Избранное

А за ней шофера:

«Ну и нам пора».

Лишь один мужичок

Закурил табачок

Напоследок:

«Так-то вот! Эдак!»

В чайной стало пусто.

Варе стало грустно.

Лечь бы спать бы —

Не слыхать той свадьбы…

7

Где-то в дальнем отдаленье

За дворами брешут псы.

На мерцающих каменьях

Ходят звездные часы,

Все оковано кругом

Легким, звонким чугуном.

Старый сторож в теплой шубе

Спит, объятый сладким сном.

Тишина на белом свете!

А в проулке снег скрипит:

Федор Федорыч не спит.

Он идет под синей стужей

По тропинкам голубым —

Никому-то он не нужен,

И никем он не любим!

На краю села гуляют,

Свадьбу новую справляют.

Там и пляшут и поют,

А его не позовут.

И еще в одном окошке

Нынче за полночь светло.

Заморожено стекло,

Желтым воском затекло.

Варя вышивает,

Песню напевает —

Поет в одиночку

Малому сыночку:

«Поздно вечером

Делать нечего,

Нет ни месяца,

Ни огней.

Баю-баюшки,

Баю-баюшки,

Утро вечера

Мудреней…»

Заморожено стекло,

Желтым воском затекло.

В снег скатилася звезда…

Холода,

Холода.

1956

Ближние страны

Записки в стихах

Я возмужал

Среди печальных бурь… А. Пушкин

Подступы

1

Человечек сидит у обочины,

Настороженный, робкий, всклокоченный.

Дремлет. Ежится. Думает. Ждет.

Скоро ль кончится эта Вторая

Мировая война?

Не сгорая,

Над Берлином бушует закат.

Канонада то громче, то глуше…

— Матерь божья, спаси наши души,

Матерь божья, помилуй солдат.

Ночью шли по дороге войска.

И шоссейка, как зал после бала,

Неуютна, длинна и пуста:

Банки, гильзы, остатки привала.

Сквозь шпалеры деревьев устало

Льется наискось странный, двойной

Свет, рожденный зарей и войной.

Сон глаза порошит, словно снег.

Человечек вздремнул у кювета.

Вдруг — машина, солдаты.

— А это

Кто такой?

— Да никто. Человек.—

Щекотнул папиросный дымок.

Итальянец и сам бы не мог

Дать ответ на вопрос откровенный.

Он — никто: ни военный, ни пленный,

Ни гражданский. Нездешний. Ничей.

Приоткрыв свои веки усталые,

Он покорно лепечет: «Италия!»

Лешка Быков, насмешник и хват,

Молча скинул с плеча автомат,

Снял котомку, где пара портянок,

Старый песенник, соль в узелке

И портреты крестьян и крестьянок

Запеленаты в чистом платке,

Целлулоидовый воротничок,

Нитки, мыло, табак и так далее.

— На, бери, заправляйся, Италия!

Хлеба нету, одни сухари.

Ничего, не стесняйся, бери.—

Страх прошел. Итальянец встает

И лопочет с комичным поклоном.

Старшина говорит:

— Ну и клоун! —

Тут и впрямь начинается цирк.

Итальянец, незнамо откуда,

Вынул зеркальце, бритву, посуду,

Оселок, помазок. Чирк да чирк!

И ребята моргнуть не успели,

Как, буквально в секунду одну,

Итальянец побрил старшину.

— Ну и парень,— сказал старшина.

На шоссе загудела машина.

И опять от предместий Берлина

Донеслась канонадой война.

Было холодно. Мутно. Пустынно.

К небесам устремляя свой взгляд,

Итальянец шептал исступленно:

— О, спаси наши души, мадонна,

Матерь божья, помилуй солдат!

2