Страница 15 из 69
Но когда он сосредоточился на этой мысли, его новое зрение отвергло ее.
~ ~ ~
Именно применительно к леди Джессике и планете Арракис система насаждения легенд, распространяемых Бене Гессерит с помощью Миссионарии Протектива, раскрыла все свои возможности и достигла наибольшего успеха. Разумность политики внедрения в обитаемой вселенной системы пророчеств, служащих к охране Бене Гессерит, признавалась давно. Однако же никогда ранее не сочетались столь ut extremis (до предела, полностью (лат.)) личность и предшествующая миссионерская подготовка. Пророческие легенды укоренились на Арракисе, став неотъемлемой частью местных верований и ритуалов (включая представление о Преподобной Матери, ритуалы Конто и Респонду и большую часть Паноплиа Профетикус, относящихся к Шари-а). И теперь общепризнано, что скрытые способности леди Джессики долгое время очень сильно недооценивались.
Леди Джессика стояла посреди заполнивших почти весь парадный зал Арракинского дворца ящиков, коробок, чемоданов и контейнеров, частью уже распакованных. Они были сложены в углах, высились громадными грудами в центре зала, и Джессика слышала, как карго-офицеры и грузчики Гильдии складывают у парадного входа очередную партию багажа Атрейдесов.
Джессика стояла в центре зала. Медленно подняв взгляд к потолку и снова обратив внимание на стены, она разглядывала полускрытые тенями резные потрескавшиеся панели, глубокие оконные ниши. Анахронизм стиля живо напомнил ей Залу Сестер в школе Бене Гессерит. Но в школе этот анахронизм создавал ощущение теплоты и уюта. Здесь же все было словно холодный камень…
Архитектор, подумала она, извлек все это из далекого прошлого: стены с мощными контрфорсами, тяжелые темные драпировки… Высокий сводчатый потолок двусветного зала поддерживали огромные балки — Джессика была уверена, что их доставили на Арракис издалека и наверняка за чудовищную цену. Ни на одной планете системы Канопуса не было деревьев, из которых можно было бы сделать такие балки, разве только это была имитация дерева.
Впрочем, дерево определенно казалось настоящим.
Это был типичный правительственный дворец времен Старой Империи. Тогда стоимость строительства роли не играла. Его построили задолго до прихода Харконненов и задолго до возведения их столицы, мегаполиса Карфаг, безвкусного и бесстыдного города километрах в двухстах к северо-востоку, по ту сторону Холмов. Лето, безусловно, поступил мудро, избрав своей столицей Арракин. Само название города производило благоприятное впечатление, от него веяло богатыми традициями. Кроме того, Арракин меньше, его легче очистить от харконненских агентов и легче защищать…
Снова послышался грохот разгружаемых ящиков, и Джессика вздохнула.
Справа, совсем рядом с ней, стоял прислоненный к коробке портрет старого герцога — отца Лето. Свисающая с рамы бечевка казалась оборванным аксельбантом. Возле портрета лежала голова черного быка, укрепленная на полированной доске. Голова казалась темным островом в море мятой бумаги. Доску не поставили, а положили на пол, и блестящий бычий нос тянулся к потолку, словно под гулкими сводами зала вот-вот прозвучит рев могучего зверя, вызывающий противника на бой.
Интересно, подумалось Джессике, что заставило ее распаковать в первую очередь именно эти две вещи — голову и картину. В какой-то степени в этом был некий символ. С того самого дня, как люди герцога взяли ее из школы, она не чувствовала себя такой испуганной и неуверенной в себе.
Голова и картина.
Они усилили ее смятение — по спине пробежала внезапная дрожь… Джессика взглянула на узкие окна-амбразуры под потолком. Солнце только недавно перевалило за полдень, но нёбо в этих широтах казалось темным и холодным — намного темнее теплого голубого неба Каладана. На Джессику вдруг нахлынула тоска по дому. Ты так далеко отсюда, Каладан!..
— Вот и приехали! — Это был голос герцога Лето. Джессика увидела, как он входит в зал из сводчатого
коридора, ведущего в Обеденный зал. Его черный повседневный мундир с красным гербовым ястребом на груди запылился.
— Я боялся, что ты заблудишься в этом кошмарном месте, — улыбнулся он.
— Да, это очень неприветливый дом, — ответила Джессика. Его высокая фигура, его смуглое лицо вызывали в ней мысли об оливковых рощах и о золотом солнце, играющем в голубой воде. Серые глаза были мягкого оттенка древесного дыма, но острые, ломаные черты придавали лицу нечто хищное.
Она внезапно испугалась его, и страх этот сдавил ей грудь. С тех пор, как он решился исполнить приказ Императора, он стал таким резким, неистовым, диким?..
— И весь город такой неприветливый, — сказала она.
— Да, грязный, пыльный гарнизонный городишко, — согласился герцог, — Но мы тут все изменим.
Он оглядел зал.
— Впрочем, это все — официальные помещения. Я только что осмотрел семейные апартаменты в южном крыле — они куда приятнее. — Он шагнул к ней, коснулся ее руки, любуясь ее величавым видом.
И в который раз спросил себя: кем были ее неизвестные предки? Может быть, они принадлежали к одному из Отступнических Домов? К опальной ветви императорского рода? Она выглядела более царственно, чем женщины императорской крови.
Под его взглядом она полуотвернулась, и теперь ее лицо было в профиль к нему. И он понял, что в Джессике не было какой-то определенной черты, делавшей ее прекрасной. Лицо — овал под шлемом бронзовых волос; широко поставленные глаза — зеленые и ясные, как утреннее небо Каладана. Нос маленький, а рот — крупный и благородный. Фигура ее была хорошей, но не яркой: высокая, со сглаженными худобой формами.
Он припомнил, что воспитанницы Школы называли ее «кожа да кости» — во всяком случае, так сообщили его агенты, посланные купить женщину своему герцогу. Но это определение оказалось слишком примитивным. Джессика вернула роду Атрейдесов королевскую красоту. Он был рад, что Пауль похож на нее.
— А где Пауль? — спросил он.
— Где-то здесь, в доме. У него урок с Юйэ.
— Ну, Тогда это в южном крыле, — кивнул герцог. — Я, кажется, слышал голос Юйэ, но мне было недосуг. — Он взглянул на нее и, поколебавшись, добавил: — Собственно, я зашел сюда, только чтобы повесить в Обеденном зале ключ от замка Каладан.
Она затаила дыхание и едва сумела подавить желание взять его за руку. Повесить ключ — значило придать их вселению сюда окончательный характер. Было не время и не место расслабляться…
— Когда мы входили, я видела над домом наш флаг.
Герцог взглянул на портрет:
— Где ты собираешься его повесить?
— Здесь, наверное.
— Нет. — Это слово прозвучало категорично и окончательно, и Джессика поняла, что если она и добьется своего, то лишь хитростью. Споры же были бесполезны. Но попытаться следовало — даже если такая попытка лишь напомнила ей, что его она обманывать не может.
— Милорд, — сказала она, — если только…
— Все равно — нет. Я позорно потакаю тебе почти во всем — но не в этом. Я только что был в Обеденном зале, где…
— Милорд, я прошу…
— Приходится выбирать между твоим пищеварением и моим родовым достоинством, дорогая. Портрет будет висеть в Обеденном зале.
Она вздохнула:
— Да, милорд.
— Впрочем, ты можешь обедать в своих комнатах, как когда-то. Но на официальных приемах, пожалуйста, занимай свое место в Обеденном зале.
— Благодарю, милорд.
— И будь любезна, не держись так холодно и официально со мной! Скажи спасибо, что я на тебе не женился. Тогда сидеть со мной за одним столом было бы твоей обязанностью. Несколько раз в день.
Они кивнула, стараясь, чтобы по ее лицу нельзя было ничего прочесть.
— Хават уже смонтировал и наладил большой ядоискатель над обеденным столом, — заметил он. — Переносной установили в твоих покоях.