Страница 11 из 12
«Эх, побольше бы таких!» – снова вздохнул Искандер. И поплелся на рабочее место. Надо убедиться, что юзбаши ушел, потом прибраться… Ну а потом можно и на ужин отправиться. Что-то ему обязательно оставили. Это бойцы его не уважали, а повара, которых он несколько раз покрывал, всегда придерживали для него сытный кусочек. А то и с собой что-нибудь заворачивали, так что было что родным передать.
Юзбаши, как ни странно, все еще был на месте. Его голос Чернильница расслышал еще шагов за пять до двери.
– Так, значит, говоришь, эта русская у себя раненого повстанца прячет? И накупила у тебя сегодня бинтов и мазей? Точно? А не может быть так, что это просто для кого-то из ее питомцев? Или для учителя?
При этих словах Искандер догадался, кто задержал сотника. А через пару ударов сердца, открыв дверь, убедился, что догадка его верна. У сотника был городской аптекарь, один из лучших осведомителей Сотни. По крайней мере, на места, где ухаживают за ранеными мятежниками, он указывал лучше всех.
Писарь тихо проскользнул в комнату и начал прибираться. Кушать уж очень хотелось, и ждать, пока аптекарь и Карабарс уйдут, не было никаких сил.
– О! Искандер! – обрадовался сотник, увидев писаря. – Ты слышал, что наш друг говорит? Кому-то в приюте этой русской, госпожи Беляевой (фамилию он выговорил с некоторым напряжением), понадобились бинты и мази. В общем, так, с утра сходишь туда. Да, лично. И разберешься. А то мало ли… Иностранка все же, начальник полиции у нее в приятелях. Да и начальство городское ею довольно. В общем, тут важно дров не наломать. Но если там действительно раненый мятежник, то ты его арестуешь. Ну а чтобы сил хватило, скажешь, я велел с тобой пятерых бойцов послать. И это, бери бойцов помладше, чтобы не своевольничали там. Хозяйку ни в коем случае не обижать! У нее и с кади дружба, и с остальным городским начальством, да и начальник полиции к ней давно неровно дышит.
И тихо проворчал сам себе под нос: «Да еще и Паша-заде, глядишь, нажалуется… Шуму будет – до небес!»
«…Не знаю, как сложилась бы моя дальнейшая судьба, не загляни Карен в гости прямо на следующий день, с утра пораньше. Просто не представляю. Но, к счастью, все пошло именно так. Он заглянул, как-то договорился с Анной Валерьевной, и она допустила его ко мне. Надо сказать, что, несмотря на разницу в возрасте – а он был старше меня лет на пять, – обаял он меня моментально. Думаю, у него это получилось бы и на Родине, а уж тут, где любому говорящему по-русски радуешься почти как родному, тем более…»
Крит, неподалеку от Ханьи, 1 октября 1896 года, четверг, раннее утро
Судьба редко интересуется нашими желаниями. Абдулла, по прозвищу Янычар, пошел в Патриотическую Сотню потому, что хотел бить проклятых мятежников. А еще больше он хотел бить греков, подло проникающих на территорию Османской империи.
Когда в мае он услышал про резню, устроенную подлыми мятежниками несчастным турецким солдатам[14], он тут же подал рапорт с просьбой перевести его служить на Крит. Но вместо этого получил предложение выйти досрочно в отставку и помочь в организации патриотических сил в борьбе с сепаратистами.
Янычар согласился. А кто б не согласился на его месте? Ведь ему обещали, что возможностей поквитаться с мятежниками будет немало. И что? А ничего! Назначили его заместителем к командиру учебного взвода. Половина личного состава – сосунки, вторая – немногим лучше, служат всего лишь несколько месяцев. Вот и мотается он с ними. Бегать тренирует, штыком колоть, оружие собирать-разбирать. Нянькой, короче, сделали. При молокососах и инвалидах. А реальных-то мятежников и в глаза не видел. Их Сотня все больше скрытых сепаратистов да шпионов ловит. И то – без него. Эххх… Ходил он к сотнику, спрашивал, когда же… Предлагал создать группу из таких же, как он сам, умелых, битых, послуживших… Не убедил. Как говорится, идешь к начальству со своим мнением, а выходишь – с мнением начальства. Так и получилось. Приказал ему сотник молокососов обучить. Так, чтобы и стрелять могли, и по горам бегать, и на штыках биться, и с ножом… Вот тогда, мол, когда в Сотне все бойцами станут, они на врага и пойдут. Вот и приходится Янычару стараться, душу вкладывать, обучая. Одно только хорошо, деньги на форму какая-то добрая душа подкинула, да кормят последнее время хорошо. И казарма теперь нормальная, не то что вначале. И патронов не то чтобы вдосталь, но хоть на обучение хватает. А то поначалу вообще срам один был… Ну да, хорошо, что есть еще патриоты, которым и денег на такое не жалко.
А раз такие патриоты есть, то и империя, получается, не сгнила изнутри, есть что защищать!
Ну вот, теперь еще и Чернильница к ним зачем-то несется. Вот уж кого Абдулла не любил, так это его. Во-первых, сам он из греков. И мать – критянка, и родители ее. А то, что вид у него, как у османа, так мало ли что… Все равно воспитывался среди критян, а за теми глаз да глаз! Так и норовят предать! Или украсть чего!
А во-вторых, имя. Искандер он, как же… Александром был, им и остался. А в-третьих, и это самое главное, боец из него – как из дерьма пуля. Да и то, если дерьмо подмерзло, то пуля, пожалуй, получше качеством будет… Тут Янычар улыбнулся в усы своей же нехитрой солдатской шутке. Только вот… Это недоразумение почему-то получило звание онбаши.
– Чего надо, Чернильница?!
Искандер подошел поближе и шепотом изложил суть приказа юзбаши. Абдулла подумал-подумал, да и решил:
– Вот что, Чернильница! Приказ сотника, разумеется, надо исполнить. Только мы его дополним немного. Я свой взвод следом за тобой поведу да встану неподалеку.
– Это зачем еще? – ревниво вскинулся тот.
– А затем, что мне молокососов учить надо. И если выяснится, что никакого раненого мятежника там нет, я их сразу в строй поставлю. А без этого они целый день прохлаждаться станут.
– А если он там все же есть? – нерешительно уточнил писарь.
– А вот если он там есть, то, может, и сообщники его будут рядом. И тогда тебе Аллаха благодарить надо, что рядом не пяток бестолочей будет, а целых три десятка. Да еще трое десятников, пороху понюхавших. Понял? – решительно отрубил Абдулла.
Искандер кивнул в обалдении. Про сообщников он как-то не подумал.
– Первая пятерка! Выйти из строя! – заорал Янычар. – Поступаете в распоряжение онбаши Искандера!
И шепотом добавил Чернильнице: – И чтобы до самого приюта бегом бежали! Не расслабляйся!
А когда Чернильница с пятеркой «молодых» скрылся за поворотом дороги, Янычар обратился с речью к оставшимся:
– Воины! Наши товарищи отправились арестовать раненого мятежника, укрываемого неверными. Их специально отправили впятером, чтобы враг, если что, соблазнился и попытался напасть. Но мы должны быть начеку и, если будет нужда, прийти товарищам на выручку. И разбить мятежников!
Прервавшись на пару мгновений, он орлиным взором оглядел своих бойцов, а потом трубным голосом продолжил:
– Все ясно? Тогда напра-во! Бего-о-ом… марш!
Янычар не мог видеть, но, когда его бойцы скрылись за поворотом, из-за камней поднялась невысокая фигурка Патрокла. Тот подумал немного и припустил в сторону города.
Под утро боль в ноге обострилась, стала дергающей. Поняв, что поспать не получится, я оделся, застелил постель, привел себя в порядок и стал читать учебник Ивана Порфирьевича по органической химии. Читать было непросто, некоторые места оставались непонятными. Мешали не только лишние буквы, но и иной язык, а порой – и совершенно другая система обозначений. Но кроме этого заняться было решительно нечем. Нет, ребус получался увлекательным, но состояние у меня было не совсем подходящее для разгадывания.
Поэтому, когда дверь в тайник приоткрылась, я отвлекся с готовностью. Кроме Анны Валерьевны в мою комнатушку просочился полноватый невысокий тип. Да, именно просочился. Несмотря на то что вес его сильно превышал центнер, спустился он с потрясающей ловкостью. Неширокий люк явно не доставил ему никаких трудностей, и дыхание его не сбилось. Он стоял и доброжелательно смотрел на меня.
14
По инициативе «Критского комитета», созданного христианами, 18 мая 1896 года в округе Вамос были окружены около полутора тысяч турецких солдат и блокированы в казармах. Только чудом туркам удалось спасти большую часть гарнизона. В ответ в мае же была устроена резня греческого населения.