Страница 147 из 170
8. Следствием установлено существование специального представительства организации в Кронштадте в лице Зацепина до осени 1922 года; кроме того, установлен еще ряд командиров во флоте, еще не арестованных, принадлежащих к организации и обязавшихся принять все меры к выполнению ее распоряжения.
9. За последние годы пассивности организации ряд ее активных участников принимает меры к сплочению вокруг себя комсостава из бывших морских офицеров, преимущественно дворян, и захвату ответственейших должностей во флоте, в особенности командования боевыми кораблями.
Устраиваются вечеринки, на которые втягиваются командиры — бывшие офицеры, на этих вечеринках поют «Боже царя храни», провозглашаются тосты за «жертвы» — расстрелянных, белых эмигрантов, демобилизованных из флота; ведутся контрреволюционные беседы и тут же обсуждаются различные назначения своих людей, которые затем через имеющиеся обширные связи в штабах морей и РККФ, проводятся.
10. Следствием установлено, что среди комсостава ЧФ существовала замкнутая группировка, во главе с начальником дивизиона э/м Чериковым, под названием «Боевое ядро», поставившее целью по показаниям арестованных выработку единой линии и проведение единой политики со стороны комсостава из бывших офицеров по отношению к комиссарам, политсоставу, краснофлотцам и по различным вопросам жизни флота.
11. Приходится отметить, что с конца 1925 г. начинается заметное оживление контрреволюционных элементов среди комсостава флота: учащаются вечеринки, на них вовлекаются все новые и новые командиры, разговоры и беседы становятся смелее и т. д.
Начинаются опять разговоры о необходимости воссоздания контрреволюционной организации во флоте (показания Лисаневича о беседах с Дашкевичем, бывшим командиром Кемского порта, якобы имеющем поручение от «Белого креста» по организации «пятерок»; беседы Вонлярлярского с Вартенбургом и Степановым и т. д.). <…>
ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 29. Л. 77–79.
ПИСЬМО ВОЕННОСЛУЖАЩЕГО ХВАТСКОГО В ПОЛИТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ ЛВО О ПОДПОЛЬНОЙ РАБОТЕ ОППОЗИЦИОНЕРОВ В ЧАСТЯХ И УЧРЕЖДЕНИЯХ
15 сентября 1926 г.
Уважаемый тов. Саков. Обращаюсь к Вам с настоящим товарищеским Приветом как к старейшему партийному товарищу и руководителю в нашем округе.
Обстоятельства, которые заставили меня обратиться к Вам с настоящим письмом следующие:
Не знаю, известно ли Вам или нет о моей принадлежности к оппозиции, но факт тот, что я с давних пор примыкаю к группе меньшинства в ЦК нашей партии. Примыкал я к этой группе до XIV съезда в период съезда и после до настоящего времени. Было бы полбеды, если бы моя принадлежность к оппозиции ограничивалась только моей идейной солидарностью с платформой оппозиции и если бы я открыто и легально защищал и отстаивал свои взгляды.
Весь позор для меня, как для члена единой ВКП(б) заключается в том, что я не ограничивался только этим, но и принимал и принимаю до сих пор участие в раскольнической подпольной организационного характера работе, которую мы, оппозиционеры вели и ведем здесь, в Ленинградской организации вообще, и в партийной организации войсковых частей в частности. Если идейно к оппозиционной группе я пришел сам, то участие в организационной работе мне было предложено, и я добровольно согласился на эту работу.
Постараюсь по памяти изложить Вам всю ту убийственную вредную работу, которую я до настоящего времени вел и всю низость и опасность которой для нашей партии я только сейчас понял после больших внутренних переживаний и внутренней борьбы. Я примкнул идейно к оппозиции еще в конце прошлого, 1925 г., будучи на курорте в Кисловодске.
Мое возвращение в Ленинград совпало с самой сильной борьбой большинства с меньшинством, и здесь я в кругу наших штабных партийцев прямо высказал свою полную солидарность с оппозицией, занятой на съезде нашей ленинградской делегацией. Вполне естественно, что меня считали в своем коллективе как сторонника меньшинства.
Точно не помню числа, но кажется в феврале с. г., ко мне в служебную комнату пришел тов. Румянцев (орг. моб. отд. штаба), вызвал меня в коридор и тихонько стал узнавать, как я — остался при своих оппозиционных взглядах или изменил их и перешел к большинству. Я своих взглядов тогда не изменял, поэтому и ответил, что я остался по-старому с меньшинством съезда. После этого мне Румянцевым было предложено пройти на квартиру к тов. Левину, который, по словам т. Румянцева, должен был меня детально ознакомить с сутью имеющихся разногласий. Я несколько дней не заходил к Левину. Румянцев мне снова напомнил об этом. Когда же я после вторичного напоминания еще несколько дней не пошел к Левину, то ко мне на службу приехал некто Александров (бывш. нач. Упр. распред. пуокра) и сказал, что т. Левин меня ждет. После этого я заходил к Левину на квартиру и был у него раза три или четыре. После моих посещений Левина и его словесной информации о съездовских разногласиях мне были переданы совершенно конспиративно первый раз Румянцевым и второй раз Левиным для личного ознакомления некоторые материалы съезда, которые не были опубликованы в печати, главным образом, выступления и декларации нашей оппозиционной группы. В последнее посещение Левина он мне сказал, что в связи с его отъездом из Ленинграда он меня передает в группу Гошки-Федорова (быв. инструктор Пуокра, ныне слушатель Академии Толмачева), от которого я и должен был в дальнейшем получать как словесную, так и письменную информацию. Еще Левин словесно подготовлял к предстоящей подпольной работе. Он мне говорил: «Нас обвиняют во фракционности, а сами что делают. Созывают собрание актива Центрального района. В этот актив допускаются только избранные. Выступает докладчик от губкома Антипов. Протокол вести воспрещает и говорит: нужно, мол, ребята во чтобы то ни стало выловить всех оппозиционеров, а для этого необходимо на каждом заводе, фабрике и на всех предприятиях из своих твердых ребят создать тройки, члены этих троек должны в свою очередь тоже создать тройки, и эти тройки должны выявлять оппозиционеров». Левин говорил: разве это открытая работа, разве это не подпольщина, разве эта не фракционность, разве это не заставляет нас соответствующим образом построить свою работу. Я лично также возмущался этим методом партийной борьбы с нами и был совершенно согласен, что и нам нужно перейти в подполье с тем, чтобы не расшифровать себя и не быть высланным куда-нибудь к черту на кулички. Так смотрел Левин, так смотрел и я. Материалы, получаемые мною от Румянцева и Левина, были отпечатаны на тонкой папиросной бумаге на машинке через копировку.
Поручения мне Левиным давались следующие:
Получить у Шредера в Пуокре материалы по окружной партконференции и переговорить с Гришиным (военкомдив 43) на предмет привлечения его к нашей работе. Кроме того, мне было поручено Левиным узнать, нет ли наших ребят в 4 кавдивизии. Работа с Гришиным и в 4 кавдивизии поручалась мне Левиным потому, что я раньше и в той и в другой дивизии служил. Материалов окр. партконференции Шредеру достать не удалось, ибо, по его словам, они были у Вас в портфеле. Связаться с Гришиным мне не удалось, т. к его я не встречал, в отношении же 4 кавдивизии я сам ничего не предпринимал за отсутствием времени и удобной обстановки. По отъезде Левина я связался с Гошкой-Федоровым. Бывал у него несколько раз на квартире, был и он у меня дома также несколько раз. За период связи с Гошкой я получил от него следующие материалы, также отпечатанные через копировку на машинке, на тонкой папиросной бумаге: 15/III 1) стенограмма речи Зиновьева на апрельском пленуме ЦК, 2) стенограмма речи Троцкого, 3) стенограмма 2-й речи Зиновьева, 4) стенограмма речи Троцкого на июльском пленуме ЦК и ЦКК о результатах перевыборов советов.
18/VIII-26 г. получил проект резолюции меньшинства по докладу ЦКК по делу Лашевича.
26/VIII-26 г. 1) письмо Евдокимова в ЦК, 2) выборки из сочинения Ленина о единстве партии, 3) о нарушении конституции, 4) доклад Зиновьева на пленуме ЦК, 5) вопрос о зарплате на пленуме ЦК, 6) об англо-русском комитете и 7) хоз. вопросы.