Повести и рассказы

Он подошёл к реке в том месте, где берега заросли кустами, шагов за сто от моста. Стал так, чтобы полицаи могли его видеть, рупором приложил ладони ко рту и закричал во всё горло:

— Юрка-а! Где моя коро-о-ва?

Патрульные равнодушно посмотрели на него. Алёша снова крикнул:

— Юрка-а!.. Гони сюда-а!..

А потом взял да и пошёл через реку. Полицаям не было до него никакого дела — они следили за партизанскими разведчиками, а не за пастухами.

Дальше Алёша шёл без помех.

Через некоторое время он заметил далеко на горизонте облако пыли, которое надвигалось слева. Алёша понял, что идут машины. Но разглядеть их ещё нельзя было. Взобравшись на ближайший холмик, мальчик увидел около десяти машин.

Машины остановились, и немцы стали возиться возле первой из них. Алёша свернул с дороги и кустами пробрался к машинам. Подошёл совсем близко и, разинув рот, словно придурковатый, стал смотреть, пока его не прогнали. Алёша пошёл назад в кусты, к своему «стаду», запомнив знаки различия на немецких мундирах и вид машин.

В Дубки Алёша попал под вечер. Хату дяди Андрея он помнил и подошёл к ней огородами.

…Вернулся он в лагерь на третий день с таким богатым и важным материалом, который и оценить было трудно.

Через день после возвращения Алёши в лагерь началась подготовка к переходу на новое место. Вернее, речь шла о перемещении раненых, женщин и имущества отряда. Бойцы оставались, чтобы как следует встретить врага. Не связанные лагерем, они могли успешнее маневрировать. Для бойцов выделили определённое количество продуктов и боеприпасов, а всё остальное решили перевезти дальше, в леса и болота, километров за сорок. Общее наступление немцев ожидалось со дня на день.

Из двухсот шестидесяти бойцов тридцать должны были сопровождать обоз, состоявший из восемнадцати подвод. В число охранявших обоз партизан входил и взвод, которым командовал Антон Степанович. Алёша очень сожалел, что ему не придётся участвовать в настоящем сражении.

Утром следующего дня уезжающие попрощались с товарищами, и обоз потянулся по узкой лесной дорожке. Впереди — разведка, на некотором расстоянии от неё — группа в пятнадцать человек, затем — подводы, а позади — ещё десять человек под командой Антона Степановича.

Тихо было в лесу, только птицы перекликались. Скрипели колёса, и раздавались тихие голоса людей. Дорожка извивалась змеёй, перекрещиваясь с другими дорожками. Чаща сменялась перелесками, сырой ельник- сухим сосняком. Встречались поляны, болотца…

В полдень сделали привал, а потом ехали уже дотемна. Переночевали в бору, на пригорке, и утром двинулись дальше.

Алёша слышал разговор о том, что скоро должна быть широкая, поросшая травой лощина, которая тянется больше чем на десять километров. А оттуда останется ехать ещё восемнадцать километров.

Вдруг впереди слева раздался выстрел, затем второй — и началась трескотня. Обоз остановился. В ожидании приказа Антон Степанович приготовился со своими бойцами встретить врага и с правой стороны. Но там было тихо. Пришёл приказ: Потапчику ударить немцам во фланг, а обозу ехать дальше.

— И я с вами! — воскликнул Алёша.

— Сзади тоже надо охранять! — строго прикрикнул на него отец. — Садись на воз и следи.

Отец побежал в лес. Алёша вскочил на воз, которым управляла тётя Антонина, отрядная кухарка, и приготовил свой автомат. Обоз тронулся.

Стрельба постепенно приближалась к задним подводам, вместе с тем всё больше отдаляясь от дороги, — значит, немцев гонят. Алёша внимательно следил за противоположной стороной, хотя нападения оттуда ждать не приходилось: если бы там были фашисты, они сразу напали бы с обеих сторон.

И вдруг он увидел двух немцев: прячась за кустами, они пробирались вперёд именно в этом направлении. Алёша пустил в них очередь из автомата, не успев даже подумать о том, как ему следует поступить. Потом только он испугался и спрятался за мешок.

Со стороны фашистов никакого ответа не последовало. Не убил же он их обоих сразу!

Подбежало несколько человек от передних возов.

— В чём дело? — спросил старший над ними, дядя Андрос.

— Там… два немца, — ответил Алёша, соскочив на землю. — Я в них выстрелил — и… ничего.

— Ты точно видел немцев?

— Точно.

— Почему же они не стреляли? — задумался дядя Андрос.

Как старшему, ему нужно было сразу же, не медля ни минуты, решить, что делать. Если мальчик не ошибся, то это были разведчики. В таком случае, можно в любой момент ожидать нападения. А охраны всего восемь человек, включая Алёшу. Обоз растянулся далеко, и неизвестно, в каком месте могут напасть. Как распределить людей? Имеет ли смысл посылать разведку в лес? Сейчас подводы выедут на открытое место — возможно, под обстрел. Остановить их или нет? Стоит ли посылать сообщение туда, где идёт бой? А может, это вообще ложная тревога? Почему немцы не напали сразу с обеих сторон, как этого следовало ожидать?

Решение было принято такое: двигаться цепью с правой стороны обоза, шагах в тридцати-сорока от дороги. Если появятся фашисты, залечь и отбиваться, чтобы дать возможность уйти обозу.

Побежали вперёд, осторожно подаваясь в сторону. Никого не видно и не слышно. Каждому в цепи с трудом удавалось не терять из виду шедшего впереди товарища, то исчезавшего в кустах, то снова появлявшегося. Алёша был последним, и ему казалось, что он остался далеко позади всех.

Слева стрельба стала затихать: то ли далеко ушли, то ли сражение подходило к концу.

Спустя несколько минут послышались выстрелы с правой стороны. Партизаны залегли — и началось…

Притаившийся за кустом Алёша ничего больше не видел: ни товарища перед собой, ни немцев. Только выстрелы раздавались впереди. И снова его охватило такое же состояние, как тогда, в разведке: сердце сжалось, он весь замер. Чувства у него как будто выключились: он не испытывал страха и не горел отвагой. Алёша не задумывался над тем, много ли врагов, удастся ли их отбросить, подоспеет ли к партизанам помощь, не погибнет ли он здесь вместе с товарищами. Для таких мыслей просто не было места в голове — она была занята одним, самым главным: что делать сейчас, в данную минуту?

Противника не видно, но стреляют впереди — значит, надо пробираться туда, на помощь.

Вскоре он заметил, что фашисты стреляют с просеки, заросшей густым молодым сосняком. Деревца были маленькие, ветки их, переплетаясь между собой, спускались до самой земли. Только по звуку выстрелов и по колыханию сосёнок можно было догадаться, где немцы. Они понемногу продвигались к голове обоза.

Алёша находился в стороне от места боя. А что, если податься вправо и обойти врагов с фланга? Они этого не ждут, подумают — новые силы подоспели.

Лес от просеки шёл довольно редкий. Там и сям раскинулись ольховые кусты. Шагах в ста от просеки рос молодой ельник. Хорошо бы обстрелять фашистов оттуда!

Теперь Алёша знал, как поступить. Он отошёл немного назад и тогда только сделал первый шаг в сторону. От куста к кусту он добрался до ельника. Залёг и видит — на краю просеки стоит на одном колене немец и время от времени стреляет вперёд, вдоль просеки, а потом оглядывается по сторонам. Делает он это, правда, не особенно внимательно — видно, считает, что опасности никакой нет.

«Догадливые, гады!» — со злостью подумал Алёша.

Сдерживая нетерпенье, он прицелился и дал очередь. Немец упал. Тогда с разных сторон двинулись по направлению к Алёше ещё несколько немцев, и он начал в них стрелять.

Партизаны, уверенные, что к ним пришло подкрепление, с криком «ура» бросились вперёд. Немцы заметались, стали понемногу отходить. Но вскоре они сообразили, что «подкрепление» составляет, повидимому, один человек. Они остановились и направили огонь на ельник.

Алёша завертелся, как вьюн, прячась в ямках за кочками и, наконец, залёг за старым еловым пнём. Если фашисты не зайдут ему в тыл, он сможет здесь некоторое время продержаться…