Страница 3 из 34
Семь лет спустя, когда я поступила в МГУ, я часто бывала на площади. Одна или с друзьями. Когда мне было очень трудно или очень хорошо — приходила сюда. И каждый раз плохое рассеивалось, а настоящее ярче проступало внутри и вокруг, словно акварель через тонкую бумагу.
И счастье казалось возможным и близким — только руку протяни…
Но однажды я не успела. Я пришла слишком поздно.
Высокоточные бомбы уже упали на площадь и на застывшие, как солдаты на посту, башни Кремля. В пламени исчез собор Василия Блаженного, осколком ракеты снесло головы бронзовым Минину и Пожарскому. Огромные воронки свежими ранами задымились на теле убитой площади.
Сквозь слезы я посмотрела в небо. Оно было чужое. Оно несло смерть и уже мне не принадлежало.
В тот мартовский вечер все кончилось.
1. ВРАГИ И ДРУЗЬЯ
Глава 1
— Пошла! — толкнули в спину. Тяжелая дверь захлопнулась. Шаги удалились.
Я замерла, выжидая. После яркого неонового света в коридоре глаза должны привыкнуть к сумраку.
Экономят электричество? Впрочем, еще день. Врубить освещение на всю катушку еще успеют.
Ночи здесь длинные… Лучшее время для допросов.
Я огляделась.
Подвал как подвал. Небольшой — три на четыре метра. Со всеми «удобствами»: в углу — санузел, в вентиляционном отверстии — «зрачок» наблюдения. Для него света вполне достаточно.
Крохотное окошко у самого потолка выходит во внутренний двор. Бронестекло? Сквозь пыльные разводы проглядывают толстые прутья решетки. Окно не перекрыто «намордником». Не успели они, что ли?
А кладка стен прочная, даже в том месте, где еще свежая. Длинное помещение совсем недавно разделили кирпичными перегородками на камеры.
Нет, отсюда не убежишь.
Даже если каким-то чудом удастся выскользнуть наружу. Во дворе и вокруг, по периметру забора пулеметные вышки, прожектора, часовые с собаками. И видеоглазки — повсюду.
Даром, что Служба Охраны Конституции переехала сюда меньше месяца назад.
В этой камере я — первая. Воздух пока не успел пропитаться испарениями человеческих тел, хлоркой и еще чем-то неизвестным. Тем, что вместе составляет такой въедливый, будто наполненный мертвящей безысходностью, запах…
Я открутила кран, плеснула холодной воды в лицо. Утерлась рукавом. Поудобнее взбила тюфяк на деревянных нарах. Стащила с себя куртку, кинула поверх и легла.
Запах тюрьмы. Я хорошо его знаю… Года в питерском «централе» хватило, чтобы все намертво отпечаталось в памяти…
Воспоминания лезут в голову. Галдят, как непрошеное воронье… Сейчас не до них. Я должна быть спокойной и логичной…
Коснулась голым плечом стены и зябко поежилась. Камень холодный как лед. Хорошо, что сейчас июнь, а не зима. Что здесь было раньше? Какой-нибудь склад?
Чины из «охранки», наверное, были недовольны, когда им достались эти подвалы…
Сегодня я вернулась из Москвы около десяти утра. Поезд опоздал на два часа. Пришлось раскошелиться и взять такси. Подумала, что Старик наверняка уже волнуется. Квартала за три до нашего дома расплатилась и пошла пешком — дальше дороги не было. Аварийное здание неделю назад обрушилось, и улицу до сих пор не расчистили.
Как раз перебиралась через завалы, когда вдалеке хлопнули пистолетные выстрелы: один… второй. Тишина.
Остановилась. Выстрелов больше не было. И я сделала глупость. Вместо того чтобы выждать, затаиться — снова двинулась вперед. Мало ли из-за чего стрельба. Несмотря на военное положение, бандитские разборки на улицах Тулы — обычное дело. Особенно в нашем районе.
Не было у меня никакого предчувствия. И настроение хорошее. Встретилась в Москве с нужным человеком. Тот согласился помочь с чипами для пропусков.
Дело, в общем, пустяковое, но все равно на душе легко. Небо ясное. Впервые за последнюю неделю. В такое утро не хочется думать о плохом.
Когда я сообразила и повернула назад, было уже поздно. Несколько фигур в штатском преградили дорогу:
— Эй, девка…
Я метнулась в боковой переулок. Там тоже ждали. Сбили с. ног, заламывая руки за спину. Надели «браслеты» и облапали, проверяя одежду. Поволокли к здоровенной «душегубке», ожидавшей за углом.
Старик и Локи уже в машине. Лежали на полу, лицом вниз. Вокруг — целая орава вооруженных полицаев в масках и камуфляже.
«Штатский» достал фотографию. Сравнил со мной и осклабился:
— Загружайте, пассажирку!
Внутри екнуло. Это не обычная облава, когда хватают всех подозрительных и неделями мурыжат в фильтрационном лагере. А еще я ощутила взгляд Локи. Безысходная тоска темнела в зрачках, но он нашел силы улыбнуться, когда меня швырнули рядом:
— Наверное, сам Рыжий захотел с нами повидаться…
— Не разговаривать! — заорал СОКовец и наотмашь ударил Локи по лицу. Красная струйка поползла из разбитой губы.
Я изловчилась и впилась «штатскому» в руку. Тот взвыл от боли и отшвырнул меня носком тяжелого башмака. Скривился, вытирая руку платком:
— Тебе это зачтется… сука.
Знаю. И все равно, не жалею.
Где-то в коридоре шаги. Я приподнялась и села па нарах. Неужели так быстро? Кажется, и получаса не прошло…
Сердце стучит, колотится птичкой в клетке… Глупости! Я в состоянии перебороть эту слабость, я не покажу им страх…
Шаги поравнялись с камерой. Потом удалились.
Не за мной…
Все равно скоро поведут на допрос. Что буду говорить? Конечно, все отрицать. Прямых улик против меня нет. Даже оружия при себе не было. Только фальшивый пропуск. Но это мелочь. Половина Тулы ходит с такими. Сами же «миротворцы» ими и торгуют.
Где-то на дне души зародилась крохотная надежда. И тут же умерла.
Правильно. Надеяться не стоит. Здесь не Балтийская Конфедерация, хотя бы для внешнего приличия играющая в правосудие. В «охранке» на такие пустяки внимания не обращают…
Я встала, подошла к окошку и сквозь запыленное стекло попыталась разглядеть там, вверху, кусочек неба. Но внутренний двор был совсем крохотный, и шестиэтажное здание начисто перекрывало обзор. Единственное, что доступно, — едва различимые отражения облаков в зарешеченных окнах.
Пока ходишь на воле, не осознаешь, что это счастье — просто смотреть на небо. Запретное счастье… Еще повезло, что окошко совсем не замазали краской…
…Сначала нас доставили в ближайшее отделение и приковали наручниками в «обезьяннике».
Конечно, там были микрофоны.
Поэтому Локи начал рассказывать о «тараканах» в «Вин-де-2013».
— …Программерами у Гейтса работают сержанты-морпехи. Зачем обрывать цикл именно в этом месте?
— Ты не знаешь?
— Нет, Таня…
Глаза оставались серьезными. Локи понятия не имел, в чем мы прокололись.
А Старик молчал. И это было тяжелее всего.
Выглядел Михалыч плохо. Сидел, будто в забытье, привалившись к стене. Кажется, ему становилось хуже. Повязка поперек груди, наспех кем-то сделанная, разбухла от крови. И я ничем не могла помочь…
Да и как? Лучшим лекарством было бы оказаться где-то далеко отсюда. Здесь, за этими степами и решетками, здоровье нам уже не понадобится…
Конечно, я знала, что это может случиться. Но никогда не верила, что это произойдет с нами…
Офицер в незнакомой форме с голубой ооновской нашивкой. Раскрыл черную папку. Таращится на Старика. Глаза у «миротворца» белесые, бесцветные, пустые. Голос скрипучий, как несмазанная дверь:
— Вы есть Виктор Карпенко. Я есть майор Улафсон. Я иметь ордер.
Старик поднимает веки. Равнодушно смотрит.
Офицер хмурится, бормочет по-своему. Исчезает и появляется уже в сопровождении двух солдат с носилками.
Машет бумажкой с печатью:
— Я полномочен заявлять. Вы арестован и предстать Международный Трибунал.
— Какая честь… — Бледные губы Старика изгибаются усмешкой.
Еще три года назад его объявили в розыск. Три года назад отряд ополченцев под его командой разгромил американский десант у Ставрополя. Пленных в том бою не брали.
Когда Михалыча укладывают на носилки, он глядит па нас — совсем спокойно. Он в нас верит.