Третьи лица

Когда с импровизированными бинтами все было закончено, он снял через голову ремень с ножнами для мечей и, коснувшись потайного рычажка на левой рукояти, достал оттуда гибкую металлическую иглу, настолько тонкую, что во тьме сам ее едва заметил и чуть не выронил из трясущихся рук.

Вытерев рукавом пот со лба, он нащупал пальцами скользкие края ровной раны, которую так старательно пытался сделать как можно более правдоподобной, и продел в них гибкую иглу, закрепляя ее концы на коже: она нужна лишь для того, чтобы поддержать кожу в нужном состоянии, и не больше.

Поджав губы в надежде на успех, он приподнял голову девушки, откинул ее слипшиеся локоны в сторону, чтобы не мешали, и стал стремительно заматывать рану рукавом с целительной мазью, стараясь действовать быстро, но чрезвычайно осторожно: одно неверное движение, и рана откроется глубже, и тогда уже ее ничего не спасет.

Он позволил себе выдохнуть и расслабиться. Вроде, все вышло.

Перенеся вес на руки, он еще больше отогнул ковер и прижал ухо е ее обнаженной груди, внимательно слушая воздух. Так, сердце бьется, это даже очень хорошо. А вот дыхание сбитое, почти незаметное. Ну, ничего, поправится.

Он нежно поцеловал ее в лоб, ощущая на языке привкус ее крови, и прошептал:

- Ты только держись. Прости, другого выхода у меня не было, - он нахмурился. – Есть вещи хуже, чем смерть. Ты только держись, ладно? Денна, только держись…

Он накинул на нее плащ, бережно замотал ее в него и медленно поднялся на ноги с Денной на руках.

«Надо перенести ее в другое место, - подумал он. – Но куда?..»

Пару секунд раздумывая над известными ему тайными местечками, куда уж точно не сунется эльф или Безымянные, он пригнулся и бесшумным шагом охотника пошел в обход к задней двери дворца, которая использовалась для незаметных вылазок в местные леса.

Как только он со своей ношей на руках оказался за пределами этого наполовину рухнувшего строения, он смог со спокойствием вдохнуть свежий воздух, не боясь, что за ним приглядывает хозяин: окна его спальни выходили на другую сторону, а комнаты по эту сторону были давно заброшены и недоступны.

Убедившись, что Денна при такой погоде не замерзнет в одном его плаще, он уверенно двинулся вперед, на ходу вспоминая небольшую пещерку у горячего источника, которую он приметил пару месяцев назад – туда, кроме зверей, никто по доброй воле соваться не будет.

Хвоя больно колола оголенные предплечья, одно из которых – то самое, что он порезал себе сам – от этого кровило еще больше и причиняло боль, но он ее уже не замечал: к ней он привык, как к самому себе, и ошейник этому напоминание.

Под ноги бросались сухие сучья, они громко трещали под его ногами, выдавая всем его присутствие, но ему нечего было бояться. Правда, он все равно корил себя за неосторожность, но обходить такие места по кочкам было опасно для здоровья Денны.

Денна… Духи, что с ней будет? Он не сомневался, что рана ее не убьет, но как же разум? Кто знает, что сделал с ней этот безумный эльф, пока она пребывала в его власти?

Сам того не понимая, он в ярости сжал кулаки и очнулся только тогда, когда прикусил язык, схлопотав удар по щеке от еще одной ветви ели.

Постепенно природа леса менялась, деревья стали встречаться реже и открывали больше места, а сосенки и елки, вздымавшиеся ввысь к небесам, сменялись низенькими лиственными деревьями, которые широко раскидывали свои кроны и ласково укрывали путников от солнца.

Трава, ранее низкая и почти желтая, теперь радостно стремилась к солнцу, вытягивая свои концы, словно острые копья, а ее цвет – ярко-зеленый – успокаивал глаз после той пестроты у дворца и словно призывал расслабиться и растянуться на ней, забыв про свои проблемы. В любой другой момент он бы так и поступил, но теперь у него были дела поважнее.

Пытаясь отвлечься от мыслей об эльфе (и о Денне, умирающей у него на руках), он медленно выдохнул и погрузился в тишину – такой фокус выходил у него все чаще и чаще, и порой у него возникало желание вообще не выходить из тьмы своего подсознания. Такое свое состояние он иногда называл Чистилищем по совсем не известной ему причине. При этом он словно ограждался от своего тела и позволял ему двигаться так, как оно хочет и считает нужным, а сам прятался где-то во мраке далеко у себя в голове, погруженный в абсолютное безмолвие и пытался исцелить свое сознание, пошатнувшееся после нескольких десятков лет служения хозяину. Часто только Чистилище спасало его от мыслей о суициде, особенно после битвы при Венне.

Добравшись-таки до небольшого горячего источника, представленного в виде неглубокого колодца, поверхность которого была выложена острыми угловатыми камнями светлого цвета, а от воды поднимался призрачный пар, он остановился и положил на траву у бьющего ключа Денну, пытаясь как можно меньше задевать ее голову и шею.

Набрав в глиняный ковш, оставленный им здесь в прошлый раз, немного воды, он вернулся к девушке и стал осторожно отмывать от крови ее волосы и лицо: потом это будет сделать очень сложно.

Покончив с этим, он снова поднялся на ноги и, нашарив в полумраке леса небольшой кружок клубящихся теней, уверенно двинулся в его сторону.

Вход в пещеру наполовину был завален тяжелыми круглыми камнями, чтобы сюда не повадились медведи или менее крупное, но противное зверье, и сейчас разгрести этот завал стало бы настоящего проблемой, но он все предусмотрел.

Он тронул носком сапога три камня поменьше, ярко выделяющихся на фоне темных серых валунов, и те с грохотом растеклись по сторонам, образуя что-то вроде высокого порога.

Проскользнув внутрь, он с облегчением вдохнул прохладный воздух и погрузился в привычную тьму, ощущая на коже ее целительные прикосновения. Он сам не знал, почему мрак оказывает на него такое успокаивающее действие, но предпочитал вообще не задумываться ни о своем прошлом, ни о том, кем он когда-то был.

Положив Денну на каменный пол, застланный мягкой влажной соломой, он подоткнул под нее растрепавшиеся края теплого плаща и нащупал в углу небольшую прямоугольную коробочку, в которой что-то громко трещало – это была трутница. Такие вещи у Безымянных были под строгим запретом: эльф не разрешал разводить костры, но он все же приберег эту безделушку, думая, что она ему понадобится, сам-то он ведь никогда огонь особо не любил, веяло от него чем-то знакомым и в то же время чужим…

Но сейчас трутница пришлась как нельзя кстати.

Натаскав из лесу немного хвороста и сложив его в низкую круглую кучку, он вынул из коробочки кусочек ткани, пропитанный душистым маслом, и пару раз чиркнул кремнем. Вспыхнул маленький слабый огонек, который тут же охватил лоскут и грозился опалить ему пальцы, так что он сунул его в хворост и присел рядом, медленно поддувая пламя, чтобы оно скорее разгорелось.

Дождавшись, пока затрещат слегка влажные обломанные ветки, он удовлетворенно кивнул головой и поднялся, с болью оглядывая Денну. Он хотел с ней остаться, хотел успокоить, когда она проснется, и попросить прощения, ведь у него не оставалось другого выбора, но не мог. Скоро его хватятся, а так долго выбрасывать труп в яму даже при всем его старании невозможно, ведь она находилась сразу за разрушенными дворцовыми пристройками в полукилометре от эльфа, который в последнее время итак в нем слишком уж часто сомневается.

Скрепя сердце он развернулся на каблуках и вылетел из пещеры, а последней его мыслью было напоминание забрать из Дворца свою порванную одежду и, самое главное, мечи. А плащ… Ну, скажет, что тот порвался, там как раз полно сухих клинниц, о которые можно ненароком зацепиться и испортить одежду.

До Дворца он дошел намного быстрее, чем думал. Наверное, сказалось неприятное возбуждение и беспокойство то ли за себя, то ли за Денну. Прошмыгнув через небольшую трещину в стене, через которую ни за что не прошел бы вместе с умирающей девушкой на руках, он в один миг оказался прямо у нужной стены и протянул руку за мечами к тому месту, где их оставил, но пальцы лишь зачерпнули пустоту.