Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 65

Он протянул руку и стер слезу.

— Не плачь.

— Я просто хочу домой, но… — Дома больше не существовало, а сёстры разъехались в разные стороны земли.

Рин продолжал с удивительной нежностью поглаживать её щеку, хотя слеза давно высохла.

— Именно туда я тебя и веду, жена. Домой.

Глава 4

В расщелине у самой вершины скалы их ожидал лагерь, где Жульетт могла укрыться от ветра и отдохнуть на расстеленной для неё мягкой медвежьей шкуре. В том месте ничего не росло, поэтому разжечь согревающий костёр было не из чего.

Жульетт дрожала с тех пор, как поднявшийся вечерний ветер принялся трепать её юбки и прядки рыжих волос, хотя Рину он казался приятно освежающим. Рин знал, что обычные люди более чувствительны к холоду, нежели энвинцы, но не подозревал, насколько ледяной станет кожа Жульетт. Он никогда не дотрагивался ни до одной женщины, за исключением Софи, но когда похищал сестру Жульетт от её любовника, погода стояла мягкая, даже жаркая, и девушка не мёрзла.

Завтра ночью они разобьют лагерь в лесу, на тропе, ведущей к дому, и Рин разожжёт огонь ещё до наступления ночи. Он обязан оберегать Жульетт от холода, пока она не приспособится к горным зимам или не подберёт себе достаточно тёплую одежду, способную согревать женщину, привыкшую к нежному климату.

С тех пор, как он объяснил, что везёт её домой, она почти не разговаривала. Ему следовало радоваться выпавшей передышке. Рин провёл в тишине большую часть жизни, либо исполняя обязанности охранника во дворце королевы Энвина, либо отдыхая в окружающих город холмах. Иногда звук чьего-либо голоса приносил радость, но беспрестанно слушать раздражённого человека было малоприятно.

Её недовольство скоро развеется. Жульетт смирится со своей участью, как смирялись все пленницы энвинцев. Убедившись, какой из него выйдет хороший муж и отец, она почувствует себя счастливой. Он построил прекрасный дом, только и ждущий её и их будущих сыновей. Если младенцы появятся сразу, Жульетт погрузится в домашние хлопоты, и у неё не останется времени на жалобы.

Рин никогда не хотел от жизни многого: только жену, которая стала бы ему спутницей и другом, детей и крепкий дом, куда он возвращался бы в конце каждого дня. Глупости, которые Жульетт говорила о любви и священных обязательствах, были просто женскими фантазиями, скоро она поймёт, что брак заключается в каждодневной заботе. Жульетт предназначена ему, и это подтверждает кровь, бегущая по их венам, а не легкомысленные представления о любви. Скоро жена с ним согласится.

Они добрались до места привала у вершины холма, и Рин аккуратно поставил свою ношу на ноги. От длительного путешествия в неудобном положении у девушки кружилась голова, но другого способа передвижения для неё не было. Она не сумела бы забраться сюда самостоятельно, а он не мог позволить себе терять время. Здесь, в вышине скалистых гор, куда за ними не отважится последовать ни один человек, они проведут ночь в безопасности.

Обретя под ногами твёрдую опору, Жульетт принялась оглядываться, заметила разложенную на выступе медвежью шкуру и на мгновение изумлённо на неё уставилась. Глаза девушки расширились, лицо побледнело, наконец она тихо спросила:

— Дом?

— Нет, до дома мы ещё не дошли. Здесь передохнём до утра.

Жульетт перевела на него вопрошающий взгляд, и он без слов понял, о чём она думает. До наступления темноты оставалось около часа. Не имело смысла останавливаться сейчас, когда за это время они могли существенно продвинуться к пункту назначения. Она спрашивала себя, почему он остановился так рано и что планирует делать ночью. Что планирует делать с ней.

Собственная жена его боялась.

Всё же не стоило пока называть её женой, хотя по его мнению так оно и было, причём на всю оставшуюся жизнь. Однако им ещё предстояло произнести обеты. Энвинцы женились не так, как жители низин, но они давали клятву перед королевой и жителями города, обещая себя друг другу при друзьях, родственниках и соседях. К тому времени, когда они достигнут города, Жульетт станет его женой во всех смыслах, и клятва будет лишь формальностью. Девушка добровольно признает в нём мужа. Рин мечтал о её готовности, но понимал, что это случиться не сегодня.

— Садись, если хочешь, — он указал на медвежью шкуру. Та лежала не в пещере, но её с двух сторон защищали от ветра каменные стены и выступ наверху на случай дождя. Сегодня дождь не предвиделся, но Рин не знал этого, когда выбирал место, где жена проведёт первую ночь в горах.

Жульетт с силой сцепила руки.

— Нет, спасибо. Я прекрасно себя чувствую.

— Ты же устала и хочешь отдохнуть.

— Нет, вовсе нет, — продолжала упрямиться она. — В конце концов, ты проделал всю работу, нёс меня и взбирался наверх. Я совсем не устала.

— В мешке под шкурой лежат фрукты и сушёное мясо. Ты, наверное, проголодалась.

— Нет.

Она была упрямой женщиной. Но он всегда знал, что жена окажется именно такой.

— Ты предпочитаешь стоять всю ночь на ветру голодная и замёрзшая, хотя можешь отдохнуть на тёплом мехе и насытиться пищей, которую я для тебя подготовил?

— Да.

Рин понял, что Жульетт дрожит не только из-за ветра. Его инстинкты были хорошо заточены, и он понимал эту предназначенную ему женщину так, как никогда не понимал других. Она не просто упрямилась, а боялась до глубины души.

— Жульетт, — начал Рин. Он не стал называть её женой, поскольку правда явно её беспокоила, — сегодня ты отдохнёшь в этой кровати. Я не позволю тебе заболеть из-за собственного упрямства.

— Если я заболею, то из-за похищения, а не из-за отказа слушаться сумасшедшего.

Он шагнул к ней, она отступила. Это движение приблизило её к укрытию.

— Я не сумасшедший, — спокойно сказал он.

— Посмею с тобой не согласиться, — её щеки окрасились в ярко-розовый цвет.

— Ты боишься, что я причиню тебе боль? — он знал, каким будет ответ.

Она отступила ещё на шаг.

— Да.

— Я этого не сделаю.

— Возможно, ты не собираешься…

— Я бы лучше умер, чем ранил тебя.

Глаза Жульетт удивлённо и недоверчиво распахнулись. Умела ли она узнавать правду, когда слышала её собственными ушами?

— Но…

— Я обязан тебя защищать. Никто и никогда не причинит тебе боли.

Жульетт продолжала пятиться, пока чуть не упала на подготовленное ложе. Она споткнулась о край медвежьей шкуры, но быстро восстановила равновесие.

— Садись, — приказал Рин.

Она послушалась, быстро и изящно, не отрывая взгляда от его лица.

— Видишь? Я сижу. Теперь уходи.

Он покачал головой.

— Не сейчас. Я хочу попробовать тебя. Это всё, о чем я прошу. Один раз.

Айседора припала к земле, спрятавшись позади охапки дров, и подоткнула вокруг себя плащ. Скоро опустится ночь и укроет её от опасности. Темнота — её союзник. Как только погаснет последний луч света, появится возможность передвигаться незаметно. В отличие от солдат, Айседора умела видеть в кромешной тьме.

Убегая из лагеря, она наспех заколдовала дорогу, чтобы запутать людей императора. На несколько драгоценных моментов те замешкались, не зная в какую сторону податься. Вместо того, чтобы разделиться и погнаться за обеими пленницами, они принялись гадать, которая из них важнее, так и не осознав, что причиной хаоса послужили чары. Смятение задержит их ненадолго, но колдовство уже выполнило свою задачу.

Чары оказались несильными, но в тот момент на большее она была не способна. После отъезда из дома силы Айседоры ослабли. В центре её существа раньше словно горело яркое пламя, а той ночью оно угасло. Огонь превратился в слабое мерцание, грозившее исчезнуть от легчайшего вздоха.

Айседора не знала, что на неё так подействовало. То ли отъезд с горы, на которой она провела всю свою жизнь, то ли её лишили сил за то, что опозорила дом Файн убийством вторгшегося в дом солдата. Ведьмы Файн получили свои способности не для разрушения.