Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 59

Сесил был поражен выступлением Черчилля против консерваторов. «Ты отказываешься от деятельности, которую вел как член партии, ради ничего, – написал он. – До сих пор юнионисты соглашались вести борьбу против протекционизма в рядах консерваторов. Но теперь под влиянием очередного мимолетного настроения ты полностью отказываешься от этого и отдаешься либералам. Такое непостоянство делает практически невозможным сотрудничество с тобой. Если ты от этого не избавишься, это будет пагубно для твоей карьеры». Сесил собирался сдержать обещание и выступить с Черчиллем в Вустере и Абердине, но теперь решил от него отмежеваться.

Письмо Черчилля в поддержку либералов в Ладлоу вызвало недовольство и избирателей Олдема. Их возмущение усилилось после речи, произнесенной им 21 декабря в Галифаксе, в которой он сказал: «Слава богу, у нас есть оппозиция». Председатель избирательного комитета заявил ему: «Это предвещает ваше слияние с Либеральной партией».

«Мои речи тебя не компрометируют, – заверял Черчилль Сесила, – но ты можешь отречься от меня, если сочтешь нужным. Формально они не отделяют меня и от Консервативной партии, хотя сделать этот шаг придется в недалеком будущем».

Через два дня после выступления Черчилля в Галифаксе комитет ассоциации консерваторов в Олдеме выпустил резолюцию, в которой говорилось, что Черчилль «утратил их доверие как юнионист от Олдема, и на будущих выборах он больше не может рассчитывать на поддержку консерваторов». Черчилля это не смутило, и он решил сформировать в Олдеме организацию юнионистов, которая поддержала бы его на дополнительных выборах. Его идеей было отказаться от места в парламенте и баллотироваться самостоятельно. Ради этого он заверил представителей местной Лейбористской партии, что, если они не будут противостоять ему на дополнительных выборах, он не будет выдвигать свою кандидатуру от Олдема на всеобщих выборах. Четырьмя днями позже ассоциация консерваторов приняла решение: Черчилль не получит поддержки консерваторов на ближайших всеобщих выборах.

В последний день 1903 г. Черчилль обедал с Ллойд Джорджем. Он пытался найти точки соприкосновения между юнионистами и либералами в случае, если последние согласятся не выставлять своих кандидатов в некоторых избирательных округах. Сдержанность и спокойствие Ллойд Джорджа в отстаивании своих взглядов приятно удивили его. Тот говорил с Черчиллем о необходимости для юнионистов принять «позитивную программу», особенно в отношении рабочего класса. «Получился очень приятный и конструктивный разговор», – написал Черчилль Сесилу. Но Сесил, разделяя неприязнь консерваторов к радикализму Ллойд Джорджа, был раздосадован. «Мне бы и в голову не пришло вести с ним переговоры», – ответил он и решил отказаться от совместного с Черчиллем выступления в Абердине.

Какой путь следовало выбрать Черчиллю? Отказаться от Олдема, а затем на дополнительных выборах снова войти в парламент как юнионист? Или покинуть ряды консерваторов и присоединиться к либералам? «Сложность политической ситуации угнетает меня, – пишет он Сесилу 1 января 1904 г. – Мне кажется, вне зависимости от того, как мы поступим на следующих выборах, партия тори станет окончательно капиталистической и протекционистской, а Либеральную партию раздавят организованный капитал с одной стороны и организованный труд – с другой».

Но пока казалось, что юнионисты после выборов могут сохраниться как независимая парламентская группа. 5 января Твидмаус сообщил Черчиллю, что Асквит и Герберт Гладстон, сын бывшего премьер-министра, «уполномочены обсудить с двумя членами вашей партии возможные условия». Но первым условием, предупредил Твидмаус, должно стать голосование группы Черчилля за поправки к свободе торговли.

Черчилль согласился с условиями либералов и уговорил коллег поступить так же. Однако консерваторов уже стало всерьез раздражать его усиливающееся влияние. Один парламентарий от консерваторов заявил: «Черчилль опустился до самого дна политического бесчестья». Близкие друзья-консерваторы понимали силу его убеждений. «Очень сожалею, что у тебя такие взгляды на этот вопрос, – написал ему лорд Дадли, – но, отстаивая их настолько твердо, ты, разумеется, имеешь право идти до конца».





2 марта в своем первом выступлении на новой сессии парламента Черчилль раскритиковал присоединение правительства к Брюссельской сахарной конвенции, которая устанавливала защитные цены на сахар из Индии, в отличие от поставок из других стран. Поздравив его с блестящей речью, лидер либералов Кэмпбелл-Баннерман написал, что в ее первой части звучала «такая ирония, какой мне еще не доводилось слышать в палате общин». Консервативная же партия уже не собиралась ничего прощать ему и забывать. Черчилль в своем выступлении говорил, в частности: «Когда страной начинали править в чьих-то конкретных интересах – будь то двор, церковь, армия, торговое сословие или рабочий класс, – это неизменно оборачивалось для нее несчастьем. Любой страной нужно управлять с некой срединной позиции, в которой пропорционально представлены все классы и все интересы. Рискну предположить, что даже и теперь этот принцип в известной степени имеет отношение и к нашему парламенту. Что же касается сахарной конвенции, мы получили дорогое продовольствие – и это не угроза, а свершившийся факт, которым гордятся как достижением законодательства, которое нас сейчас просят принять».

Через неделю после выступления Черчилля против протекционизма его коллеги предложили поправку, выражающую несогласие с протекционистскими мерами правительства. Изначально, в стремлении избежать конфликта, Бальфур одобрил поправку, но, когда консерваторы возразили, отозвал ее, и она была отклонена. «По-моему, правительство окончательно прогнило, – написал Черчилль Сэмюэлу Смитхерсту. – Они постоянно цапаются между собой и не способны ни к каким решительным действиям. Ужасное падение авторитета Консервативной партии».

Черчилль начал регулярно голосовать против консерваторов. В марте он поддержал протест либералов против одобренного правительством кабального труда китайцев в Южной Африке. Он также голосовал за либеральные законопроекты по восстановлению прав профсоюзов и за налог на продажу земель в тех случаях, когда земля покупается со спекулятивными целями под застройку.

Либеральная ассоциация Северо-Западного Манчестера поинтересовалась у Черчилля, не согласится ли он стать их кандидатом на ближайших выборах. Причем он мог бы выступить, если пожелает, не как либерал, а как «отдельный кандидат» от Лиги дешевого продовольствия. Искушение, рассказывал он Сесилу, было велико: «Округу нужен был кандидат, который мог бы в ходе предвыборной гонки ежедневно реагировать на все выступления Бальфура. Если учесть, что в Ланкашире не было ни одного мало-мальски влиятельного либерала, можно понять, какие возможности открывало это предложение». Он поведал Сесилу и о манчестерских либералах: «Они убеждены, что эффект от моей кампании повлияет на выбор всех девяти кандидатов от Манчестера и еще в дюжине прилегающих к нему избирательных округов».

Теперь Черчилль собирался выступить самостоятельно против Бальфура в палате общин и задать ему ряд неприятных вопросов о фискальной политике. Он также намеревался высмеять последние экономические предложения Бальфура. «Не будь слишком агрессивен во вторник, – предостерегал его Сесил. – Займи взвешенную позицию и основательно ее аргументируй».

Вторничные дебаты состоялись 29 марта. Когда в начале своего выступления Черчилль заявил, что общество имеет право знать мнение парламентариев, Бальфур покинул палату. Черчилль немедленно подал протест спикеру, заявив, что уход Бальфура – это «неуважение к палате». После этого все министры с передней скамьи тоже поднялись и вышли, а за ними потянулись и консерваторы-«заднескамеечники». Некоторые задерживались в дверях, чтобы бросить какую-нибудь колкость в адрес Черчилля, который остался почти в одиночестве. Тем не менее он продолжил свою речь, хотя в основном она была построена как ряд вопросов отсутствующему Бальфуру.