Страница 6 из 12
Затылком ездит по ковру, —
Мосты, бедняга, изучает…
Иду к Григорьеву… Вот он
Далек от спорта – франт бонтонный,
Но – ужас мой! – двойной нельсон
В трико Григорьев облаченный
На шее брата изучал.
Семья кругом давила «грифы» [1] …
Обезумевши, я удрал
И проклял «Трои» все и мифы…
И, умирая от тоски,
Следя, как месяц плыл двурогий,
Я путь направил на Пески,
Где жил наш экзекутор строгий. —
Ну, вот – он радостно вскричал,
Со мной готовый целоваться, —
А я почти весь день скучал,
Что не с кем мне тренироваться…
«В партер!» – он дико завопил,
Хвала и слава тур де тету [2] ,
И тем же мигом прилепил
Меня к холодному паркету…
Потом, задавши «макарон» [3]
И прохрипев: «Все для идеи»,
Меня встряхнул солидно он
И занялся массажем шеи…
Он был своим искусством горд
Но я до дому – дай бог ноги!
Я проклял греков, проклял спорт,
Гантели, штанги и бульдоги…
Однако смех фельетониста не мог остановить победоносного шествия культа силы. Культ силы победоносно шествовал по стране. И на то были свои причины. Россия, страна крестьянская, выходила на путь капиталистического развития с огромным бюрократическим аппаратом, с чудовищно расплодившимися конторами, банками и другими непроизводящими учреждениями. Множество людей были оторваны от привычного сельского быта, от повседневной работы, требующей физических усилий. Между тем по складу своему, по настроениям и склонностям они по-прежнему тяготели к труду, в котором сила имела первостепенное, если не решающее значение. И как реакция на новые, противоестественные для больших масс населения условия жизни вспыхнуло увлечение силовыми упражнениями.
Увлечение это подогревалось и иными причинами. Если интеллигенция видела в нем возврат к «золотому веку» античности, к культу красивого тела, то беднейшие слои населения рассматривали спорт с точки зрения практической. По деревням ходили легенды о крестьянских парнях, ставших мировыми чемпионами, вернувшихся в родные села с большими деньгами, на которые можно и корову купить, и хозяйство поправить. Наивные эти истории гнали деревенских юношей на цирковые подмостки, где они становились легкой добычей дельцов. Мало кто из богатырей вернулся в родной дом – опутанные контрактами, они до последних дней, до «выхода в тираж» добывали деньги для своих хозяев. И все-таки новые и новые русские Геркулесы шли на цирковые арены – надежда выгодно продать единственное свое достояние, единственное, что выделяло их среди других, – физическую силу, была слишком привлекательна.
Всего этого, конечно, не знал Шура, листающий книжки в комнате Клима Ивановича. Со страниц книг к нему сходили фигуры легендарные… Илья Муромец побеждал Соловья-разбойника и пришедшего из Золотой Орды «злого Калина царя»; былинный Святогор-богатырь состязался с Микулой Селяниновичем-землепашцем. Никита Кожемяка преодолевал силу лучшего бойца печенегов – в честь его победы киевский князь Владимир основал город Переяславль. Александр Невский одолевал барона Биргера, слывшего великим рыцарем – «возложи ему печать на лицо его острием копья своего».
Все эти предания «старины глубокой» Шура проглатывал с жадностью. Особенно восхищал его царь Петр I: он совершенно свободно ломал подковы, свертывал в трубочку серебряные тарелки, связывал в узел кочергу. Однажды Петр и король польский Август, отличавшийся также громадной силой, поспорили – кто из них сильнее. Петр приказал принести штуку солдатского сукна и, подбросив ее в воздух, перерубил надвое одним ударом своего кортика. Август повторить это не смог.
Дальше – больше! Петр ехал верхом. По дороге его конь потерял подкову, и Петр остановился у первой попавшейся ему на пути деревенской кузницы. Кузнец не узнал царя. Петра сопровождали несколько солдат Преображенского полка в скромных темно-зеленых мундирах, сам царь был одет в такой же мундир. Кузнец принял царя за солдата. Когда кузнец развел огонь, достал подкову и, подняв ногу коня, хотел уже приступить к работе, Петр остановил его:
– Подожди, кузнец. А ну-ка, покажи…
Кузнец протянул ему подкову. Петр взял ее в руки, переломил пополам и швырнул половинки в открытые двери кузницы.
– Нет, кузнец, эта подкова не годится!
Удивленный силой «солдата», кузнец достал другую подкову потолще. Петр сломал и ее.
– И эта не годится, кузнец!
Молча отковал кузнец новую подкову и уже такую крепкую, что, сколько ни старался Петр, сломать ее не мог.
– Вот это настоящая подкова! – одобрительно сказал Петр.
Закончив работу, кузнец получил от Петра медный пятак. Но теперь удивляться пришла очередь царю. Кузнец одним движением пальцев переломил пятак пополам.
– Нет, солдат, эта монета не годится! – сказал он. Петр подал ему серебряный рубль, но кузнец также легко сломал и рубль.
– И эта не годится, солдат!
Восхищенный силой кузнеца Петр вынул золотой.
– Вот это – настоящая монета! – засмеялся кузнец.
Прощаясь с кузнецом, Петр сказал ему:
– А ты мне в силе ничуть не уступаешь.
– Я думаю, это потому, – ответил кузнец, – что мы с тобой оба люди русские. У меня, к примеру, весь род такой: и отец, и дед, и сыны…
Отзвуки легенд слышал Шура в подвигах сегодняшних силачей. В августе 1885 года доктор В.Ф. Краевский организовал в Петербурге кружок любителей атлетики – о нем много писали и в России, и за границей. Среди участников кружка были Георгий Гаккеншмидт, Иван Поддубный, Иван Заикин, Петр Крылов и многие другие силачи. Краевский писал: «Я уверен, что за тяжелой атлетикой в России – большое будущее. Такой массы исключительно сильных людей, мне кажется, нет ни в одной другой стране». Прочитав это, Шура почувствовал себя так, будто слова Краевского были адресованы прямо ему, Александру Зассу, будущему Железному Самсону.
Перед глазами Шуры кружились медали и жетоны, победные призы и кубки силачей. Иногда, правда, мелькала и оборотная сторона медали. Вот как писал о себе знаменитый Петр Федотович Крылов, известный «король гирь» (он в 1895 году получил место в балагане Лихачева на Девичьем Поле в Москве, удивив хозяина своими 41-сантиметровыми бицепсами).
– Пощупал меня Лихачев со всех сторон, – вспоминал Крылов, – и произнес: 65 целковых в месяц, мусью, и чтоб ежедневно несколько раз работать…
Соглашение состоялось. Начались поездки по ярмаркам провинциальных городов. Чуть ли не каждый час приходилось ворочать гири, а то и бороться на поясах с любителями. Затем «король гирь» перешел в цирк Камчатского – «чином выше». Вспоминая работу в этом цирке, Крылов рассказывал, что 12–15 раз в день приходилось ему выступать, а в промежутках стоять на «раусе» (балкон цирка) и вместе с клоунами публику зазывать…
«Король гирь» в роли балаганного зазывалы… Это озадачило мальчика. Но не надолго. Любимым его героем стал Евгений Сандов. Этот атлет в те годы, как, впрочем, и много лет спустя, волновал воображение тысяч людей. Изустные и опубликованные рассказы о его удивительно красивой силе составили целую литературу об основах атлетизма. И до сих пор, так же как больше полувека назад, о Сандове спорят, на него нападают, им восхищаются так, будто речь идет о нашем современнике, будто и не было в октябре 1925 года роковой автомобильной катастрофы, погубившей замечательного спортсмена.
Мальчик в далекой заволжской деревеньке боготворил Сандова. Его книга «Строительство тела» стала для Шуры тем, чем для верующего Библия. Затаив дыхание, он следил за спортивной биографией своего любимого героя.
Болезненный студент-медик был страстно увлечен анатомией. Он решает стать профессиональным борцом, хочет применить свои знания не столько для лечения, сколько для совершенствования человеческого тела. «Вы можете быть лучше, сильнее и красивее», – говорил Сандов людям. И доказал это всей своей жизнью.