Страница 9 из 11
С превосходящими силами степняки старались в бой не ввязываться, а порубить крестьян большого умения не требовалось. Теперь же бой был пешим, всё решали выносливость и умение.
– Бей его! – закричал Алексей, глядя куда-то за спину степняка. В испуге тот на миг обернулся – неужели за спиной ещё один урус появился?
И Алексей тут же ударил саблей по руке степняка. По торсу бить было бесполезно – степняк был в кольчуге.
Глядя на обрубок, из которого хлестала кровь, степняк взвыл. Да он не столько от боли выл, сколько от осознания, что бой им проигран, а с ним потеряна и сама жизнь. Он попытался выхватить боевой нож левой рукой, чтобы ещё хоть немного продлить себе жизнь, но Алексей не дал ему на это ни малейшего шанса, рубанув по незащищённому бедру. Степняк упал, и Алексей добил раненого.
Сделав это, он крутанулся вправо – там старший из лазутчиков боролся с мороком. Рубить его саблей или ножом было бесполезно – морок не был живым. Но он обволакивал степняка туманом, как густым киселём, не давая ему сделать ни шагу – даже дышать ему было затруднительно.
И тут Алексей сделал ошибку. Ему бы подобрать щит, валявшийся рядом с раненым в ноги степняком, – всё было бы лучше, безопаснее. А он, пару минут отдышавшись, шагнул к степняку.
Морок внезапно исчез, как будто и не было его никогда. И на том спасибо. Сковал степняка, пока Алексей с его соплеменником расправлялся.
Степняк же, видя перед собой невредимого Алексея, кинулся на него. Не зря он был старшим дозора – сабля просто летала в его руке, сверкая сталью.
Туго пришлось Алексею – щита у него не было. А степняк теснил: то щитом выпад сделает, ударит, то снизу, из-под щита укол нанесёт – опыт у него чувствовался изрядный. Но пока Алексею удавалось отражать его атаки, и он выжидал удобного момента, чтобы атаковать самому. Он пятился понемногу, видел щит, лежавший буквально в трёх метрах, да как его взять, если следует удар за ударом? Двужильный он, этот степняк, что ли?
Однако один удар Алексей всё-таки проморгал. Степняк ударил саблей из-за щита, вложив в удар всю силу. Острой болью резануло в груди, и он почувствовал, как по коже потекло что-то горячее. В глазах потемнело, накатила слабость, и Алексей упал, потеряв сознание.
Пришёл он в себя от тряски, его раскачивало, как на корабле. Потом вернулся слух. Вдруг, как из небытия, возникли шаги множества людей, топот копыт, голоса, ржание коней, бряцание оружия. Его везут, и судя по всему на телеге.
Он осторожно приоткрыл один глаз, почему-то остерегаясь показать, что пришёл в себя.
На облучке сидел возничий, судя по одежде – русак. Только потом дошло – раненого степняк не повёз бы с собой, зачем ему обуза? Добил бы, и все дела.
Наверняка обнаружили заставу с побитыми воинами, и сейчас его в Рязань везут. Только странность одна есть: судя по звукам, воинов вокруг много. Если на заставу гонец прибыл, их столько быть не должно. Приподняться бы, посмотреть вокруг, оценить обстановку – да сил нет. Слабость не оставляет, грудь болит.
Он скосил глаза: кольчуги на нём не было, а грудная клетка туго перевязана чистыми тряпицами. На душе стало радостно: и жив остался, и кто-то заботу о нём проявил. Домой везут – если можно назвать домом имение Кошкина.
Через какое-то время обоз остановился, и Алексей облегчённо вздохнул: трясло на телеге немилосердно, и каждый толчок болью отдавался в груди.
Возничий повернулся к нему, и он увидел его лицо – типично славянское: курносый, волосы русые, окладистая борода. На вид лет сорок – сорок пять.
– Очнулся, милок!
– Пить дай.
– Это можно.
Возничий спрыгнул с облучка, подошёл к Алексею, приподнял ему голову и напоил его из баклажки. Потом отхлебнул из неё сам.
– Где я?
– Так на подводе.
– Это понятно. Куда едем?
– Князь говорил – на Булгар, – мужик почесал затылок.
– Какой князь? – удивился Андрей.
– Известно какой – Фёдор Давыдович Пёстрый, из Стародубских он. Ноне Москве служит, великому князю московскому.
– Постой, так вы не рязанцы?
– А я тебе что втолковываю? Или у тебя, кроме раны, ещё и с головой нелады?
– Я же на заставе рязанской был, на засечной черте.
– Ага-ага… Тебя ведь случайно нашли, наш дозор наткнулся. Кабы не они, добил бы тебя степняк. И так ваших, рязанских, всех там положили басурмане. Думали, и ты уже неживой. Но глядим – дышишь, вот тебя на повозку и определили.
– На мне же кольчуга была…
– Стянули, всё равно негодная. Разрублена она была.
– А конь?
– Вот чего не знаю, того не знаю. Это у дозорных спросить надо, как поправишься.
Алексей схватился за кожаный шнурок, нащупал чехольчик, а в нём – камень. От души отлегло.
Мужик заметил его движение:
– Нам чужие обереги не нужны, не тронул его никто. Видать, сильный оберег у тебя. Кабы не он – убил бы тебя степняк.
Верно, чужие обереги не трогали. Возьмёшь его – и чужую судьбу на себя примеришь. Может, и на самом деле камень непоправимую беду отвёл? Ведь помог же он с мороком? Занятный камушек, интересно – на что он ещё способен?
Обоз тронулся. Мужик вскочил на облучок:
– Меня Иваном звать.
– Меня Алексеем.
Только голос был слабым, и возничий его не услышал.
Часа через два обоз снова встал.
Алексей сделал усилие, приподнялся на локте и повёл головой.
Ого! Войско большое, обоз в самом конце, а впереди – конные, пешая рать. Неужто на Булгар идут?
Возничий ушёл, а вернувшись, протянул Алексею кусок лепёшки и ломоть сала.
– Подкрепись, тебе сейчас силы нужны.
Есть и в самом деле хотелось.
Алексей впился зубами в хлеб. Когда съел всё, спросил:
– Давно я в обозе?
– Третий день как.
Ого! А он думал – несколько часов.
– Потерпи до вечера. Как на ночёвку встанем, лекарь придёт, перевяжет, мазь целебную положит. А как кулеш сварим, я тебе горяченького принесу.
Обоз снова тронулся. Иногда мимо проносились верховые, вероятно из арьергарда. В походе всегда выставляли боевое охранение: дозоры рыскали и впереди, и сзади, и на флангах.
Наконец стало смеркаться, и войско остановилось. Запахло дымом от разведённых костров, потом стали доноситься аппетитные запахи от котлов.
Через какое-то время к повозке подошёл лекарь и поставил возле Алексея короб из лыка.
– Как дела?
– Живой пока, твоими заботами.
– Величать-то тебя как?
– Алексеем.
– Меня Тихоном. Я рану твою осмотрю, перевяжу.
– Делай что должно.
Повязку пришлось отдирать от раны, пошла сукровица.
Лекарь осмотрел рану, понюхал её:
– Слава богу, не гноится.
Он обильно наложил на рану мазь и перебинтовал её.
– Повезло тебе. Сабля кольчугу разрубила, но силу потеряла. Два ребра пересекла, да кожу с мясом.
– Мясо нарастёт.
– Духом не падаешь, хорошо. Думаю, через две седмицы заживёт всё, ходить будешь.
– Твои бы слова да Богу в уши.
Лекарь засмеялся:
– На Бога надейся, да и сам не плошай. Я завтра приду.
– Благодарствую.
Лекарь ушёл, но сразу заявился Иван. В руке он держал деревянную миску.
– Кушать будем. Ложку сам удержишь?
– Попробую.
Иван подтащил Алексея к борту – так, чтобы он опёрся спиной о задок телеги.
– Держи. Знатный кулеш! Сам только поел. Князь ни сала, ни мяса не пожалел. Ешь!
В кулеше, среди пшена, густо попадались куски вяленого мяса и сала.
Алексей съел всё дочиста.
– Молодец! На поправку пошёл, – увидев это, одобрил Иван. – Теперь сыта принесу.
Он снова ушёл и вернулся с оловянной кружкой, в которой был кипяток с мёдом и сушёными фруктами.
– Пей, не обожгись только.
Пить Алексею хотелось больше, чем есть, – при кровопотере всегда так.
Напившись, он осторожно повернулся на бок. За три дня, что его везли бесчувственным кулем, спину порядком отбило. Дно у повозки дощатое, на кочках трясло – не мудрено. И заснул он, как человек, а не впал в беспамятство.