Страница 44 из 65
— Я к вашим услугам, — несколько неуверенно отзывается начальник поезда, немолодой уже человек с продолговатым морщинистым лицом. — Что прикажете делать?
— Устройте меня пока где-нибудь.
— Пожалуйста, можете располагаться хоть в этом вагоне, — предлагает начальник поезда. — Четвертое купе, пятнадцатое место.
— А в других вагонах тоже есть свободные места?
— Да, еще в трех: во втором, четвертом и пятом.
Алехин благодарит начальника и идет в четвертое купе. Там возле столика с, зажженной лампой сидит пожилая, очень полная женщина и читает книгу. На верхних полках парень и девушка вполголоса подпевают актеру, выступающему по радио.
— Добрый вечер, — вежливо произносит Алехин. Отзывается лишь пожилая женщина. Молодые люди не обращают на него никакого внимания.
— Знаешь что, Леша, — говорит девушка, — давай и мы что-нибудь закажем. Это ведь по заказу пассажиров крутит пластинки радист нашего поезда.
— Давай, — охотно соглашается парень, и они начинают советоваться, что заказать.
Осмотрев свое место, Алехин решает выйти в коридор «на разведку». Но едва он берется за ручку туго поддающейся двери, как молодые люди почти одновременно кричат ему:
— Послушайте! Вы не в ресторан?
— В ресторан, — отвечает Алехин, решив, что и в самом деле нужно будет заглянуть туда.
— Ну так вам все равно через шестой вагон идти, — говорит девушка, протягивая Алехину записку. — Передайте там, пожалуйста, наш заказ радисту. Он в служебном купе шестого.
Алехин берет записку и выходит в коридор.
«Пожалуй, это неплохо, — думает он. — Получается, что иду по делу. Смогу даже заглянуть в некоторые купе, спросить, где находится радист».
Он так и делает. Однако, приоткрыв двери нескольких купе, не только не замечает там никого похожего на Красовского, но и начинает сомневаться, что вообще удастся обнаружить его таким образом — не все же пассажиры сидят на нижних местах — многие лежат на верхних полках, отвернувшись к стене, а то и вовсе укрывшись. Нужно, значит, придумать что-то другое. Но что? Пойти, что ли, с контролером при проверке билетов? Но ведь билеты отбирают проводники, и контролер не беспокоит пассажиров. Так и не придумав ничего, Алехин решает на всякий случай сходить в ресторан, хотя не имеет ни малейшей надежды встретить там Красовского. По дороге он заходит к радисту и передает заявку своих соседей, даже не поинтересовавшись, что они заказали.
— Как, еще одна заявка?! — не очень твердым голосом восклицает радист, и Алехину кажется, что он явно навеселе. — Что это такое музыкальное настроение у всех сегодня? Последнюю принимаю, так и передайте всем им!
— Хорошо, передам, — усмехается Алехин. И, уже закрывая дверь, слышит ворчание радиста:
— Обратно восьмой вагон отличается…
Когда же Алехин подходит к вагону-ресторану, то снова слышит его голос, теперь уже искаженный динамиком:
— По коллективной просьбе пассажиров вагона номер восемь товарищей Козодоева, Малышкиной, Бедарева, Костюкова и Лютиковой исполняется популярный старинный вальс «Дунайские волны».
А как только умолкают звуки «Дунайских волн», радист снова провозглашает:
— И обратно по заявке восьмого вагона, по личной просьбе товарища Бедарева, романс композитора Глинки «Сомнения».
«Бедарев… — задумчиво произносит Алехин. — Знакомая фамилия… Где-то слышал я недавно эту фамилию?»
И тут он вспоминает пенсионера, принесшего в комиссионный магазин пишущую машинку Красовского. У него потом пропали паспорт и пенсионная книжка. Алехин теперь совершенно отчетливо восстанавливает все это в памяти и, не ожидая заказанного кофе, вскакивает из-за ресторанного стола и спешит в свой вагон.
«Неужели же это он? — возбужденно думает Евгений. — Очень может быть. Человек в макинтоше, которому Красовский поручил забрать свой чемодан у сестры, мог ведь вылететь из Москвы самолетом, и они, конечно, еще в Москве условились о встрече в этом поезде. А для того чтобы Красовского мог найти его сообщник, Александр Львович специально заказывает музыку с объявлением своей новой фамилии и номера вагона. Очевидно, у него теперь и паспорт и прочие документы на имя мало кому известного пенсионера Бедарева, и он не боится объявить эту новую свою фамилию по радио.
У дверей радиста Алехин задерживается немного, потом решительно берется за ручку. Дверь, однако, оказывается закрытой, и он энергично стучит в нее.
— В чем дело? — раздается недовольный голос.
— Откройте, — возможно строже произносит Алехин и слышит, как за дверью звякает стеклянная посуда.
Дверь открывается, наконец, и раскрасневшийся радист, полагающий, видимо, что стучит кто-нибудь из начальства, поднимает на Алехина удивленные глаза.
— Как, опять вы? Я же сказал вам…
Но Алехин уже входит к нему в купе и закрывает за собой дверь.
— Вам не следовало бы так напиваться во время работы, — говорит он строго.
— А откуда это известно, что я напиваюсь? — удивляется радист. — Разве из репродукторов коньяком пахнет, когда я объявляю номера?
— Нет, коньяком не пахнет, — успокаивает его Алехин, — но зато у вас заплетается язык. Вот вы только что совсем невнятно объявили фамилию Бедарева, а это, между прочим, мой друг.
— Не может быть, чтобы я объявил его невнятно, — энергично протестует радист. — Как же я мог объявить его невнятно, если это именно он угостил меня коньяком?
— Ну ладно, чего там оправдываться, — примирительно произносит Алехин. — Помогите мне лучше Бедарева отыскать. В каком он купе?
— Номера точно не знаю, помню только, что оно предпоследнее в восьмом вагоне, если от меня идти.
— Вот за это спасибо, — благодарит Алехин радиста и советует: — А если у вас коньяк еще остался, то поберегите его до более подходящего случая.
В восьмом вагоне Алехин прохаживается несколько раз мимо закрытой двери предпоследнего купе. Некоторое время стоит возле нее, прислушиваясь, потом негромко стучится.
— Войдите, — раздается не очень приветливый женский голос.
Алехин приоткрывает дверь, просовывает в нее голову, быстрым взглядом осматривает всех и спрашивает:
— Нет ли тут желающих сыграть в шахматы?
— Только в преферанс, — густым басом отзывается женщина с нижнего места.
— Извините тогда, — кланяется Алехин и закрывает дверь.
Что же увидел он в купе? Внизу тощую женщину, ответившую на его вопрос. Напротив нее какого-то толстяка, самозабвенно пившего чай. Вверху слева — мальчика, читающего книгу, справа крупного мужчину, лежащего с газетой в руках. И хотя Алехин не мог разглядеть его лица, он почти не сомневается, что это Красовский.
Наконец-то попался ему этот хищник! Он возьмет его сейчас именем советского закона, который так долго нарушал, а может быть, и презирал этот матерый преступник. Хорошо бы подойти к нему и сказать: «Именем закона!..» Сказать громко и властно, как имеет право говорить только тот, кто ни разу сам не нарушил этого закона и кто верно служит ему.
Алехин торопливо проходит в служебное отделение и, не постучав, открывает дверь. Начальник поезда, разбиравший какие-то бумаги, подымает на него усталые глаза:
— Ну, как у вас дела, товарищ лейтенант?
— Кое-что проясняется, — осторожно отвечает Алехин. — Сколько еще осталось до Краснохолмска?
— Минут пятнадцать.
Алехин благодарит начальника и снова выходит в коридор.
«Забирать его сейчас или покараулить возле купе до Краснохолмска?» — торопливо думает он, прохаживаясь по коридору. И как раз в то время, когда он проходит мимо купе, в котором находится Красовский, дверь открывается и в коридор выскакивает мальчик, читавший книгу на верхней полке. Алехин инстинктивно заглядывает в купе. Обе верхние полки его теперь пусты…
На лбу у Евгения мгновенно выступает холодный пот. Он порывисто раздвигает дверь до отказа и торопливо шагает в купе. Сидящие на нижних полках уже знакомые ему мужчина и женщина смотрят на него испуганными глазами.