Страница 28 из 40
«Если бы Хелен дала мне другой ответ, ты мог бы быть моим сыном».
Но он сумел сдержаться и вместо этого спросил:
— Так чем я могу тебе помочь?
— Вы можете мне рассказать, где начать поиски отца.
Старый Томас развел руками:
— Эта страна огромна, по ней можно странствовать всю жизнь.
— Потому я к вам и пришел.
Харкнесс приблизился к длинному столу из желтой древесины капской сосны, что тянулся чуть ли не через всю комнату, и локтем смахнул книги, бумаги и баночки с краской, расчистив свободное пространство.
— Принеси стул, — велел он.
Они уселись лицом друг к другу по обе стороны расчищенного пространства, старик наполнил оба стакана и поставил бутылку посреди стола.
— Куда направился Фуллер Баллантайн? — спросил Харкнесс и начал накручивать на палец серебряную прядь из бороды.
Палец был длинным и костлявым; там, где спусковой крючок перегретого или заряженного двойным зарядом ружья при отдаче сдирал кожу до кости, его покрывали старые шрамы.
— Куда направился Фуллер Баллантайн? — повторил он, но Зуга понял, что вопрос был риторическим, и ничего не ответил.
— После экспедиции на Замбези удача от него отвернулась, репутация почти погибла, а для такого человека, как Баллантайн, хуже этого ничего быть не могло. Вся его жизнь была посвящена бесконечной погоне за славой. Твоего отца не останавливали никакой риск, никакие жертвы, его собственные или чужие. Ради славы он бы пошел на все: на ложь, на воровство, даже на убийство.
Зуга с вызовом поднял глаза.
— Да, убил бы, — кивнул Харкнесс. — Любого, кто встал бы на его пути. Я хорошо его знал, но это совсем другая история. А теперь мы хотим выяснить, куда он пошел.
Хозяин протянул руку и извлек из-под захламленного стола свиток пергамента. Он быстро осмотрел его и, одобрительно хрюкнув, расстелил на столе.
Это была начерченная тушью карта Центральной Африки от восточного до западного побережья, от Лимпопо на юге до озерного края на севере. Поля были испещрены нарисованными рукой Харкнесса значками и фигурками животных.
В тот же миг Зуга возжелал эту карту всей душой. Молодой Баллантайн ощутил в своем сердце все то, в чем мистер Томас обвинял его отца. Он должен заполучить эту карту, даже если для этого придется украсть или, упаси Боже, убить. Он должен ее заполучить.
Карта была очень большая — квадрат метра полтора на полтора, нарисованная от руки на наклеенной на ткань бумаге высшего качества. Такая карта — усыпанная огромным множеством значков, с подробными, но краткими пометками, сделанными наблюдателем, который видел все своими глазами, — не знала себе равных. Примечания, написанные мельчайшим изящным почерком, можно было прочитать только с увеличительным стеклом.
Здесь с июня по сентябрь собираются большие стада слонов».
Здесь в древних выработках я нашел золотую жилу, шестьдесят граммов на тонну».
«Здесь народ гуту производит чистую медь».
«Отсюда в июне к побережью отбывают невольничьи караваны».
Таких пометок были сотни, каждая в аккуратно пронумерованной рамке, соответствовавшей точному местоположению на карте.
Харкнесс с хитрой полуулыбкой наблюдал за гостем, а потом протянул ему увеличительное стекло, чтобы тот продолжил чтение.
Через несколько минут Зуга понял, что области, окрашенные розовым, обозначают «мушиные коридоры» на высоких африканских плато — безопасные зоны, по которым можно перегонять домашних животных без риска попасть в районы обитания мухи-цеце. Ужасная сонная болезнь, переносимая мухами, может полностью уничтожить целое стадо. Африканские племена сотни лет собирали сведения о безопасных коридорах, и Томас Харкнесс тщательно записал их. Ценность таких сведений была огромна.
«Здесь пограничники короля Мзиликази убивают всех чужестранцев».
«Здесь с мая по октябрь нет воды».
«Здесь с октября по декабрь опасные малярийные испарения».
На карте были указаны самые опасные области, отмечены известные Харкнессу пути в глубь материка, хоть их было и немного.
Были обозначены города африканских царей, местоположение их военных краалей, определены сферы влияния каждого царя и указаны имена подчиненных им вождей.
«Здесь для охоты на слонов нужно получить разрешение вождя Мафа. Он вероломен».
Харкнесс наблюдал, как молодой человек сосредоточенно изучает бесценный документ. На лице старика была написана почти нежность; воспоминание, как тень, мелькнуло перед его глазами, и он кивнул. Наконец старик заговорил.
— Твой отец попытался бы одним махом восстановить подмоченную репутацию, — вслух размышлял Харкнесс. — Ему нужно было чем-то питать свое чудовищное самолюбие. Прежде всего в голову приходят два района. Здесь!
Он накрыл ладонью обширное пространство к северо-западу от уверенно отмеченных контуров озера Малави. Здесь многочисленные достоверные пометки сменялись скудными неуверенными догадками, выуженными из слухов или туземных преданий, или рассуждениями, помеченными знаком вопроса.
«Оманский шейх Ассаб сообщает, что река Луалаба течет на северо-запад. Возможно, впадает в озеро Танганьика». Реки были очерчены пунктиром. «Пемба, вождь мараканов, сообщает, что в двадцати пяти днях пути от Хото-Хота лежит большое озеро, по форме похожее на бабочку. Называемся Ломани». Озеро было обрисовано схематически. «Вопрос. Соединяется ли озеро Танганьика с озером Альберт? Вопрос. Соединяется ли озеро Танганьика с озером Ломани? Если да, не является ли Ломани окончательным истоком Нила?»
Харкнесс корявым пальцем ткнул в два вопросительных знака.
— Здесь, — сказал он. — Большие вопросы. Река Нил. Вот что привлекло бы Фуллера. Он часто о ней говорил. — Харкнесс усмехнулся. — Всегда с одним и тем же вступлением: «Слава, разумеется, не имеет для меня никакого значения…» — Старик покачал серебристой головой. — Слава значила для него не меньше, чем воздух, которым он дышал. Да, исток Нила и слава, которую принесло бы его открытие, — вот что прельщало его.
Великан долго вглядывался в пустые пространства, грезя наяву, перед блестящими черными глазами проплывали видения. Наконец он встряхнул лохматой головой, словно сбрасывая наваждение.