Свирепая справедливость

– Ты уже весь в мыле, – хмыкнул Питер. – Они собираются говорить, не стрелять – пока.

– Эта женщина, – предупредил Колин, – вот кто опасен.

– Гораздо важнее стволов камеры и звукозаписывающее оборудование.

– Я уже прошелся и раздал десяток пинков. За эти съемки ты легко получишь «Оскара» – ручаюсь. – Колин взглянул на часы. – Пора. Не заставляй даму ждать. – Он легонько сжал плечо Питера. – Держись спокойно, – сказал он, и Питер вышел на солнечный свет, подняв обе руки с раскрытыми ладонями и растопыренными пальцами.

Тишина давила не меньше, чем сухая жара, но так и было задумано. Не желая создавать помех своему записывающему оборудованию, Питер остановил всякое движение, распорядившись выключить машины и механизмы по всей зоне обслуживания.

Слышался только звук его шагов; Питер шел быстро, но это был самый долгий переход в его жизни, и чем ближе он подходил к самолету, тем больше тот нависал над ним. Питер понимал, его заставили раздеться почти догола не только, чтобы не дать спрятать оружие, но и стремясь поставить в невыгодное положение, вынудить чувствовать себя уязвимым. Старый трюк – в гестапо пленных всегда раздевали перед допросом, поэтому Питер держался вызывающе прямо, довольный тем, что тело у него поджарое и крепкое, а мышцы, как у спортсмена. Не хотел бы он пройти эти четыреста ярдов пузатым стариком с отвислыми грудями.

Он прошел половину пути, когда передняя дверь, сразу за кабиной пилотов, отодвинулась назад, и в квадратном проеме появилось несколько фигур. Питер прищурился: двое, нет, трое в форме «Британских авиалиний»: два пилота и между ними – стройная фигура стюардессы.

Они стояли плечом к плечу, но за ними виднелась еще одна голова, светловолосая. Однако освещение и угол зрения мешали разглядеть подробности.

Подойдя ближе, он увидел: у того пилота, что постарше (справа), седые волосы, круглое румяное лицо – это Уоткинс, командир экипажа. Хороший человек. Питер читал его личное дело. Бегло скользнув взглядом по второму пилоту и стюардессе, он сосредоточил все свое внимание на том, кто стоял за ними, но только когда встал непосредственно под открытым люком, сумел ясно увидеть лицо.

Питера поразила красота этой золотой головы, гладкое молодое загорелое лицо, потрясающая невинность широко расставленных спокойных голубых глаз... в первое мгновение он не поверил, что перед ним террористка, но тут девушка заговорила.

– Я Ингрид, – представилась она. И Питер подумал, что самые красивые цветы бывают ядовитыми.

– Я полномочный представитель английского и американского правительств, – ответил он и перевел взгляд на мясистое румяное лицо Уоткинса. – Сколько на борту угонщиков?

– Никаких вопросов! – яростно рявкнула Ингрид. Сирил Уоткинс, не меняя выражения лица, вытянул вдоль бедра четыре пальца правой руки.

Это было очень важное подтверждение тому, что они уже заподозрили, и Питер почувствовал благодарность.

– Прежде чем мы обсудим ваши условия, я из чистой человечности хотел бы обеспечить благополучие заложников.

– О них хорошо заботятся.

– Нужны ли вам пища или питьевая вода?

Девушка запрокинула голову и рассмеялась.

– Чтобы вы подмешали туда слабительное – и мы сидели бы в дерьме? Хотите выкурить нас вонью?

Питер не стал настаивать. Врач уже подготовил судки с начиненной препаратом едой.

– У вас на борту раненый?

– Никаких раненых на борту нет, – отрубила девушка, сразу перестав смеяться, но Уоткинс сложил большой и указательный палец кольцом, тем самым противореча ей, и Питер заметил на рукавах его белой рубашки засохшую кровь. – Хватит, – предупредила Ингрид Питера. – Еще один вопрос, и переговорам конец.

– Хорошо, – не раздумывая согласился Питер. – Больше вопросов не будет.

– Цель нашей группы – свержение жестокого, бесчеловечного неоимпериалистического фашистского режима, который держит эту страну в рабстве и нищете, отказывая большинству населения и пролетариату в основных человеческих правах.

«А вот это, – с горечью подумал Питер, – самое скверное, что могло случиться, хоть и выражено в духе левых безумцев». Миллионы людей во всем мире мгновенно проникнутся сочувствием к угонщикам, и Питеру станет еще труднее работать. Террористы избрали «благородную» цель.

Девушка продолжала говорить – напряженно, с почти религиозной страстностью, и, слушая ее, Питер все более убеждался, что перед ним фанатичка, отстоящая на волосок от безумия. Она выкрикивала свои обвинения и проклятия неожиданно визгливым голосом, а когда смолкла, Питер понял: эта способна на все, никакая жестокость, никакая низость ее не отпугнут. Такая не остановится и перед самоубийством, а заодно уничтожит «боинг» со всеми его пассажирами; Питер заподозрил, что она даже приветствует возможность самопожертвования, и почувствовал, как по спине прошел холодок.

Теперь они молча глядели друг на друга; лихорадочное, фанатичное выражение сошло с лица девушки. Ингрид перевела дух. Питер, борясь с дурными предчувствиями, ждал, пока она окончательно успокоится и продолжит.

– Первое наше требование, – девушка наконец овладела собой и проницательно посмотрела на Питера. – Наше заявление должно быть передано по всем телепрограммам Англии и Соединенных Штатов, а также по местным телеканалам. – Питер почувствовал, как его обычная ненависть к телевизору перекрывает все остальные чувства. Опустошающая разум электронная подмена мыслей, смертельно опасное изобретение, предназначенное для промывания мозгов и навязывания мнений! Он ненавидел этот ящик не меньше, чем насилие, которое тот с такой легкостью поставлял в каждый дом. – Нас должны услышать в Лос-Андже–лесе, Нью-Йорке, Лондоне и Йоханнесбурге в девятнадцать часов по местному времени...

«Ну разумеется – в лучшее время, и средства массовой информации зубами и когтями ухватятся за новость, ибо это их хлеб насущный... порнографы насилия!» – подумал Питер.

Высоко над ним девушка в открытом люке махнула толстым светло-желтым конвертом.

– Здесь текст заявления и список. Сто двадцать девять имен. Все эти люди арестованы бесчеловечным полицейским режимом. В этом перечне – подлинные руководители Южной Африки. – Она бросила конверт. Он упал у ног Питера.

– Второе наше требование – всех указанных в этом списке посадить на самолет, который предоставит местное правительство. Доставить на борт того же самолета один миллион золотых крюгеррэндов. Самолет полетит в страну, на которой остановят свой выбор освобожденные политические лидеры. Золото пойдет на создание правительства в изгнании, пока подлинные вожди местного населения не получат возможность вернуться на родину.

Питер наклонился и поднял конверт. Он быстро подсчитывал. Один крюгеррэнд стоит по меньшей мере 170 долларов. Следовательно, угонщики требуют выкуп по меньшей мере в сто семьдесят миллионов долларов.

Посчитал он и другое.

– Миллион крюгеров весит больше сорока тонн, – сказал он девушке. – Как это можно поместить в самолет?

Девушка замялась. Питер слегка утешился – оказывается, не все так тщательно продумано. Если они допустили одну небольшую ошибку, могли быть и другие.

– Правительство предоставит достаточно транспорта для золота и арестованных, – после недолгого колебания отрезала девушка.

– Это все? – спросил Питер; солнце жгло его обнаженную кожу, капли пота стекали по бокам. Он не ждал такого скверного поворота событий.

– Самолет должен вылететь завтра до полудня, или мы начнем казнь заложников.

Питера захлестнула волна ужаса: «Казнь». Девушка воспользовалась юридическим термином, и Страйд понял, что она выполнит свое обещание.

– Когда самолет с заключенными прибудет в избранный его пассажирами пункт назначения, нам дадут условный сигнал, и мы немедленно освободим всех детей и женщин.

– А мужчин? – спросил Питер.

– В понедельник, шестого – через три дня – Генеральная Ассамблея ООН в Нью-Йорке должна принять резолюцию об обязательных для всех экономических санкциях по отношению к Южной Африке: полное эмбарго на торговлю нефтью и торговлю вообще, прекращение всех транспортных и иных сообщений, блокада границ и портов миротворческими силами ООН. Проведение всеобщих свободных выборов под наблюдением инспекторов ООН...