Мальчик для бритья

Михеев, пока в уши солдат текли начальственные премудрости, незаметно переключился к любимой теме Бесконечности, а потом, взглянув на небо и не найдя там звёзд — день ведь — стал думать о Космосе, правда, в более широком его понимании.

Мечта каждого метеорита — быть замеченным во время падения. Задача эта кажется тривиальной только на первый взгляд. Если падать днём, то шансов практически никаких, а если ночью, то нужно учитывать облачность и прочие погодные условия. Холод, например, гонит людей домой, к камину, откуда неба не видно. То же самое и дождь. Но даже райская погода — ясная, безветренная и тёплая — не гарантирует успеха. Поэтому многие метеориты прибегают к хитростям: одни набирают излишний вес и размеры — их замечают в телескопы задолго до падения; другие приземляются в местах большого скопления народа.

Идеал, к которому стремится метеорит — влюблённая парочка, загадавшая желание при взгляде на его реактивный хвост. Их всё меньше, к сожалению — ромашковые луга засеиваются продуктами сельского хозяйства. Стога вышли из моды, заменённые огромными валиками, скрученными проволокой. Не поваляешься, не позагадываешь. Общаются, бедные, всё больше по интернету. Хочется воскликнуть: люди, опомнитесь!

- Рядовой Михеев!

- Я!

- Наряд вне очереди!

- Есть наряд вне очереди!

За что? С формулировкой «чтобы знал и чтобы другим не». От приказа веяло кухней, запахом тушёнки и возможностью разжиться провиантом. Спать запрещено целые сутки. Вы — няшка, товарищ майор!

Прапорщик с пустым ведром в руках — плохая примета. Потому что бьёт им наотмашь по голове. Он ненавидит солдат и себя — за то, что согласился на сверхсрочную. И на гражданке перспектив у него никаких, кроме торговли колготками на вещевом рынке. В банды берут парней покрепче, а он — тощая оглобля без спортивных задатков и навыков. В милицию пока морально не готов. Вот и остаётся — прапорщик, завскладом и кухонный распорядитель.

Ведро ему посоветовал использовать один знакомый кинолог. Мол, шуму много, раны минимальны, а щенка, главное, напугать, а не искалечить. В оригинале, впрочем, была газета, а не ведро, но это уже несущественные детали.

Михеев за смену получил ведром по голове всего два раза, не дотянув трёх ударов до нормы. Первый раз ему удалось даже прикрыть темечко рукой, а второй — упасть, не задев алюминиевого чана с остывающим компотом. Удачно вышло и то, что на обед был не суп, куда полагалась картошка — мелкая, уродливая и грязная — а гречневая каша, которая не требовала дополнительной обработки.

Как и планировал, он разжился кое-чем для Ивашкина. Однако очередную их встречу пришлось перенести на следующую ночь. Прапорщик устроил генеральную, заставив солдат драить посуду и мебель с хлоркой. Лишь к утру наряд справился с задачей и то, благодаря халтурному её выполнению.

После суток наряда полагается отдых. Но это только в том случае, если у кого-нибудь нет других планов относительно вас. Михеев же стоял у «дедов» первым пунктом дневной развлекательной программы.

Били как-то вяло, без энтузиазма, но в остальном преуспели. Турник, отжимания, кросс. Разборка и сборка автомата. С глазами, залепленными хозяйственным мылом. Кросс, турник, отжимания.

- Ну что, созрел? Где Иваха?

- Не знаю.

Отжимания, отжимания… Сапогом в пах, кулаком по печени...

Им и в голову не могло прийти проследить за ним ночью — ни один нормальный «дух» после таких процедур не пропустит возможности выспаться и зализать раны. Поэтому Михеев спокойно и незаметно вышел из казармы в три часа, как обычно.

- Ух, ну и запашок тут у тебя. Ты насрал, что ли?

- Два раза. Мог бы и больше, если бы не перловка, а, допустим, тушёные бобы.

- Ладно тебе привередничать. В Африке вон дети по помойкам побираются. От рахита пухнут.

- Да я не в предъяве. Просто физику процесса объясняю. Где пропадал?

Михеев звучно похлопал себя по щекам.

- Ты извини, тут работёнка одна навалилась. Никак не мог отказаться.

- Неверных отстреливали?

- Что-то вроде того. Чистка рядов. Уборка конюшен.

- Большой улов?

- Шесть тушек. Килограммов по сто.

- Скотине их скармливаете или сами?

- В неурожайный год всякое бывает. Карабинеров приходится есть. Не самых сильных и уважаемых, правда.

- Тогда я за тебя спокоен.

Если тут пауза и промелькнула, то совершенно незначительная.

- А ты как тут? Справляешься с хозяйством? Всего ли в достатке?

- Не парься. У меня ещё крупы полпакета осталось. И воды грамм двести.

- Похвально. Аскетизм — это благо. Мы, карабинеры, его тоже исповедуем. На! Держи паёк!

Михеев плюхнул в колодец тугую упаковку: варёную картошку, огурцы, свиной жир, спасённый от каши. Ну, и стандартную бутылку воды.

- Ух ты! - удивился Ивашкин, откровенно давясь съедобным. - Что за праздник?

- Духовный сан сегодня я принял. Буду грешников воспитывать. По совместительству. От скверны беречь.

- Чувствую себя полным валенком.

- Осознание собственной ничтожности — путь к покаянию и очищению.

- Просвети, отче! Дать испить истины!

- Легко. Для начала усвой такую аксиому: на всякий вопрос могут быть несколько правильных ответов.

- Она вертится?

- Ответ первый: да. Ответ второй: скорее всего, да. Ответ третий: безусловно. Все три — правильные.

- Убил. Извини, спросить сразу не додумался: сан у тебя какой?

- Генерал-архиерей.

- Это предел?

- Предела нет. Мы ж в Бесконечности, мать твою!

- Увидят ли когда-нибудь мои глаза?

- Веруй, сын мой! Веруй!

Михеев вспомнил, как в глубоком детстве ездил к бабушке в деревню. Ему показали только что родившегося поросёнка, которого спрятали от свиноматки и положили в корзинку, закутав в мягкие тряпочки. Розовенький он был такой, миленький. Михееву захотелось с ним поиграть, но ему погрозили пальцем: нельзя. Тогда он дождался, пока взрослые разбредутся по своим непонятным делам, вытащил поросёночка и поставил на табурет. Ножки младенца ещё плохо держали. Он упал на пол и запищал. Михеев рассердился на неуклюжесть зверька, поставил его на табурет снова. Тот опять свалился. Ах, так! И Михеев в сердцах поднял его над головой и шлёпнул о крашеную деревянную поверхность. Тонкая струйка крови засочилась из обеих дырочек поросячьего пятачка. Он больше уже и не пищал, а лишь мелко подёргивался. Теперь мальчуган испугался. Замотал мёртвое тельце в те же тряпки и забросил за печь в надежде, что там никто не найдёт следы его преступления. Не сбылось. Трупик обнаружился и Михееву отсыпали положенную порцию ремня.

Странно себя чувствовал тогда Михеев. И боль, и страх, и обида — всё смешалось в голове глупого мальчишки. Его обманули — выпустили в этот мир живым, но для одной лишь цели — умереть. Сейчас или через много лет, не важно. От руки ли наёмного убийцы или от скарлатины. И ещё кое-что понял он тогда, запечатлел нутром: лишить живое жизни — по силе с этим ощущением не сравнится никакое другое. Оно не из разряда самых приятных, но тому, кто хоть раз попробовал и проникся, уже не отделаться от желания повторить.

Михеев всегда считал себя осторожным человеком. Того же мнения придерживались и окружавшие его люди. Выбирая маршрут, он учитывал вероятность встретить отвязанную гоп-компанию, обходил тёмные переулки, предпочитал для прогулок светлое время дня. Драк старался избегать, идя на компромисс даже в ущерб пацанской репутации, которая котировалась в среде молодняка выше других.

Являлось ли такое поведение элементарной трусостью? Вполне возможно. Сам Михеев подозревал себя в малодушии и от осознания сего факта страдал. Особенно удручало то, что в те редкие моменты, когда всё-таки драться приходилось, он доставлял соперникам гораздо больше неприятностей, чем они ему. И удовольствие получал неимоверное. Ему не хватало какого-то импульса, чтобы сделать первый шаг к опасности самому. Как и на этот раз...