Обнаженная дважды

Что ему оставалось? Он пришел в книжный магазин ко времени закрытия. Он обнаружил Джан, сидящую в своем любимом месте, у огня. Он не мог заметить разницу в росте, когда она сидела, а парик, который она носила, не мог удивить его; он ожидал, что она замаскируется. Он начал осматривать книги, зашел сзади… Один быстрый удар, и все было кончено. После того как он запер дверь, у него была вся ночь, чтобы устроить весь этот беспорядок и обыскать коттедж, чтобы убедиться, что Катлин, которой, как он верил, была эта женщина, не оставила никаких документов, обвиняющих его в преступлении. Уходя, он повесил записку, чтобы люди не удивились, почему магазин не открылся на следующий день. Его алиби на время убийства не было убедительным; чем больше прошло времени, тем лучше для него.

— Жаклин, — позвал Пол на грани истерики.

— Да, все в порядке, — сказала Жаклин. — Должно быть, очевидно, чье имя я скрываю за местоимением мужского рода. У него были все возможности, и не составит большого труда доказать, что у него были и средства, чтобы запланировать те несчастные случаи семь лет назад. Хотя у нескольких людей также были средства и возможности. Центральный вопрос — это вопрос мотива.

Меня всегда ставит в тупик и является самым трудным делом поиск мотива для убийства. Я не могла серьезно рассматривать любовную страсть в качестве мотива. У Катлин было… гм, хорошо, давайте просто скажем, что она была нормальной женщиной с нормальными побуждениями. Однако никто из мужчин, с кем у нее были отношения, не имел повода убить ее. Разочарованные любовники — удобные подозреваемые в литературных произведениях, но в реальной жизни они более склонны к тому, чтобы схватить пистолет или нож, чем планировать тонкое, сложное убийство. Я всегда считала, что корыстный мотив является одним из самых сильных, но единственной причиной, почему один из наследников Катлин собирался убить ее, мог быть страх перед потерей наследства. Однако Катлин написала новое завещание только после несчастных случаев. Они были причиной, а не результатом ее подозрений относительно своей семьи. Как явно указывает завещание, она не остановилась ни на одном из них как на виновнике.

Но Бутон Стокс во многом проигрывал, если, как я начала понимать, Катлин решила найти нового агента. Она не могла отстранить его от получения процентов от продажи «Обнаженной во льду». Но новая книга, которую она планировала, стоила бы даже больше, чем первая. Стокс потерял бы проценты от этой книги, а уход его самого ценного и заметного клиента повредил бы его репутации и карьере. У Катлин был… — Жаклин тщательно избегала взглядов в сторону Пола. — У нее был друг, который старался убедить ее уволить «жулика агента», как он выразился. Другой полагал, что убедил ее — и я верю в это. Будучи порядочным, справедливым человеком, Катлин предупредила Стокса о том, что она намерена сделать. Она не сделала публичного объявления; в этом не было необходимости до тех пор, пока продолжение не будет закончено и готово для выхода в свет.

— Подожди минутку, Джейк, — прервал ее Билл, забыв о протоколе. — Я не могу купиться на это. Убить кого-либо за процент с продажи книги…

— А как насчет убийства кого-нибудь за полтора миллиона баксов? — спросила Жаклин. — Первая книга Катлин принесла более пяти миллионов, включая права на постановку фильма. Ее вторая книга могла легко увеличить сумму в два раза. Процентная ставка Бутона — пятнадцать процентов. — Выражение лица Билла вызвало у нее сардоническую усмешку. — Ясно? Мотив становится еще более неотразимым, когда он выражен в долларах и центах.

В течение нескольких секунд стояла гробовая тишина. Жаклин вернулась к своему вязанию, а остальные пристально посмотрели на Стокса.

— Какой очаровательный вечер, — холодно заметил он, — но я не думаю, что останусь на обед. И, Жаклин, боюсь, что сюжет никогда не будет продан. Он слишком натянут.

— Не уходи, Бутс, — сказала Жаклин. — Ты еще не слышал самую лучшую часть. Она по-настоящему захватывает.

— Наиболее милосердное объяснение этому представлению это то, что ты умственно больна. Я ухожу. Вы не можете остановить меня.

— Нет, я не могу, — признала Жаклин. — Но он сможет. — Она указала вязальным крючком на Пола.

— Это запугивание, — закричал Стокс. — Офицер, разве вы собираетесь позволить…

— Черт возьми, мистер, я не полицейский, — спокойно сказал Билл. — Я просто бывший шериф. Хотя, как мне кажется, кто-то мог установить контакт с той леди — Августой… как-там ее имя.

— Вы не сможете найти ее, — заявил Бутон. — Она затворница. Она сумасшедшая. Боже, я начинаю думать, что все писатели сумасшедшие! Она даже могла оказаться настолько глупой, чтобы назваться именем Дарси. Как только кто-то вложил эту мысль в ее голову…

— Отпечатки, отпечатки пальцев, — пробормотала Жаклин, — не забывай об отпечатках пальцев, Бутсик. И не надо зацикливаться на остроумной идее добраться первым до Августы. Расслабься и наслаждайся, как говорится в старой пословице; ты, возможно, будешь наслаждаться так, как наслаждается насилуемая женщина. Я почти закончила лучшую часть своего рассказа. Она так чудесна, что я сама с трудом могу себе поверить.

Жаклин подумала об этом; на ее лице расплылось мечтательное удовольствие ребенка, который предвидит окончание хорошо известной, очень любимой истории.

— Если бы я была лошадью, — начала Жаклин, смакуя каждый звук. — Это один из классических методов расследования. «Если бы я была лошадью, то куда бы я пошла?» Поставьте себя на место другого человека, думайте, как думает он, и вы найдете ответ. Я привыкла насмехаться над такой методологией; но, Господи, она работала все это время. Катлин и я очень разные люди. Я никогда бы не смирилась с — прости меня — жертвенной чепухой, которую она терпела так долго. Но у нас есть одно общее, и я не хочу сказать, что этим общим является то, что мы обе писательницы. Нам нравится быть у руля событий. Вот почему Катлин заботилась о своей семье все те годы. Она делала грязную работу, зарабатывала деньги, улаживала конфликты, устраивала им жизнь. Она не ждала, когда все устроится само собой. Катлин устраивала все сама. Итак, спросила я себя, что могла бы она сделать, раз уж она удачно сбежала и была в безопасности? Что бы сделала я? Помимо, конечно, наслаждения новой жизнью?

Уверена, что мне захотелось бы знать одну вещь — что происходит. Я бы постаралась выяснить, кто все подстроил. И если бы я была Катлин, пораженная преувеличенным чувством ответственности за досаждающих родственников, я, вероятно, чувствовала бы себя обязанной наблюдать за ними.

Такое рассуждение и некоторые многозначительные улики убедили меня, что Катлин вернулась в Пайн-Гроув. Это была одна из догадок, которая заставила меня подозревать с самого начала Джан. Я даже хотела знать… ну ладно, я признаю, что это притянуто за уши… я подозревала даже Марджори, повариху. Несколько инцидентов укрепили меня в моих предположениях. В первую ночь, проведенную в коттедже, я была разбужена сильным запахом сирени, любимым запахом Катлин. Шерри тоже пользовалась этими духами, она могла вскарабкаться к окну и разбрызгать духи по комнате, хотя не представляю, зачем ей делать это. У Катлин на это были причины. В то время она злилась на Стокса и на всех людей, которые разрушили ее планы написать продолжение «Обнаженной». Что-то еще случилось той ночью. Я не заметила этого сразу; я только что распаковала вещи и все лежало в беспорядке, который неизбежно сопровождает переезды. Я лишь слегка удивилась, найдя набросок, который, как подразумевалось, написала Катлин и который я вытянула у мистера Стокса со значительными трудностями, не в том месте, где, как мне казалось, я оставила его. Я не понимала, пока моя теория не начала принимать нужные очертания. Катлин, должно быть, увидела его и, возможно, скопировала. Прочитав его, она сообразила, кто замешан в этом деле. «Она поняла, что я также была обманута мистером Стоксом. Это объясняет, почему письма, которые она послала мне, подписанные «другом правосудия», взывали к моему чувству справедливости вместо того, чтобы укорять, как письма, отправленные остальным.