Гарем

Торжественная церемония началась. Девушки выстроились одна за другой и медленно по очереди, сложив руки по традиции на груди, подходили к возвышению, где восседали султан и его младший сын. Одни держались скованно, на лицах других был написан страх, третьи тихонько хихикали, наконец были и те, кто призывно улыбался принцу. Женщины для гарема Баязета подбирались со всех концов света и славились своей красотой. Как только девушка останавливалась перед возвышением, рабы снимали с нее покрывало и по кивку принца вновь надевали его, после чего девушка уходила.

Сайра наблюдала за всем происходящим из дальнего тихого уголка зала. Она впервые увидела принца Селима и решила воспользоваться представившейся возможностью, чтобы как следует присмотреться к своему будущему хозяину. Он был высок и строен, с бледной кожей, доставшейся ему от матери, и светлыми глазами. Его темные, слегка вьющиеся волосы виднелись из-под небольшого белого тюрбана. Чисто выбритое лицо сохраняло серьезное выражение, и лишь изредка губы кривились в легкой улыбке, а в глазах сквозил искренний интерес ко всему, что происходило перед ним. Рядом с принцем стоял раб, держа в руках серебряный поднос, на котором лежало шесть расшитых платков из белого шелка.

Фирузи была третьей по счету. Едва она остановилась перед принцем, Селим дал знак рабу, тот спустился с возвышения и подал девушке один из платков. По залу прокатился шумный вздох одобрения.

Второй принц выбрал молодую испанку с оливковой кожей, глазами цвета топаза и роскошными каштановыми волосами. Ее звали Сарина. Она заняла место у подножия возвышения и первым делом хмурым взглядом смерила Фирузи.

Затем Селим выбрал миниатюрную индианку по имени Амара. Она смущенно потупила красивые карие глаза, когда раб передал ей шелковый платок, и зарделась, поймав на себе улыбку принца.

Зулейку выбрали четвертой. Султан кивком головы подозвал к себе Хаджи-бея.

— Я раньше не видел этой девушки, — сказал он. — И той роскошной блондинки тоже.

— Они новенькие, мой господин. Ваш гарем постоянно пополняется и обновляется, а это первый торжественный прием за последние несколько месяцев, поэтому неудивительно, что вам попадаются новые лица.

Девушки продолжали проходить перед принцем, но на подносе у раба по-прежнему лежали два оставшихся платка. Наконец к возвышению подошла Сайра. Длинное покрывало скрывало ее ступни, и, казалось, она подплыла словно лебедь. Раб снял покрывало. В ту же секунду султан резко подался всем телом вперед, жадно проведя кончиком языка по губам. Кадины, которые до того момента негромко переговаривались между собой, мгновенно замолчали и стали буравить глазами потенциальную соперницу.

В пятый раз Селим дал знак рабу, державшему поднос, и тот передал шелковый платок Сайре. Девушка на мгновение приложила его ко лбу, потом к губам и заняла свое место среди четырех ранее выбранных красавиц.

— Еще одна новенькая, Хаджи-бей? — спросил султан негромко.

— Да, мой господин.

— Как давно она в моем гареме?

— Четыре месяца, мой господин.

— Почему я ее до сих пор не видел?

— Она долго не хотела смириться со своей судьбой и до самого последнего времени не поддавалась приручению.

— Ага, понимаю… — проговорил султан. В голосе его уже угадывалось раздражение. — Значит, я должен как последний болван тихо сидеть и смотреть, как мой сын забирает от меня самых красивых женщин! Я уже начинаю жалеть о том, что позволил ему выбрать для себя наложниц из моего гарема.

— Не стоит жалеть, мой господин. Вы проявили великую щедрость. Поверьте мне, эти девушки — всего лишь полудрагоценные каменья в сравнении с теми жемчужинами, которых я сегодня не привел сюда, — с улыбкой проговорил ага кизляр.

Султан довольно усмехнулся:

— Ты всегда был мне предан, Хаджи-бей. Прости своего господина за то, что он на минуту усомнился в тебе.

Ага поклонился султану. А в это самое время раб с подносом по кивку Селима отдал последний платок красивой уроженке северной Греции с золотистыми волосами, мраморно-белой кожей и васильковыми глазами. Ее звали Ирис.

— Ты сделал хороший выбор, сын мой, — проговорил Баязет таким тоном, словно хотел сказать, что на самом деле Селим сделал слишком хороший выбор. Потеря рыжеволосой красавицы все еще не давала ему покоя. — А теперь позволь представителям иностранных держав и наших провинций поднести тебе свои дары.

Хаджи-бей дал знак девушкам из нового гарема принца приблизиться. Он указал им, куда сесть, и устроил все так, что Сайра, Зулейка и Фирузи были ближе остальных к принцу.

Рабы снова распахнули высокие двери в зал, допуская многочисленную и красочную процессию. Первыми со своими дарами получили право подойти представители иностранных держав. Египет подарил Селиму обеденный сервиз на двенадцать персон с прелестными золотыми блюдами и украшенными драгоценными камнями звонкими бокалами. Монгольский хан подарил великолепного вороного жеребца и двух красивых кобылиц. Индийский правитель прислал широкий золотой пояс, инкрустированный сапфирами, рубинами, изумрудами и бриллиантами. Другой принц из Индии прислал двух карликовых слонов. Из Персии — разноцветные шелка, которые считались лучшими в мире. Венецианский Левант преподнес принцу Селиму хрустальную вазу в четыре фута высотой, доверху наполненную бледно-розовым жемчугом. Причем все жемчужины отличались безупречно круглой формой и были одинакового размера.

Затем пришла очередь даров провинций Османской империи. Их представители раскладывали подарки перед возвышением. Поражающие своей красотой ковры, шелковые кисеты с луковицами тюльпанов редких цветов, клетки с экзотическими птицами, несколько карликов-евнухов, хор кастрированных мальчиков, славящихся своими дивными голосами, новейший телескоп в корпусе из слоновой кости с серебряными обручами. Телескоп в дар принцу прислала Магнезия, и этот подарок особенно пришелся молодому человеку по душе, ибо он питал самый живой интерес к астрономии.

Гора подарков становилась все выше, а Сайра тем временем исподволь наблюдала за Бесмой, матерью принца Ахмеда. Та сидела неподвижно, и лицо ее, скрытое под полупрозрачной вуалью, было бесстрастно, но все же во взглядах, которые она то и дело бросала на Селима, читались ненависть и зависть к великой чести, которая была ему оказана султаном.