечался чернильным пятном на большом пальце; чернила считались несмываемыми. Снабженные новыми бюллетенями, стада избирателей-оборотней тут же снова посылались к урнам. Не сидеть же им весь день в лавке и пить да жрать на даровщинку! Сколько раз проголосуешь, столько раз получишь выпивку. Таков закон, и с Леони не очень-то поплутуешь.

Диожен сидел, полузакрыв глаза; казалось, его бесконечно удручали все эти гнусности. Он тихонько бормотал покаянные псалмы и молитвы, потом, не выдержав, встал:

— Мама, мне пора... Я должен остановиться в церковном доме и не могу явиться туда прямо на ночлег... Я еще приду...

— Знаю, знаю, почему ты уходишь!.. Боже милосердный! За какие грехи послал ты мне таких сыновей!.. Во всяком случае, я бы дорого дала за то, чтобы поглядеть, какую рожу скорчит сегодня отец Кервор, когда увидит тебя!.. Надеюсь, вы хоть спите-то с ним не в одной постели? — прыснула Леони.

— Мама! Как можно так шутить...

— А что, это для него так уж зазорно! Разве вы оба не являетесь достойными слугами господними?.. Нет, если уж говорить серьезно, отец Кервор скорее умрет, чем ляжет в одну постель с негром... С негритянкой — дело другое... Как бы то ни было, но мне нужно, чтобы ты сегодня вернулся. Пусть люди увидят, что бог на нашей стороне. Глядя на сутану, даже идиот призадумается...

Невер Дезуазо явился сразу же после отъезда Диожена. Желтые кожаные сапоги, тонкий хлыст, клетчатая рубаха навыпуск, серые кавалерийские штаны, белая каска, череп голый, как головка голландского сыра... Безобразен, точно дьявол, что извивается в церкви под пятой Михаила-архангела. Дезуазо ликовал. Он не мог удержаться от потока излияний, настойчиво осведомлялся у Эдгара о намерениях главы государства относительно его персоны, хорохорился, пыжился. И говорил, говорил...

— Что бы вы сказали о небольшой верховой прогулке, дорогой Эдгар? Я привел для вас рыжую лошадку — ведь она вам понравилась... Совершим маленькую прогулочку по городу, а?.. Это будет великолепно: завтрашний депутат гарцует на коне в обществе адъютанта президента! Во Фрейсино танцуют в мою честь, этим нельзя пренебрегать... А потом мы отправимся в Моро, посмотрим на бой петухов. Там наверняка будет Аксидантель со своим доминиканским цыпленком, но я-то знаю, что мой кагосский петушок задаст его индюшонку перцу... Словом, повеселимся. Или вам это не улыбается?

Прогулка состоялась — к великому огорчению Эмманюэля Аксидантеля, который тоже кричал на всех перекрестках, что он правительственный кандидат... Немало хлопот доставили ему его собственные избирательные агенты: чтобы вытянуть у него побольше денег, каждый из них стал обвинять другого в сговоре с партией противника. Аксидантель решил повидать командующего военным округом и попытаться разузнать у него, как смотрит правительство на его кандидатуру. А пока что — копить силы и втихомолку готовить что-нибудь такое, что может произвести переворот в общественном мнении. Что касается мэтра Дезуазо, он совершил парадный выезд с лейтенантом Эдгаром Осменом под приветственные клики пьяных приверженцев. Победа была уже у его ног, оставалось лишь нагнуться и поднять ее.

Избирательная возня не смолкала до глубокой ночи. Гул, треск, грохот... Под эти дикие звуки государственные мужи готовились спасать республику...

Гонаибо смотрел на своего гостя спокойным и пытливым взором. В его глазах светилось простодушное любопытство.

Опухоль на ноге незнакомца спала, и рана представляла собой зигзагообразную полоску с чуть приоткрытыми краями, на которых темнели капли запекшейся крови. Раненый довольно легко двигал стопой; можно было сказать почти уверенно, что перелома нет. Отвар из целебных трав совершил чудо — рана была чистой, быстро заживала. Гонаибо улыбался с затаенной радостью. Это была улыбка одинокого человека, улыбка сердечная и искренняя, возникающая так же естественно, как идет дождь или восходит луна. О да! Он и вправду был юным богом лугов, могущественным и всесильным! Каждый прутик орешника, каждая травинка, каждый корешок, каждая луковица струили свои соки для него! Прозрачная роса, слюна молодого каймана, сок мансенильи — все служило ему на пользу, все годилось для его снадобий и бальзамов!

Он изучал сетку тончайших узоров, вытканных на лице раненого. Каждый человек одет в кольчугу, в живую ткань, она плотно облегает его с ног до головы — не так ли?.. Вот уже много лет Гонаибо не видел, как спит, дышит, моргает человеческое существо, как у него сокращаются мышцы, шевелится прядь волос... И в какие бы глубины памяти он ни погружался, перед ним возникал только один образ: покойная мать. Он знал о ней все, знал ее руки, ощущал ее губы на своем лбу, отчетливо видел каждое пятнышко на коже, чувствовал малейший оттенок настроения. Поистине нерасторжимая любовь — взаимная привязанность матери и ребенка...

13

«На этот лад» — народный танец округа Сен-Марк (прим. автора).