Страница 27 из 87
В глазах заводского начальства Иван Данилов стоит высоко. Его называют «верным человеком», ему дают часто награды, ему на заводской счет построили каменный дом. В больнице его лечили внимательней и кормили лучше, чем других. С ним всегда говорят ласково.
— Ну, как дела, Федотыч? — весело спрашивает управитель, проходя через будку.
Иван Данилов молча показывает книгу, где записывается «случай».
— А-а-а… Опять попался Степан Осипов? Ме-р-р-за-вец. Кусок бакаута[1]… С-с-к-к-отина…
Управитель вынимает из кармана карандаш и пишет около «случая»: «Составить протокол».
А в шесть часов вечера Иван Данилов опять невозмутимо лазит по пазухам и по армякам. Осмотры почти всегда происходят молча. Рабочие избегают говорить с этим высоким, неумолимым человеком. Но бывает изредка, что кто-нибудь не выдерживает.
— Разогни ногу… — говорит отрывисто сторож рабочему Карпу Архипову.
Тот протягивает ногу.
— Хорошенько разогни…
— Ну, чего еще тебе… Ворона старая… — не выдерживает Архипов.
— Разогни хорошенько…
Архипов нехотя протягивает, и сторож вытаскивает у него из прорехи штанов два новых подпилка.
— Это чего у тебя?
— А у тебя не видят шары-то? Записывай знай…
— Нашел-таки, дьявол… — несется откуда-то шепот.
— Ведьма полосатая…
— Крючок…
— Подожди, голубчик…
— Снесут башку-то…
Из всех углов будки несутся какие-то свистящие, полные ненависти звуки… Но Иван Данилов точно не слышит и заносит в книгу кражу…
Однажды Иван Данилов, пропустив всех рабочих, сидел один в будке и старательно выводил каракули в книге о кражах. Не отрываясь от книги, он взглянул на дверь и увидел тринадцатилетнюю Агашку, которая робко и нерешительно пробиралась к выходу. Обыкновенно, девчонок сторож пропускал почти без осмотра, особенно маленьких, работающих при сортировке или при правке железа. Но на этот раз его удивила нерешительность девчонки, и старый коршун впился глазами в ее фигурку.
— Стой!
Агашка остановилась и страшно побледнела.
А он медленно поднимался со скамьи и, казалось, пронизывал девочку насквозь своим холодным и безжалостным взглядом. Потом он подошел к ней вплотную и пробежал слегка руками по ее бокам. Немного спустя, он усмехнулся и проговорил насмешливо:
— Так не украдешь… Выкладывай!
Агашка не шевелилась.
— Выкладывай, говорят!..
Агашка, дрожа всем телом, полезла за пазуху и вытащила кусок английской стали.
— Хм… губа-то не дура… Где бог дал?
— Я нашла, дяденька…
— Нашла… Хи-хи-хи!
Он сел и как-то беззвучно засмеялся. Агашка не шевелилась.
— Ну, ступай с богом… Больше тебя не требуется…
Агашка стояла и судорожно теребила рукав.
— Ступай, миленькая… Хи-хи-хи! Нашла, говоришь? Хи-хи-хи! Да, много на улице стали валяется! Хм… А ты бы подальше спрятала… За пазуху… Хе-хе-хе!
— Дяденька…
— Чего такое, любезная…
— Прости, дяденька…
— П-р-ости? Хм… Выдумала…
— Прости, дяденька…
— Ну, ступай, милая… Не мешай.
Он опять взялся за перо.
— Дяденька…
Он не отвечал. В печке потрескивали дрова, с улицы доносился шум и вой ветра. Вечер был темный и жуткий.
— Дядень…
— Ты уйдешь или нет?
— Уйду.
— Ну, и убирайся.
Через минуту он поднял голову и посмотрел на Агашку. Она сидела в углу на лавке и судорожно всхлипывала в колени.
— Много я видел слез-то, любезная…
— У-у… нас… е-е-сть… н-н-ече-во… — донеслось до него.
— Хм… есть нечего? Так-с, а где родитель-то у тебя?
— В о-стр-о-о-о-ге…
— В остроге? Так-с… Дочка-то, значит, по родителю пошла… Хи-хи-хи!
— Дяденька!
— Ну?..
— У нас восьмеро… мамка не может одна…
— Ну, так и воровать?
— Прости… ради бога…
— Не могу, любезная. У меня, милая моя, служба. А тебе не советую просить. Ты тоже за родителем пойдешь на казенное содержание. Хи-хи-хи!
— В острог, што ли, дяденька?
— А то куда же. Да ты не бойся. В остроге-то ведь тоже люди сидят. Окошечки там узенькие, за решеточкой железной. И солдатики под окнами ходят с ружьям. Не убежишь, любезная… Хи-хи!
Агашка быстро встала и пошла к выходу… На самом пороге она на секунду остановилась и крикнула во всю будку:
— Будь ты… проклят!
Потом хлопнула дверью и скрылась,
Иван Данилов встал, отпер дверь и посмотрел вслед Агашке. Но он ничего не увидал, кроме промозглой темноты. Ветер ударил ему в лицо и взметнул пламя лампы. Сторож запер дверь на крюк. Потом взгляд его упал на кусок стали. Иван Данилов опять усмехнулся.
— За пазуху… Хи-хи-хи!
И он начал писать…
1901
А. Г. ТУРКИН
Александр Гаврилович Туркин родился в 1870 году в поселке Верхне-Уфалейского завода на Урале. Его отец был мелким заводским конторщиком. Будущий писатель не получил систематического образования. Он кончил в Челябинске городское училище и после окончания школы вплоть до 1900 года тянул лямку мелкого служащего заводской конторы на родине, а затем в Пашийском заводе. Жажда знаний, любовь к литературе помогли развиться дарованиям юноши. Тесное общение с народом, при острой наблюдательности и активном отношении к жизни, было не менее важной школой писателя.
В 18S9 году девятнадцатилетний А. Г. Туркин напечатал первое свое литературное произведение — стихотворение «Умерла ты рано…» в газете «Екатеринбургская неделя». В начале следующего года он выступил уже как прозаик. В той же газете появляются его первые рассказы «Рудокоп», «Крест не выдал», «У костра». Участие его в местных газетах становится постоянным. В 1896 году его очерк «Страничка из прошлого» напечатал журнал «Русское богатство». В 1900 году писатель переехал в Челябинск, где сдал экзамен на звание частного поверенного и стал заниматься адвокатской практикой. В том же году он побывал на Всемирной выставке в Париже. Его корреспонденции о поездке в Париж печатались на страницах «Уральской жизни».
С этого времени творческая деятельность А. Г. Туркина усиливается. В 1902 году в Екатеринбурге вышел сборник его рассказов «Уральские миниатюры». С 1901 года Туркин переписывается с В. Г. Короленко, посылая ему свои рассказы и внимательно прислушиваясь к его советам. «Уральские рассказы» обратили на себя внимание А. М. Горького, собиравшего тогда демократические силы литературы. Великий писатель поддержал провинциального автора.
Революция 1905 года, всколыхнувшая всю страну, внесла много нового в творчество Туркина: новые темы, новые образы.
С этого времени он начинает систематически печататься в столичных журналах. В 1906 году в «Русском богатстве» В. Г. Короленко опубликовал четыре рассказа Туркина и среди них «Как он запел» — о революционных событиях 1903 года в Златоусте.
В этом же журнале в 1910 году была напечатана повесть «Исправник». В 1911–1913 годах его рассказы появляются в журналах «Современник» («Душа болит», «На вечное владение»), «Современный мир» («Десятина», «Культура», «Учитель», «Ночь»), в «Журнале для всех» («Падают листья»). В 1914 году в Издательском товариществе писателей в Петербурге была выпущена вторая книга рассказов А. Г. Туркина «Степное».
А. Г. Туркин выступал как писатель-реалист, человек демократических убеждений, сохранивший их и в пору реакции после революции 1905 года. Но он не видел исторической роли пролетариата и не был связан с его революционным движением. Великая Октябрьская социалистическая революция не была понята им. Размах народных сил в революции испугал писателя, ранее выступавшего в защиту интересов народа. Во время гражданской войны он уехал из Челябинска в Сибирь и здесь умер от тифа на одном из полустанков, между Новосибирском и Минусинском, в декабре 1919 года.