Страница 2 из 38
— Парижане, спешите посмотреть на единственного черного кота, оставшегося несъеденным после осады Парижа пруссаками! Спешите! Спешите!
В ответ на злобные окрики хозяйки и ее подруги Кри-Кри, под всеобщий хохот, водворил кота на место.
— Парижане, спешите посмотреть на единственного черного кота, оставшегося не съеденным после осады Парижа пруссаками!
Лимож, собравшийся уходить, знаком подозвал к себе расшалившегося мальчика:
— До свиданья, мой маленький собрат Шарль Бантар!
Кри-Кри просиял: он хорошо знал, что Лимож был в числе тех немногих поэтов, которые искренне сочувствуют Коммуне. Вот почему мальчику очень польстило внимание поэта.
Провожая Лиможа до дверей, Кри-Кри выглянул на улицу. Часы показывали пять. Сейчас он объяснится с тетушкой Дидье. Но как начать? У нее была тяжелая рука! Правда, с тех пор как 18 марта старый порядок полетел к чорту, рука хозяйки все реже опускалась на выносливую спину мальчика. Однако он все еще помнил это неприятное ощущение и всегда с опаской подходил к своей хозяйке. Пораздумав мгновенье, мальчик собрался с духом и подошел к мадам Дидье. Она, казалось, была чем-то озабочена.
Увидев Кри-Кри, она обрадовалась.
— Тебя-то мне и нужно, — значительно сказала она. — Судя по всему, Коммуна просуществует недолго. Что бы ни говорил твой почтенный дядюшка, есть люди поумнее его, и они думают, что Коммуна недолговечна. Поэтому… поэтому… — Она, видимо, не находила слов.
— Что «поэтому»? — Кри-Кри насторожился и забыл, что хотел требовать у мадам Дидье своего законного права на отдых.
— Поэтому надо понемногу снимать со стен вот эти картинки и сжигать их.
Тетушка Дидье выразительно ткнула пальцем в один из плакатов. На нем был изображен в карикатурном виде глава версальского правительства Тьер.
— Что?! Чтобы я сжег плакаты «Отца Дюшена»[3]? Нет, этого не дождетесь!
И, вспомнив аргумент, который лучше всего мог убедить хозяйку, добавил:
— Еще никто этого не делает! Рано!..
— Ты думаешь? Смотри, не подведи меня, Кри-Кри! Ты ведь знаешь — я бедная вдова, и всякий меня может обидеть. А что, если мы опоздаем?
— Опоздаем?! Никогда! Ручаюсь! — успокоил ее Кри-Кри. — Знаете что? Я спрячу их к себе в каморку! Хорошо?
— Ну, хорошо… Пожалуй… — нерешительно сказала мадам Дидье.
— Мы всегда успеем их уничтожить, а если все будет благополучно, принесем обратно, — продолжал убеждать ее Кри-Кри.
— Ладно! Снимай и прячь их помаленьку, да так, чтобы никто не обратил внимания.
«Ах ты, старая ведьма! С этим-то я уж наверное не стану торопиться», подумал Кри-Кри, а вслух сказал:
— Спокойной ночи, мадам Дидье. Мой рабочий день окончен.
Тетушка Дидье от удивления открыла рот, но Кри-Кри уже спускался по лесенке в свою каморку.
Глава вторая
КАФЕ ПРИНИМАЕТ НЕОБЫЧНЫЙ ВИД
Едва Кри-Кри успел открыть дверь в свою каморку, как услыхал наверху знакомый голос:
— Добрый день, тетушка Дидье!
Мальчик остановился и стал прислушиваться. Появление в «Веселом сверчке» Луи Декаруза в неурочный час показалось Кри-Кри по меньшей мере странным. Со дня провозглашения Коммуны, уже в течение двух месяцев, Луи ежедневно появлялся в кафе «Веселый сверчок» ровно в девять часов утра. Он обычно еще ничего не успевал спросить, а Кри-Кри уже сам бежал подавать ему стакан кофе с куском темного хлеба из отрубей.
И вот сегодня впервые Луи Декаруз пришел в кафе среди дня. Для этого он, очевидно, должен был оставить Ратушу[4], где в качестве члена правительства Коммуны ежедневно работал до поздней ночи.
Луи Декаруза знал и любил весь рабочий Париж. Луи было девяносто семь лет, но он все еще сохранял твердую походку и не сгибался под тяжестью прожитого века. Возраст не затуманил его памяти. Многочисленные слушатели его рассказов о революции 1793[5] и 1848[6] голов, живым свидетелем и участником которых он был, не переставали удивляться свежести воспоминаний старика.
Как и другие подростки, Шарло восхищался Луи Декарузом, героическое прошлое которого пленяло воображение мальчика.
— Сейчас сюда придет Жозеф Бантар и еще несколько депутатов Коммуны. Часа на два вам, гражданка Дидье, придется закрыть кафе для ваших посетителей.
Услыхав эти слова, Кри-Кри решил: нет, он не уйдет из кафе. Пусть Мари и Гастон, с которыми он условился встретиться на бульваре Рошешуар, ругают его за то, что он не сдержал слова.
Впрочем, всякий, у кого на плечах голова, а не пустой горшок, догадается: если Шарло Бантар не сдержал слова, значит были на то важные причины.
В два прыжка Кри-Кри очутился наверху.
— Теперь ты можешь итти гулять, — ехидно заявила мадам Дидье. — По милости твоего дядюшки Жозефа, наше кафе вынуждено прекратить торговлю.
— Успокойтесь, тетушка Дидье, — вмешался Луи, — торговлю незачем прекращать. Несмотря на серьезность дела, которое привело нас сюда, мы охотно выпьем по стакану вина. А наши друзья, наверное, воспользуются случаем, чтобы заодно успокоить желудки, разворчавшиеся от голода.
— Вот видите, мадам Дидье, — обрадованно подхватил Кри-Кри, — выходит, что мне никак нельзя уйти… Ладно, я останусь, раз вы меня об этом просите. Но зато, когда я пойду за цикорием на улицу Каштанов, я погуляю вдоволь и посмотрю, что делается в Париже.
— Там видно будет, — сказала тетушка Дидье, довольная неожиданной сговорчивостью мальчика, — а пока убери посуду со столиков да подмети пол.
Убирая кафе, Кри-Кри посматривал на старика, стараясь придумать, как ему выведать у Луи, что произошло. Смелость, находчивость и острое словцо — обычное оружие мальчика в обращении с людьми — переставали служить ему, когда он оказывался лицом к лицу с Луи. Между тем Луи всегда обращался с ним, как со взрослым.
Кри-Кри почувствовал это особенно ясно несколько дней тому назад, когда Луи, выпив свою обычную порцию утреннего кофе, обратился к мадам Дидье:
— Тетушка Дидье, у меня к вам просьба. Надеюсь, вы не откажете. Отпустите Кри-Кри со мной часика на два. Я хочу, чтобы он сегодня присутствовал при событии, которое, я уверен, он не забудет во всю свою жизнь. Даже если ему посчастливится, как мне, прожить целый век, — добавил он шутливо, заметив на лице тетушки Дидье мрачное выражение, появившееся, как только зашла речь о том, чтобы отпустить Кри-Кри.
С минуту поколебавшись, она все же не решилась отказать члену правительства Декарузу.
Кри-Кри сгорал от любопытства: куда его поведет Луи, что покажет? Но он не сразу осмелился спросить его об этом.
Выйдя на улицу, мальчик обратил внимание на то, что по одному с ним направлению шли толпы парижского люда: мужчины, женщины, дети.
— Куда вы ведете меня, гражданин Декаруз? — спросил Кри-Кри, стараясь придать голосу равнодушный тон, а лицу — скучающее выражение.
— На Вандомскую площадь. Догадайся, зачем… Впрочем, если ты устал и тебе неохота итти, оставайся дома с тетушкой Дидье.
При этих словах Луи искоса поглядел на мальчика, а лицо его осветилось молодой лукавой улыбкой.
— Я знаю, знаю, куда мы идем! — обрадованно вскричал Кри-Кри. — Сегодня шестнадцатое мая. Сегодня повалят Вандомскую колонну[7]. Тетка Дидье очень заботится о том, чтобы у меня не оставалось времени для чтения газет, но все же я кое-что слыхал о бронзовом идоле.
— Знаешь ли ты, что Вандомская колонна была отлита Наполеоном из неприятельских пушек после войны 1809 года? На самом верху он велел поставить свое изображение из бронзы, ту статую, которую ты только что назвал «бронзовым идолом». Мы постановили в Ратуше свергнуть эту колонну, этот символ грубой лжи и ложной славы, символ вражды народов между собой.
3
«Отец Дюшен» («Пер Дюшен») — одна из наиболее популярных парижских газет при Коммуне, названная так в память газеты, издававшейся во Франции во время Великой французской буржуазной революции.
4
Ратуша — здание, где помещается городское самоуправление. — Во время Коммуны — местонахождение всех органов ее управления.
5
1793 год — имеется в виду участие Декаруза в Великой — французской буржуазной революции (1789–1793 годы).
6
Июнь 1848 года (с 23 по 26 июня) — вооруженное восстание парижского пролетариата.
7
Вандомская колонна, свергнутая 16 мая 1871 года, была вновь восстановлена на том же месте в 1875 году.