Страница 13 из 258
Моим инструктором стал тощий, как рычаг переключения передач, фиджиец индийского происхождения по имени Малик. Каждое утро он подъезжал к гостинице на своей маленькой красной машине и гудел изо всех сил. Я залезал в автомобиль, поворачивал ключ в замке зажигания, и мотор глох.
– Почему ты не можешь нормально завестись? – сердито спрашивал Малик. – Почему ты все время глохнешь?
Его брови хмурились, он обращал свой взор к небу, очевидно ожидая божественного откровения, и в результате ежедневно приходил к одному и тому же выводу:
– Это потому, что ты идиот.
На тихих улицах столицы Фиджи я умудрялся совершать все ошибки начинающего водителя: рвал рычаг переключения передач, как будто хотел унести его с собой; терял контроль над рулем; припарковавшись, забывал поставить машину на ручник; когда нужно было сдать назад, ехал вперед.
– Почему у меня не получается? – спросил я у Малика.
– Просто ты глупый, – сказал он. – Попробуй еще раз.
Пока мы колесили по улицам, Малик постоянно болтал. Он спросил, как живется в Австралии и сколько я буду там зарабатывать. Когда я назвал сумму, он был потрясен: «И это при том, что ты такой дурак…»
После первых десяти уроков я мало-помалу освоился с машиной. Я по-прежнему глох, но уже мог плавно переключить передачу. За городом на широкой пустынной дороге, бегущей вокруг всего острова Вити-Леву, мне удавалось придерживаться относительно постоянного курса и довольно спокойно объезжать редкие встречные машины. На Фиджи не действовали правила парковки и был только один светофор. Мне было комфортно и приятно.
Малик отказывался признать мои успехи. Вместо этого он начал нападать на меня, при каждой ошибке стискивая мою ногу своими длинными костлявыми пальцами, и вопить: «Глупец! Идиот! Дурак!»
В день экзамена он отвез меня в экзаменационный центр – комплекс пыльных зданий за городом.
Экзаменатор сказал, что все европейцы, которые сдавали у него, всегда делали это успешно.
Я начал заводить машину и заглох. Попробовал снова, но мотор снова заглох. Я предпринял третью попытку, после чего машина судорожно дернулась вперед и выехала за ворота – прямо в толпу куриц, горделиво переходивших дорогу, что, как известно, является их неотъемлемым правом. Я резко повернул вправо, чтобы объехать куриц, и направил машину прямо на тротуар, где гуляли школьники. Экзаменатор перехватил руль и спас их невинные жизни. Я попробовал начать заново. Разогнавшись до двадцати километров в час, я попытался переключить передачу, машина издала звук, напоминавший хрип великана, прочищавшего глотку. Вторая попытка вызвала такой звук, как будто лев ел паровоз. Мой экзамен должен был продолжаться один час, в действительности же он окончился ровно через десять минут, когда стало ясно, что я не знаю, как переключить передачу. Только тогда я понял: в машине Малика было двойное управление и он постоянно мне помогал.
В фиджийском экзаменационном бланке было пятнадцать позиций. По каждой из них следовало отметить «неудовлетворительно», «удовлетворительно» или «хорошо». Мне поставили «неудовлетворительно» по шести пунктам (в том числе за поворот, управление автомобилем, торможение и переключение передач) и только одно «хорошо» – в графе «погодные условия».
Я сказал экзаменатору, что права мне нужны для того, чтобы начать новую жизнь в Австралии.
– Так вы не будете водить машину на Фиджи? – спросил он. – Надо было сразу сказать мне об этом. Приходите завтра, и все будет в порядке.
Но я вернулся в Австралию женатым и без водительского удостоверения. Боб снова взял меня на работу наборщиком, но через несколько недель сократил. Я бросил пить в обеденное время и вместо этого начал посещать спортивный зал, поэтому от меня больше не было никакого толку. Я с радостью вернулся бы к работе корректора, если бы мне разрешили – в конце концов, за всю жизнь у меня была только одна нормальная профессия, и я пока не овладел другой.
Без особой надежды я разослал резюме во все газеты. Мое сфабрикованное досье выглядело недостоверно и фальшиво. Я боялся, что нам придется вернуться в Англию: мы основательно потратились на юге Тихого океана, в запасе оставалась только пара месяцев.
В 1992 году я поступил на должность помощника редактора в журнал «Пипл», который считал совершенно непристойным изданием. Дэвид Нейлор, во время собеседования сказал, что у меня недостаточно опыта работы, но предложил взять на испытательный период в «Пикчер». Я отказался. Я был готов пить собственную мочу, чтобы остаться в Австралии (ведь пил же «Фостерз» – а это не многим приятнее), но скорее стал бы безработным, чем порнографистом.
Шесть недель я проработал упаковщиком книг, потом проводил телефонные опросы, пока не нашел работу в небольшом издательстве «ПОЛ», которое выпускало «Австралийский путь» – бортовой журнал «Австралийских авиалиний». Вместо собеседования всем претендентам раздали тест на знание редакторского дела. Я помнил систему корректорских исправлений, не пропускал опечатки и всегда мог втиснуть каламбур в заголовок. Я был вторым, но журналист, который меня опередил, уволился через несколько дней, и его место автоматически перешло ко мне.
Женщина, которую я замещал, была помощником главного редактора. Главный редактор хотел, чтобы я отбросил слово «главный», но я вцепился в него, как бродяга в бочку пива. Приходилось работать на журналы «Австралийский путь», «Меридиан» (журнал «Мидланд-Банка», выходивший четыре раза в год) и, наконец, на «Директор компаний», название которого говорило само за себя. В «ПОЛ» за мной сразу закрепилась слава веселого, беззаботного и изобретательного парня. Все сотрудники были одной большой компанией, и все вместе пили в «Пчендарри», где аборигены отоваривались пивом на всю неделю, а в задней комнате играли самодеятельные группы. Я скучаю по этому пабу. Он по-прежнему работает, но паб – это прежде всего люди, а они все пропали.
Я очень много учился, хотя и старался не выглядеть слишком усердным ботаником. Редактор Мэгги Олбек – красивая женщина лет пятидесяти – разрешила мне написать пробную статью для «Австралийского пути». Я был невероятно рад, что наконец-то мог работать журналистом, делать то, о чем всегда мечтал – выбирать нужные слова и ставить их на нужное место.
Ко мне приехал брат. Мы собирались отправиться на Большой Барьерный риф и понырять с аквалангом, но у меня случился приступ астмы и пришлось нырять с обычной трубкой. Целью поездки был малоизвестный Навозный риф, расположенный за Большим Барьерным.
Брат был счастлив. Он ходил в школу дайвинга в Англии, на Северном море, а это напоминает ныряние в ледяную ванну с черным ведром на голове. Он никогда не видел под водой ничего, кроме собственной руки. Подводные сады Навозного рифа для него были роскошными коралловыми джунглями.
К нам присоединились американский рыбак, несколько молодых финнов и пара женщин в возрасте около двадцати лет. Капитан выглядел как заправский моряк: красная, как у креветки, кожа, фуражка, скрывающая от солнечных лучей прищуренные рыбьи глаза. На завтрак у него всегда было пиво. Стены его каюты сплошь покрывали фотографии обнаженных женщин, захваченных врасплох на палубе его посудины во время предыдущих плаваний. Инструктор по плаванью глядел на всех нас как несомненный психопат или, по меньшей мере, как человек, относящийся к себе крайне серьезно. Он провожал пары ныряльщиков под воду, я остался на палубе.
Капитан попробовал в шутку порыбачить и немедленно вытянул марлиня размером с небольшого ребенка. С радостными воплями он втащил рыбу на палубу и закричал юнге:
– Принести девственницу в жертву! Попробуй ее! Убей ее!
Тогда до меня дошло, что он был совершенно пьян и безумен.
Марлинь бился о палубу и дышал как астматик, пока юнга не забил его до смерти клюшкой для гольфа. Потоки крови хлынули за борт.
Мой брат, Джо и все остальные всплыли, переполненные скучными историями об удивительных красотах не очень-то удивительных глубин океана: в Коралловом море, вопреки его названию, не было кораллов. Мы подняли якорь и отправились к месту следующей стоянки. Стало темнеть. С марлиня содрали сначала шкуру, а затем и мясо, которое было тут же обжарено на огне, и мы все уселись, чтобы насладиться замечательным рыбным ужином. Все, кроме капитана, у которого на ужин было пиво. Кто-то пошел за двумя девушками, но их скамейка оказалась пустой.