Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 40



— Сестренка, невольничий корабль воняет так, что его можно учуять за пятьдесят лиг по ветру, и даже после того, как рабов выгрузят, эту вонь не вытравить целой тонной щелока. На «Гуроне» нет такого зловония, как на невольничьем корабле.

— Этот корабль совершает первый рейс у нового владельца, — тихо напомнила Робин. — Кодрингтон обвинил капитана Сент-Джона в том, что он купил этот корабль на прибыль от предыдущих рейсов. «Гурон» еще не успел запачкаться.

— Манго Сент-Джон — джентльмен. — В голосе Зуги зазвенело нетерпение. — Я в этом убежден.

— Владельцы плантаций на Кубе и в Луизиане — самые элегантные джентльмены, каких можно встретить за пределами Сент-Джеймсского двора, — возразила она.

— Я склонен верить его слову джентльмена, — огрызнулся Зуга.

— Что-то ты больно поспешен, Зуга, — произнесла Робин с обманчивой кротостью, но в ее глазах, как в изумрудах, вспыхнули зеленые искры. — Ведь если окажется, что мы плывем на борту невольничьего корабля, это не нарушит твои планы, не так ли?

— Черт побери, женщина, он дал мне слово. — Зуга не на шутку рассердился. — Сент-Джон занимается законной торговлей. Он рассчитывает загрузить «Гурон» слоновой костью и пальмовым маслом.

— Ты осматривал трюмы корабля?

— Он дал мне слово.

— Ты попросишь его открыть трюмы?

Зуга заколебался, на мгновение отвел взгляд, а потом принял решение.

— Нет, не попрошу, — заявил брат тоном, не допускающим возражений. — Это оскорбительно, и он с полным правом возмутится.

— А если мы обнаружим то, чего ты так боишься, цели нашей экспедиции будут дискредитированы, — согласилась она.

— Как начальник экспедиции я принял решение…

— Папа тоже никому не позволял вставать у него на пути, ни маме, ни семье…

— Сестренка, если до прибытия в Кейптаун ты не изменишь своего мнения, нам придется добираться до Келимане на другом корабле. Это тебя устроит?

Она не ответила, продолжая сверлить его обвиняющим взглядом.





— Если мы в самом деле найдем доказательства, — Зуга в волнении взмахнул руками, — что мы сможем сделать?

— Можем сделать заявление под присягой в Адмиралтействе в Кейптауне.

— Сестренка, — он устало вздохнул, видя, что Робин не согласна на компромиссы, — как ты не понимаешь? Если я предъявлю обвинение Сент-Джону, мы ничего не выиграем. Если обвинение окажется необоснованным, мы поставим себя в чертовски нелепое положение, а если, что маловероятно, этот корабль действительно оснащен для работорговли, нам будет грозить серьезная опасность. Не надо ее недооценивать, Робин. С капитаном Сент-Джоном — шутки плохи. — Зуга замолчал и покачал головой, завитые по моде локоны над ушами качнулись. — Я не собираюсь ставить под угрозу тебя, себя или всю экспедицию. Таково мое решение, и советую тебе подчиниться.

Помолчав, Робин медленно опустила взгляд и сцепила пальцы.

— Хорошо, Зуга.

Он вздохнул с облегчением.

— Благодарю за послушание, дорогая. — Зуга склонился к ней и поцеловал в лоб. — Позволь мне сопровождать тебя к ужину.

Робин собралась было отказаться, сказать, что устала и что, как обычно, поужинает одна в каюте, но вдруг ей в голову пришла мысль, и она кивнула.

— Спасибо, Зуга, — сказала она и взглянула на него с той нечастой сияющей, теплой улыбкой, какие всегда его обезоруживали. — Какое счастье иметь за ужином такого красивого спутника.

Она сидела между братом и Манго Сент-Джоном, и, если бы брат не знал ее так хорошо, он бы заподозрил, что Робин возмутительно кокетничает с капитаном. Она источала улыбки, рассыпалась искрами, внимательно вслушивалась в его слова, наполняла вином его бокал, едва он пустел больше чем наполовину, восторженно смеялась скучным остротам американца.

Такое превращение изумило и слегка встревожило Зугу, а Сент-Джон никогда не видел ее такой. Охватившее его поначалу удивление он скрыл за восхищенной полуулыбкой. Что ни говори, в таком настроении Робин Баллантайн была приятной собеседницей. Упрямое, довольно резкое лицо девушки смягчилось и стало почти хорошеньким, свет ламп оттенял и подчеркивал самые привлекательные ее черты — густые волосы, идеальную кожу, сияющие глаза и ровные белые зубы. Настроение Манго Сент-Джона становилось все более приподнятым, он все громче смеялся, она явно возбудила у него интерес. Робин усердно наполняла его бокал, капитан пил столько, сколько ни разу не позволял себе за все плавание, а когда стюард подал сливовый пудинг, он велел принести бутылку бренди.

Неожиданная праздничная атмосфера ужина заразила и Зугу. Когда Робин объявила, что больше не может проглотить ни кусочка, и встала из-за стола, брат протестовал не менее горячо, чем Сент-Джон, но она оставалась непреклонной.

Вернувшись в каюту, Робин принялась собираться. Из кают-компании до нее доносились взрывы хохота. Чтобы никто не вошел, она задвинула засов. Потом встала на колени у сундука и начала в нем рыться. На самом дне были спрятаны мужские молескиновые брюки, фланелевая рубашка и галстук, а также наглухо застегивающаяся матросская куртка и хорошо разношенные полусапожки.

В этот наряд Робин переодевалась, будучи студентом в больнице Сент-Мэтью. Девушка разделась и с минуту стояла, наслаждаясь свободой обнаженного тела, затем позволила себе даже взглянуть вниз, на свою наготу. Робин не была вполне уверена, грешно ли любоваться собственным телом, но подозревала, что грешно. Тем не менее она не отвела взгляда.

Ноги ее были прямые и стройные, грациозный изгиб широких бедер резко сужался к талии, на плоском животе лишь слегка выступала пикантная выпуклость ниже пупка. Дальше она определенно вступала на грешную почву — в этом не было сомнения. Но девушка не устояла и на секунду задержала взгляд. Она в совершенстве понимала предназначение и принципы работы всего сложного механизма собственного тела, как видимых, так и скрытых его частей. Ее смущали и беспокоили лишь чувства, исходящие из этой точки, потому что в Сент-Мэтью ее ничему подобному не учили. Она торопливо перевела взгляд на более безопасную территорию, подняла к макушке длинные распущенные волосы и закрепила их мягким матерчатым беретом.