За давностью лет

— Ничего не скажешь, дом на широкую ногу был поставлен, — согласился Василий.

— Так и воровал Каин по-крупному! — ответил Игорь — В тысяча семьсот сорок четвертом году он сообщает, что доставил в Сыскной приказ более пятисот человек! А скольких он отпустил, взяв мзду? Наверное, не меньше. И это итоги его деятельности только за три года, а за восемь лет, наверное, цифра должна быть втрое больше. Творил свои беззакония Каин вполне безбоязненно, поскольку был огражден указами Сената.

Помните, мы их читали в книге Шкловского — «а ежели кто при поимке таких злодеев ему, доносителю Каину, по требованию его вспоможения не учинит... таковые, яко преступники, жестоко истязаны будут по указам без всякого упущения».

— Но как же в конце концов его арестовали? Действительно из-за секты? — спросил Василий.

— Нет, категорически нет! — заявил твердо Игорь. — Каин действительно вопреки воле специально созданной Раскольничьей комиссии самовольно арестовывал раскольников, забирал к себе в дом их детей, домогаясь выкупа. Уж слишком это было выгодное дело — ведь в среде раскольников и сектантов встречались очень богатые люди. Раскольничья комиссия жаловалась на самоуправство Каина в Сыскной приказ, но там сидели люди, с которыми он делился, поэтому все бумаги клались под сукно. Один раз, правда. Каин все же попал за вымогательства с раскольников в Тайную канцелярию и был бит кнутом, но потом опять взялся за свое. Поэтому Каин с боем отдавал полиции и ту купеческую вдову, которая рассказала ему о секте хлыстов, понимая, какую мзду он сможет получить с Григория Сапожникова и других именитых купцов.

— Так за что же конкретно был арестован Ванька Каин? — прищурился Красовский. — Что-то ведь послужило поводом?

— Закат Ваньки начался постепенно, — ответил Игорь. — Пожалуй, с пожаров тысяча семьсот сорок восьмого года.

— Значит, мнение о том, что Каин шантажировал население Москвы угрозой пожаров, имело под собой основу? — спросил Борис. — Помнишь, Шкловский об этом упоминает?

— Думаю, что это были всего лишь слухи, распускаемые обывателями, — покачал головой Шапошников. — Каин не поджигал Москву. Но дело в том, что, когда начались массовые пожары, был прислан для наведения порядка большой воинский отряд под командованием генерала Федора Ушакова.

— Это не отец знаменитого адмирала? — полюбопытствовал Митя.

— Думаю, что отец, — сказал Игорь. — Эта команда наводила порядок, не согласовывая свои действия с местными властями.

Однажды Каина, который попытался задержать солдат по обвинению в воровстве, избил шпагой офицер этого отряда. Конечно, такой инцидент не способствовал росту авторитета Каина в глазах местных властей и его друзей мошенников.

Поэтому, когда в июле тысяча семьсот сорок восьмого года военный отряд ушел из Москвы, Каин решился совершить шаг, так сказать, для самоутверждения: он арестовал своего старинного друга Камчатку. Вот биография Камчатки, рассказанная им самим на допросе:

«Петр, Романов сын, прозванием Смирной-3акутин да по мирскому званию Камчатка, 37 лет; отец его, Роман Герасимов Смирной, был Бутырского пехотного полка солдат. Давно умер. А мать его вышла замуж за матроса парусной фабрики Степана Лукьянова, сына Закутина. Мать его умерла давно, а Закутин — в богадельне. Он, Петр, учился на фабрике. Тому назад 20 лет пойман был в мошенничестве, наказан плетьми и определен в солдаты в Ярославский пехотный полк, который был на линии. Из Казани бежал в Москву, жил в землянках близ Лефортовского каналу, в Лефортовской слободе кормился: рыл канал.

Один раз за Воскресенскими воротами близ Неглинной начал бить его незнакомый человек, Камчатка закричал «караул», его отвели в Полицеймейстерекую канцелярию. Здесь он сказался матросом парусной фабрики. Его отослали из полиции в Адмиралтейскую контору, а отсюда — на работу на фабрику. Работал Камчатка всего с год, надоела ему работа, он бежал с фабрики и начал кормиться мошенничеством: крал в торговых банях платья, таскал из карманов деньги, вещи и проч. Потом отправился в Нижний Новгород. Здесь он сошелся с крестьянами Савельем Плохим, Григорьем Степановым Мазиным, с учениками суконной московской фабрики Иваном Кунаевым и Михайкой Денисовым и с Иваном Каином. Последнего он знал и прежде, потому что мошенничали вместе в Москве. В Нижнем пробыли 5 дней; больше воровали все в банях: утром и вечером крали у бурлаков платье и деньги. Потом из Нижнего все вместе пришли на Макарьевскую ярмарку, тут жили 19 дней, занимались тем же, чем и в Нижнем. Возвращаясь в Москву, разделили деньги, пришлось на пай рублей по 10 и более, а платье бросили на дороге в той же ярмарке, чтобы на них не было их тому какой прилики (видимо, улики).

В Москве Петр Камчатка явился опять на фабрику, где и оставался до великого поста тысяча семьсот сорок восьмого года. На третий неделе поста бежал в Калужский уезд на железные заводы Акинфия Демидова, работал недели с две без пачпорта: опять возвратился в Москву, проночевал в ямской Дорогомиловской слободе одну ночь, а потом работал «на бережках», таскал на берег Москвы-реки лес недели две: потом жил за Сретенскими воротами в приходе Вселичастивого Спаса, что в Пушкарях, у коломенского солдата Семена Семенова Ворнопегова; кормился тем, что скупал в лавкой кресты медные и иглы и продавал их по деревням в Московском уезде. Потом жил в Переяславской ямской слободе, в доме Милютинской фабрики ученика Ивана Ланского, и 8 августа пошел было к празднику в Новоспасский монастырь, шел по мосту, на Балчуге встретился ему Иван Каин, взял его и привел в Сыскной приказ».

После допроса, как положено, Петра Камчатку стали допрашивать под пыткой, и он добавил, что прежде Нижнего ходил он с товарищами и Ванькой Каином в Троицкую лавру.

Восемнадцатого декабря тысяча семьсот сорок восьмого года судьба Камчатки была решена: наказан кнутом и сослан в ссылку в Оренбург, на вечную работу.

— Получается, что Камчатка честнее Каина оказался: как пообещали они друг другу «завязать», Камчатка больше и не воровал! — возбужденно воскликнул Василий.

— Получается так, — согласился Шапошников. — Выдача Камчатки в руки правительства очень повредила Каину как в обществе его товарищей мошенников — они потеряли к нему доверие, — так и среди чиновников Сыскного приказа и полиции.

Сыскной приказ начал принимать различные меры против нахальства и дерзкого поведения Ваньки Каина.

В инструкции от одиннадцатого ноября тысяча семьсот сорок восьмого года дежурному офицеру о содержании колодников было сказано: «Обер-офицеру из команды своей никому караульных не давать и самому не отпускать, ни за чем не отсылать никуда над опасением военного суда, а посылать по требованиям от секретарей, по наказам и сыскам, и, сколько потребно, посылать без задержания; такс ж если доноситель Каин будет объявлять, что ему надлежит для поимки сколько солдат, то спрося присутствующих, а не в бытность их дежурного секретаря, и дежурному секретарю спросить тайно доносителя, куда идтить, и в какие домы, и за какими людьми, чтобы в том от него, доносителя, знатным людям каких страхов и бесчинства не нанесено было и сие ли Москвы, а ежели надлежит той посылке быть, того часу потребное число солдат посылать и с ними унтер-офицера или капрала с таким наставлением, чтоб на которых он, доноситель Каин, будет показывать, тех брать и содержать, чтоб их не упустить и приводить прямо в Сыскной приказ, а окроме Сыскного приказу тех колодников по домам никуда не водить и к доносителю Каину в дом не водить же, ибо от оного доносителя многия продерзости явились и что он перво к себе водит — и то оказывается, в чем в Сыскном приказе в том, что ему, доносителю Каину, того не чинить, взята подписка». Как видите, налицо явно желание ограничить самовольство Каина, — сказал Шапошников. — Но, вероятно, полиция никогда бы не решилась на арест Каина, боясь его показаний.

Однако в это время, на беду Ваньки, в Москву из Петербурга приехал генерал-полицеймейстер Татищев, человек решительный и строгий. Именно к нему попала очередная жалоба на бесчинства Каина. Жаловался солдат Коломенского полка Федор Тарасов, сын Зевакин. У него была хорошенькая дочка в возрасте пятнадцати лет, она ходила на вечеринки в дом солдатки Федосьи Савельевой, где и увидел ее Ванька Каин, стал угощать ее лакомствами, а еще более — вином и пивом. Отец, заподозрив неладное, запретил дочери ходить на вечеринки. Тогда Каин подослал к ней свою бывшую любовницу Авдотью Степанову, после переговоров с которой девушка исчезла. Отец долго и безуспешно искал дочь, пока не догадался подослать к жене Каина двух женщин, которые выведали, что Каин уехал в село Павилено с какой-то солдатской дочкой. Тогда Зевакин и подал жалобу на Каина, и Татищев приказал его немедленно арестовать, не обращая внимания на указы Сената.