Страница 7 из 11
Все это весьма маловероятно. Франц Фердинанд очень любил своих сыновей, однако едва ли его можно было купить обещанием создать для них вассальные престолы: трудно предположить, чтобы будущий глава тысячелетней австрийской династии согласился на включение габсбургского государства в состав империи Гогенцоллернов. Наследник Франца Иосифа опирался во внешней политике на Берлин, но едва ли мог идти так далеко. Вдобавок, с точки зрения этого католика из католиков, Вильгельм II был, помимо всего прочего (а может быть, и прежде всего прочего), еретик. Наконец, в те времена, до диктаторов и вождей, в мире существовали парламенты, газеты, общественное мнение: не так просто было бы убедить австрийцев и венгров войти в Германскую империю, да еще с отделением от Австро-Венгрии других габсбургских земель.
VIII
На Косовом поле в Видов дан (28 июня) 1389 года султан Мурад-гази разбил сербскую армию князя Лазаря. Со времени этой битвы сербы стали платить туркам харач (дань). С днем сражения у сербов связано много трогательных сказаний; существует об этом дне целый эпический цикл «Лазариц». Главный их герой — зять князя, Милош Обилич. И сейчас еще на поле битвы показывают три камня, отдаленные друг от друга на 50 локтей, по гигантским прыжкам богатыря, а также могилы турок, которых он перебил. В конце кровопролитного дня, после турецкой победы, султан проезжал по полю. Внезапно из груды убитых поднялся Милош Обилич и заколол кинжалом Мурада-гази, отомстив за свой народ.
Нетрудно понять, что въезд Франца Фердинанда в Сараево в Видов дан мог породить у молодых славянских романтиков воспоминание о Милоше Обиличе. Едва ли австрийские власти избрали этот день с целью умышленного вызова — это значило бы проявлять храбрость за чужой счет, за счет эрцгерцога, охрана которого была поставлена из рук вон плохо. Но и не знать о сербском национальном эпосе австрийское командование никак не могло. Все, думаю, объяснялось беспечностью, равнодушием, скептицизмом — это были и вообще отличительные черты Вены, не только Вены правительственной: если «nitchevo», «это восхитительное русское Ничего» — самое национальное из русских слов (что, если б французские журналисты знали еще «avos»!), то, пожалуй, в значительно большей степени это было национальное слово австрийское. Вероятно, Конрад фон Гецендорф просто не подумал, Потиорек решил, что сойдет, Коллас положился на кисмет.
25 июня Франц Фердинанд и его свита прибыли на австрийском броненосце в новые земли империи. В одиннадцати километрах от Сараева находится курорт Илидж (или Илидже). Там эрцгерцог встретился с женой, которая приехала из Вены по железной дороге. Маневры происходили поблизости, в Тарчине, и сошли они отлично; маневры, сходящие плохо, вообще, верно, довольно редки. Франц Фердинанд был в восторге от войск, от приема, от настроения славян и послал императору соответственную телеграмму. Может быть, он искренне поверил, что население Боснии очень его любит. По сведениям историка Н.Полетика, наследник престола сказал в Илидже: «Я начинаю любить Боснию». Герцогиня Гогенберг выражалась еще ласковее: «Как мил этот народ!..»
Сараево — небольшой город у впадения реки Милячки в Босну, основанный в XIII веке и получивший через три столетия название от дворца (серый) боснийского вали Узрев-бека. В Национальной библиотеке есть старый путеводитель Флакса по этому городку, содержащий разные полезные сведения для немецких туристов: при встрече со знакомым местным жителем спрашивать его: «Како вам ие?» и на такой же его вопрос отвечать «Како, тако» («so-so»); при входе в ресторан осведомляться: «Можемо ли овде вечеряти?», на что ждать ответа: «Можете, моя господо»; если плохо себя чувствуешь, кричать: «Мука ми ие», а если хорошо, то: «Не ми ништа» и т.д. Путеводитель и газеты того времени дают возможность с достаточной ясностью представить себе картину исторического убийства.
Через Милячку перекинут старый однопролетный Козий мост. Есть на реке и еще несколько мостиков (по карте путеводителя — четыре). По длинной набережной Милячки эрцгерцог должен был проехать из Илиджа в сараевскую ратушу, где был приготовлен торжественный прием.
В Илидже наследник престола остановился в гостинице «Бошна». Вся чисто военная сторона его поездки была закончена 27 июня к вечеру. Оставался только парадный въезд в Сараево, назначенный на утро следующего дня. Эрцгерцог и жена его встали 28-го рано, побывали на утренней мессе, прочли газеты — мирные газеты того времени: главной сенсацией тех дней была «борьба черной и белой расы», в виде матча двух знаменитых боксеров, негра Джонсона и Фрэнка Морана, — черная раса победила по очкам, — да еще гибель взбесившегося в Одессе слона Ямбо — об этом в «Матэн», на первой странице, 27 июня была огромная телеграмма: «Бешенство и смерть знаменитого слона Ямбо волнуют всю Россию».
В начале десятого часа за гостями приехал военный губернатор Боснии генерал Потиорек. Он тоже был в восторге от удачи путешествия наследника престола. Все понимали, что 84-летнему императору, только что оправившемуся от воспаления легких, жить осталось недолго. Потиорек, блестящий генерал, впоследствии в борьбе с сербами не очень оправдавший высокое мнение о его военных дарованиях, имел основания связывать немалые надежды с приездом в Боснию эрцгерцога.
У ворот гостиницы остановились четыре великолепных автомобиля. В первом заняли места начальник полиции, правительственный комиссар и сараевский бургомистр; во втором ехали Франц Фердинанд, жена его и Потиорек; рядом с шофером сел сопровождавший наследника престола граф Гаррах; в третьем и четвертом автомобилях находились разные должностные лица. В 9 час. 30 м. автомобили отошли в Сараево.
С той стороны тоже все было готово. Не буду сообщать подробностей о других участниках дела. На скамье подсудимых по сараевскому делу находилось много людей. Непосредственных участников покушения было шесть, если не предполагать, что на следствии кое-что осталось невыясненным. Террористы с бомбами заняли позиции на набережной, у мостов. По мостам, вероятно, всегда проходили люди, и среди них остаться незамеченным было сравнительно нетрудно; можно было и переходить с одного берега на другой. Кривые и узкие улицы Сараева также подходили для покушения, но едва ли террористам могло быть в точности известно, по каким из этих улиц проедет в ратушу эрцгерцог. Между тем набережной он никак миновать не мог. Все было обдумано тщательнейшим образом. Наследник австрийского престола неизбежно должен был погибнуть на набережной, если не у первого моста, то у второго.
На самом деле все вышло не так, как предполагали организаторы покушения. Все вышло совершенно иначе. Эрцгерцог Франц Фердинанд погиб не там, где его ждали террористы, погиб не тогда, когда было предусмотрено, погиб не на набережной, погиб не от бомбы, погиб, в сущности, почти случайно. «Кисмет, кисмет», — пишет в своих воспоминаниях барон Коллас.
«Если ты хочешь охотиться на слонов, произведи сначала над собой душевный опыт: выйди на полотно железной дороги, стань лицом к мчащемуся экспрессу и сойди с полотна тогда, когда локомотив будет от тебя в трех шагах: если твои нервы выдержат, ты можешь охотиться на слонов». Читатель, быть может, знает этот совет знаменитого путешественника. Беда в том, что подобный опыт на железнодорожном полотне сам по себе связан с некоторым риском; этот экзамен требовал бы еще какого-либо предварительного экзамена: можешь ли ты подвергнуть свои нервы столь тяжкому испытанию и т.д. Иными словами, для опасных дел нужна тренировка. Стендаль, Толстой описали нам тренировку человека на войне. Смертельный страх, испытываемый Николаем Ростовым в первом деле, с годами сменяется равнодушием: он привык к огню. Но Ростов, офицер времен наполеоновских войн, бывал под огнем весьма часто, в течение ряда лет.
К террору привыкнуть невозможно, ибо такой профессии все же нет. Иные русские террористы, правда, считали себя профессионалами. Однако в действительности и за ними числились один, два, очень много, если три, террористических акта. Поэтому незачем верить воспоминаниям людей, описывающих, как они, сохраняя совершенное хладнокровие, «как по нотам» разыгрывали свои грозные дела. В громадном большинстве случаев это то же хвастовство юного Ростова: «Ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки...» Террористические акты, «разыгранные как по нотам», в истории чрезвычайно редки. Вот, пожалуй, Пален и Беннигсен как по нотам разыграли дело 11 марта, но на то это были Пален и Беннигсен.