Парни

— Выходи! — закричал Неустроев вниз. — Смена пришла.

Иван не знал, куда глядеть: сеть стропил и перекладин, как паутина, сверху донизу заполняла пространство массой электрических лампочек, а в полу, на котором стояли они, он увидел дыру, и через нее глубоко вниз спускалась лестница в шахту, очень, казалось, узкую. Там мелькали в ослепительном свете люди, взмахивая лопатами. А под ними чернела вода.

Голос Неустроева отдался над головами, но вниз не проник. Неустроев спустился ниже и опять закричал. На одной из площадок бригада встретилась с потными, красными людьми, поднимающимися наверх. Впереди их шел человек в красноармейской шинели и в кожаном картузе, со скуластым лицом и слегка вздернутым носом.

— Товарищ Кузьма, — говорили ему все люди сразу, — вода одолевает, текст и текет. Разве ее, окаянную, возьмешь чем?

И голос Кузьмы отдавался глухо:

— Один предлагает уже подрезать заборы и тем спасти их от напора льда. Полая вода пройдет — тогда, мол, и вновь за работу. А когда пройдет полая вода? Когда, спрашиваю?

Шум, дотоле делавший голоса людей плохо слышными, увеличился. Точно сто мельничных колес расплескивали воду в разные стороны: так шла вода, выкачиваемая снизу десятком насосов. Из дырявых рукавов часть ее падала обратно звонкими струями и тяжелой капелью. В этот голос воды врезывалось спорое пыхтенье моторов.

Спустились на дно реки, а потом и ниже дна, к вырытому колодцу, и остановились, усевшись на мокрых перекладинах.

— Как же тут быть? — спросил кто-то из ребят. — Ведь сплошной океан.

— Вот который месяц насосы качают воду отсюда, а рабочие ждут, когда воды станет мало и можно будет рыть землю, и все-таки вода мешает. Вон она!

Неустроев указал в угол колодца, где было заметно, как подземная струя колыхала воду. Иван увидел, что он в кирпичном мешке, мокрые стены окружены бревенчатыми заборами, меж которыми набита земля, чтобы преградить путь воды к колодцу. Колодец надо было вырыть не меньше как на два метра ниже уровня дна. Рабочие выбирали из воды песок, он полз опять, образуя на дне колодца ровный пол, а стены колодца в это время опускались под тяжестью своей и наложенного на них песку, поднятого со дна. Вода находила себе пути, пробиралась под заборы, размывала землю и била ключом из-под каменной стены колодца. Ничего не предпринимали люди, стояли и ежились. А рабочий говорил:

— Тут целыми часами стоим вот и ничего не делаем. Насосы работают, моторы работают, а рабочим нечего делать: вода не пускает. Рабочие даже сложили пословицу: «Ну, водоканал строй — хоть работай, хоть стой, а денежка верная».

Несколько минут спустя включили в работу еще несколько насосов, они потянули воду, и урчанье моторов усилилось. Голос человечий тонул в этом шуме. Вода стала пропадать, вскоре сбоку показался песок-плывун, потом моторы остановились, насосы перестали пить воду, стало как-то удивительно тихо. В это время Неустроев сказал:

— Приниматься надо, — и сам первым полез в воду. — Мы же все-таки ударники.

— Что стоите? — кричали сверху. — Вода не ждет, она притаилась!

Ударники взмахнули лопатами и стали, быстро поддавая, бросать плывун в чугунный ковш, поданный сверху. Ноги увязали в песке. Иван заметил, что Неустроев не зря торопил людей, стоя в ушу колодца и указывая, где копать, потому что песок становился все жиже и стоять почти не было возможности. Вдруг Неустроев вскрикнул, отскочил, так что забрызгал Ивана водой, и выронил лопату. Лопата стала погружаться в жижу очень быстро, потому что из-под стены, где брал землю Неустроев, хлынула струя воды и моментально закрыла песок.

Вода быстро достигала колен землекопов. Сверху, бренча цепями, подняли ковш над головами ударников, и рабочие стали выбираться со дна колодца, кто как мог.

На людей Неустроев закричал истошно:

— Куда прете? Опять рыть будем скоро.

Вновь забормотали моторы, и рукава насосов уткнулись в дно колодца. Рабочие-ударники расселись на перекладинах в ожидании осушки.

— Это ведь самый большой водопровод в Союзе. Московский, например, в Рублеве, дает пятнадцать миллионов ведер в сутки, а наш будет давать восемнадцать, — сказал Неустроев.

Вода все больше накоплялась в колодце, хотя насосы вес время работали. По лестнице осторожно спустился американец Кросби, консультант строительства.

— Как тут работать, видишь сам, — услышали ударники слова десятника к переводчику.

— Инженер Кросби предлагает вам сделать песчаную подсыпку снаружи перемычки, — ответил переводчик.

Десятник махнул рукой и уныло полез вверх по лестнице. Ударники поднялись за ним на лед.

Через минуту грузовики уже подбегали к перемычке оголовка и механически опускали зады своих кузовов. И песок сам сползал к стене забора со стороны течения. Песок брали с берегового отрога, рядом. «Мерседесы» с ударниками на них выстраивались в линию подле экскаватора, а тот, поворачиваясь и глухо вопя, бросал в кузова огромные глыбы мерзлого песку. Опять визжал, опять поворачивался, опять ухал. На тачках люди тоже подвозили песок к забору и лопатами бросали в глубину речную. Из самой галереи водозабора шел гул: копрами забивались там шпунтовые сваи. Методическое аханье железной бабы оглашало воздух, в нем путались вскрики возчиков, жужжанье компрессоров, шарканье электрических пил.

Иван опьянело носился за другими, покорный их движениям. Потом опять очутился тут Кросби и приказал Неустроеву «испытать дно» оголовка. Когда ударники стремительно спустились вниз, оказалось, что вода все-таки не сбывала. Неустроев первым прыгнул в песок и один начал, стоя по колени в воде, поддевать плывун лопатой. Плывун не держался на лопате.

— Не лазьте уж, — сказал с лестницы Кузьма, — идет вода и идет. Всё дело в перемычках.

К вечеру партию Неустроева сменили, и, поужинав, Иван грохнулся на тюфяк как убитый.

Но через час прибежали посланцы в барак, подняли всех. Иван поднялся, чуя ломоту в костях, и увидел встрепанных, суматошно одевающихся людей. Неустроев подгонял их будоражливым призывом.

На льду уже раскинута была палатка, перед ней горел костер: люди здесь отогревались; Иван узнал, что бригада будет дежурить всю ночь на дне оголовка. Электричество далеко отбрасывало свет на скатерть льда, и по ней ползли тенями люди. Гулы заполняли всю окрестность реки, и это создавало обстановку боевой тревоги. До самого утра люди откачивали воду попеременно, партиями, и вынимали песок со дна, — мокрые, иззябшие. Чуть-чуть стоило присмиреть воде, и колодец был бы очищен. Но, как на грех, вода стала прибывать очень быстро. Люди вверху заохали, кто-то тревожно вскрикнул, и разом наступила тишина. Только и слышно было, как звонко шлепались капли с насосов в воду. И вскоре сбежал вниз механик и донес, что испортились два мотора и вода пуще шалеет. Пыл рабочих разом спал. Иван молчал, точно тайный провидец. Когда пошли в теплушку докуривать, он вымолвил:

— Разве реку вычерпаешь? Пустая затея.

Никто не ответил, только поежились некоторые, да у Неустроева ноздри шире раздулись при этом. Сурово сплевывая, пришел Мозгуй и начал шептаться с Неустроевым. Иван слышал, как Мозгун докладывал товарищу о дезертирах, убежавших домой на Пасху. Неустроев ответил:

— Крестьянские настроения очень сильны в бригаде, и заговорил еще тише.

Спустя малое время изнемогший Иван опять стоял у дна колодца и, бодрясь, как и другие, ждал начала бетонировки. Бетонщики стояли наготове, уже был приделан ими желоб для пуска бетона, припасен гравий и песок на дно. Вода наконец присмирела. Малюсенькой струйкой бежала она из угла, но её никто больше не боялся. Вот-вот она притихнет вовсе. От нетерпенья бетонщик сунул рогожу под цементную стену оголовка: вода вовсе исчезла. Другой сунул фартук туда же и шутливо перекрестился.

— Давай, братцы! — кричал он наверх.

Рабочие начали лить бетон. Но одновременно с этим вода выперла из-под стены и широкой струей разлилась по дну оголовка.

— Ребята, да что это?! — крикнул вдруг Мозгун.