Воин Доброй Удачи

Юный король Сакарпа с недоверием обернулся к товарищам. Избитое существо металось на траве позади него. Капитан Харнилас широкими шагами подошел к нему, и все выжидательно замолчали.

– Скажи им, – обращаясь к Сорвилу, медленно произнес он, чтобы тот понял. – Объясни им, что они заблуждаются.

Больше восьмидесяти пар глаз воззрились на него, озаренные лунным светом. Сорвил сглотнул и взглянул на Оботегву, который просто кивнул и шагнул к нему…

– Они… они приходят… – начал он, запнувшись при звуках голоса монотонно переводившего Эскелеса. – Они приходят, как правило, зимой, особенно когда земля замерзает настолько, что они не могут выкопать из нее личинок жуков, которые составляют их пищу. Иногда отдельными кланами. Иногда целыми полчищами. Поэтому Башни у Черты сильны, а Повелители Коней сделались несравненными бойцами и рейдерами. Но каждый год, по крайней мере, одна Башня оказывается сломленной. По крайней мере, одна. Мужчин большей частью забивают. Но женщин, а особенно детей, забирают позабавиться. Нам случалось находить их оторванные головы, прибитые к дверям и стенам. Девочек. Мальчиков… Младенцев. Целыми мы их ни разу не видели. И кровь повсюду…выпущенная из них. Но сами мертвецы были не красные, они были вымазаны черным… черным, – и голос его тут дрогнул, – семенем.

Сорвил умолк. Лицо его горело, пальцы дрожали. В четырнадцатую зиму отец взял его с собой в карательную экспедицию на север, чтобы сын увидел их древнего, неумолимого врага собственными глазами. В поисках продовольствия и пристанища они подошли к Башне, называемой Грожехальд, но оказалось, что она полностью разгромлена. Ужасы, представшие его глазам, до сих пор являлись ему во сне.

– Даже если терзать тысячу этих тварей тысячу лет, – сказал ему отец той ночью, – будет отомщена лишь толика мучений, которые они нам причиняли.

Сорвил повторил эти слова сейчас.

Он не привык выступать перед большим скоплением людей, и молчание, которое последовало за его рассказом, воспринял как осуждение. Когда Эскелес продолжил говорить, он просто решил, что Схоласт пытается прикрыть его глупость. Но Оботегва, переводя слова кудесника, пробормотал:

– Король Сорвил говорит столь же красноречиво, сколь и правдиво.

А юноша с потрясением понял, что понимает большую часть слов адепта школы Завета.

– Шус шара кум… У этих тварей нет души. Они состоят из плоти без духа, и отвратительны как никто другой. Каждый из них создает брешь, подрывает самую основу существования. Там, где в нас зарождается любовь и ненависть, где начинаются чувства и переживания, у них пустота! Режьте их. Раздирайте на части. Сжигайте и топите. Вы скорее запачкаетесь, чем согрешите, уничтожая этих мерзких выродков!

Но несмотря на всю решимость, с какой прозвучали эти слова, Сорвил заметил, что большая часть сционов продолжает смотреть на него, а не на адепта, и понял: то, что он принял за осуждение, было на самом деле совсем иным.

Уважением. Даже, пожалуй, восхищением.

Только у Цоронги в глазах читалась тревога.

После этого издевательские забавы продолжились с самым горячим рвением. Громкий смех людей соперничал с нечеловеческими, безумными воплями.

Останки еще подергивающегося существа поблескивали на пропитанной кровью траве.

Выступая на следующий день в путь, они обсуждали удивившее всех отсутствие стервятников. Перед ними раскинулась залитая светом равнина. Вспоминали бой накануне, похвалялись количеством убитых врагов, сравнивали меткость удара и хохотали над промахами. Сционы воображали себя ветеранами, но разговоры их оставались мальчишескими. У легких побед, по словам Повелителей Коней, не бывает бороды.

Они без труда вновь отыскали оленьи следы, идя под полуденным солнцем, которое казалось маленьким на фоне зияющего горизонта. Прежде чем увидеть, они почуяли беду – ветер донес скверный запах. Гниющие останки распространяли вонь широкой волной, от нее было не укрыться. Открывшийся вид вначале поразил широтой равнины, усеянной костями и серо-черными пятнами шкур до самого горизонта и в беспорядке наваленными ближе. Было слишком тихо, слишком спокойно. Сционы, застыв, остановились на гребне невысокого увала, вытянувшись в линию всем своим числом в восемьдесят семь человек. Пони беспокойно мотали головами и били копытами. Их кидрухильский штандарт, черное Кругораспятие с золотым конем, хлопал и развевался на фоне безбрежной синевы. Говорить никто не осмеливался, раздавались только кашель и тихая брань.

Оленьи туши. Черным прахом усеявшие целые поля.

Стервятники склонялись над ними, словно монахи в капюшонах, или с обвиняющим высокомерием поднимали крылья. Каждую секунду очередная дюжина птиц камнем падала с небес и вблизи, и вдали. Их хриплые крики прорезали неумолчный гул и жужжание: мухи, слетевшиеся, кажется, со всего света, тучами клубились в воздухе.

Растерзанная туша оленя лежала недалеко от Сорвила, вытащенные наружу внутренности лежали, как истлевшие тряпки. Дальше виднелись еще три рядышком, ребра торчали из обнажившихся хребтов, как гигантские ловушки. А дальше, на опустошенном пастбище, в кругах крови, еще и еще.

По команде капитана Харниласа отряд строем спустился по склону, разделяясь только для того, чтобы обойти туши. Стервятники при их приближении хрипло вскрикивали – древняя ярость хищников – и поднимались на крыло. Сорвил с тревогой следил за ними, понимая, что по такой примете их местоположение будет заметно на многие мили вокруг.

– Что это за безумная бойня? – пробормотал рядом Цоронга.

Перевода не требовалось.

– Шранки, – глухо произнес Схоласт. – Полчище…

Перед внутренним взором Сорвила мелькнули твари, разрубающие животных, рвущие на куски, добивающие еще живых и совокупляющихся с зияющими ранами.

Пронзительная картина.

– В древние времена, – продолжил наставник, – до прихода Не-Бога шранки неизменно отступали перед войсками, слишком неодолимыми для одиночных кланов. Отступавшие скапливались и скапливались, множество кланов. Пока голод не заставлял их вступить в бой, пока они не заполоняли все кругом…

– И что тогда? – спросил Сорвил.

– Тогда они шли в атаку.

– Значит, все это время…

Эскелес угрюмо кивнул.

– Кланы расступались перед Великим Походом и молвой о ней… Как волна, вздымающаяся перед носом челна…

– Полчище… – повторил Сорвил, взвешивая на языке это слово. – А Харни знает об этом?

– Скоро узнаем, – отозвался тучный Схоласт.

Больше не говоря ни слова, он припустил пони, чтобы догнать кидрухильского капитана.

Сорвил перевел взгляд вперед. Но куда ни глянь, перед глазами проплывали струи крови на щебне, кучи раздробленных костей, черепа с высосанными пустыми глазницами и мордами, обглоданными до ноздрей. Куда бы ни падал взгляд, он натыкался на очередную кровавую сцену.

Повелителям Коней приходилось сражаться с большими кланами, но даже самый большой насчитывал не больше нескольких сотен шранков. Бывало, что особо жестокий и коварный вождь шранков захватывал соседей в рабство, разжигая войну вдоль линии Черты. Легенды изобиловали историями о шранках, расплодившихся до целого народа и нападавших на Дальние Оплоты. Сакарп сам пять раз оказывался в окружении со времен Разрушителя.

Но эта… бойня.

Такое под силу только еще более мощному полчищу.

Мясо сочилось под прямыми солнечными лучами. Над травой и кустарником роились мухи. Поблескивали хрящи, не залитые кровью. Вонь стояла такая, что впору было завязывать рот и нос платком.

– Эта война настоящая, – заметил Сорвил с горьким изумлением. – Аспект-император… Его война настоящая.

– Похоже… – ответил Цоронга после перевода Оботегвы. – Но из каких соображений?

– Иначе все потеряно…

Так говорил Цоронга.

Несмотря на недавнюю победу, эти слова то и дело всплывали в беспокойной душе молодого короля. Не было причин сомневаться в них. При всей его юности Цоронга обладал тем, что сакарпы называли «тиль», солью.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.