Страница 15 из 40
Груди у нее были круглые и гладкие, как спелые яблоки, такие тугие, что почти не меняли формы, когда она поднимала руки. Сравнение с плодами ей понравилось, и Робин на несколько мгновений дольше положенного возилась с матерчатым беретом, глядя на них. Но хватит любоваться собой, подумала она, натянула через голову фланелевую рубашку, расправила полы у талии, надела брюки — как хорошо снова оказаться в них после этих сковывающих юбок. Присев на койку, девушка натянула полусапожки и застегнула штрипки брюк, потом встала, чтобы застегнуть пояс на талии.
Робин открыла черный саквояж, вытащила сверток с хирургическими инструментами, выбрала самый большой скальпель и рукой проверила лезвие. Оно было острым, как бритва. Доктор сложила скальпель и спрятала в карман брюк. Другого оружия у нее не было.
Собравшись, она плотно закрыла задвижку сигнального фонаря. Каюта погрузилась в полную темноту. Одетая, Робин легла на койку, натянула до подбородка грубое шерстяное одеяло и стала ждать. Смех из кают-компании доносился все реже, мужчины явно воздали должное бутылке бренди. Через какое-то время она услышала на трапе позади каюты тяжелые нетвердые шаги брата, и потом лишь скрипел и кряхтел на ветру корабельный рангоут да время от времени хлопала плохо закрепленная снасть.
От страха и напряжения она была так взвинчена, что не боялась заснуть. Однако время тянулось удручающе медленно. Когда Робин приоткрывала задвижку сигнального фонаря, чтобы посмотреть на карманные часы, руки ее еле двигались. Наконец настало два часа ночи, время, когда тело и дух человека испытывают полный упадок сил.
Она тихо поднялась с койки, взяла затемненный фонарь и подошла к двери. Засов загремел, как ружейный залп. Робин выскользнула наружу.
В кают-компании дымилась единственная масляная лампа, отбрасывая на переборки трепещущие тени. Пустая бутылка из-под бренди перекатывалась по палубе в такт движению судна. Робин опустилась на корточки, стянула сапоги и, оставив их у входа, босиком прошла через кают-компанию к коридору, ведущему в кормовые кубрики.
Она задыхалась, словно долго бежала. Остановившись, приподняла задвижку фонаря и тонким лучом посветила вперед. Дверь в каюту Манго Сент-Джона была закрыта.
Девушка на цыпочках подкралась к ней, одной рукой ощупывая переборку. Вскоре ее пальцы коснулись латунной дверной ручки.
— Господи, помоги мне, — взмолилась она и невыносимо медленно повернула ручку. Ручка легко подалась, дверь на пару сантиметров скользнула в сторону. Сквозь образовавшуюся щель она заглянула внутрь.
Света едва хватало, чтобы что-то разглядеть. В палубе было проделано окошко для компаса с репетиром, так что капитан, не вставая с койки, мог проверить курс корабля. Компас освещался тусклым желтым светом штурвального фонаря, и его отблеск позволил Робин разглядеть каюту.
Мебель в каюте была простая. Койка скрывалась за темной занавеской. Слева стоял запертый сундук с оружием, за ним на крючках висели матросский плащ и костюм, в котором Сент-Джон ужинал. Массивный тиковый письменный стол перед дверью заставлен штативами для латунных навигационных приборов, секстанта, линейки, циркуля, над ним на переборке висели барометр и корабельный хронометр.
Видимо, капитан, раздеваясь, выложил на стол все содержимое карманов. Среди карт и судовых бумаг были разбросаны складной нож, серебряный портсигар, инкрустированный золотом крошечный карманный пистолет того типа, какой любят профессиональные игроки, пара игральных костей из слоновой кости — наверно, после ее ухода Зуга и Сент-Джон опять играли, — и, самое главное, посреди стола лежало то, что она искала, — связка корабельных ключей, которую Сент-Джон обычно носил на пристегнутой к поясу цепочке.
Медленно, очень медленно Робин приоткрыла дверь, не сводя глаз с алькова у правой стены каюты. От качки занавеска слегка колыхалась, и ей пришлось собрать в комок всю волю — вдруг померещилось, что за занавеской шевелится человек, готовый на нее прыгнуть.
Когда дверь приоткрылась настолько, что она смогла проскользнуть внутрь, ей пришлось напрячь все силы, чтобы сделать первый шаг.
На полдороге она застыла на месте: от койки ее отделяли считанные сантиметры. Робин вгляделась в узкий просвет между занавесками и увидела отблеск обнаженного тела, услышала глубокое ровное дыхание спящего мужчины. Это придало ей уверенности, девушка быстро подошла к столу.
Она не могла определить, какой ключ подходит к двери лазарета и к люку, ведущему в главный трюм. Пришлось взять всю тяжелую связку, значит, потом придется вернуться в каюту еще раз. Она не знала, хватит ли у нее на это храбрости. Рука задрожала, тяжелая связка ключей громко звякнула. Робин испуганно прижала ее к груди и в страхе взглянула на альков. За занавесками никто не шевелился, и она босиком тихо скользнула к двери.
Но едва за ней закрылась дверь, занавески алькова резко распахнулись, и Манго Сент-Джон приподнялся на локте. На мгновение он застыл, потом спустил ноги на пол и встал. В два шага капитан достиг стола и обшарил крышку.
— Ключи! — прошипел он, быстро натянул брюки, висевшие на вешалке за его спиной, и выдвинул один из ящиков стола.
Приподняв крышку шкатулки из палисандрового дерева, Манго Сент-Джон достал пару длинноствольных дуэльных пистолетов, сунул их за пояс и направился к двери.
С третьей попытки Робин подобрала ключ к лазарету. Дверь неохотно подалась, пронзительно заскрипели петли. Их визг прозвучал, будто сигнал горна, зовущий в атаку тяжелую кавалерию.
Она заперла за собой дверь. При мысли о том, что теперь никто сюда за ней не войдет, стало легче. Она открыла задвижку фонаря и быстро осмотрелась.
Под лазарет был выделен большой чулан, где хранилась провизия офицеров. С крюков, вбитых в палубу над ее головой, свисали куски копченой ветчины и сухой свиной колбасы, на стеллажах лежали толстые круги сыра, ящики консервов, штабелями были сложены черные бутылки с запечатанными воском пробками, мешки муки и риса, а прямо перед собой Робин заметила люк, закрытый на засов и запертый висячим замком величиной с два ее кулака.