Неофит

Джоби стоял, зажав в руке три пятифунтовые бумажки, в ушах у него звучало роковое предсказание. Вот твой билет, сынок, но, может быть, он тебе и не пригодится. Одиннадцать фунтов сорок пенсов. «Я не возьму», — пробормотал Джоби и отошел от кассы. Через арку входа он видел, как косо падает снег, кружась. Снегопад усилился. У него было ощущение, что лондонский поезд не придет. Люди толкали его, проходя мимо, непрекращающийся поток пассажиров, спешащих по всем направлениям, но никто никуда не ехал, все только сердито суетились, выражая недовольство нарушением движения поездов.

Джоби пошел к буфету, встал в очередь. Молодая вест-индианка продавала напитки и пакетики с закуской в дальнем конце стойки, разливая густой темный чай из огромного чайника, который был слишком тяжел для нее. Она водила струей над рядом пластмассовых стаканчиков, наполняя их и проливая через край. Наполняя и проливая. Как автомат.

Джоби взял стакан чая, осторожно понес его к стойке возле стены. Ему нужно было время, чтобы подумать, чтобы составить планы. Все остальные, казалось, были поглощены газетами и журналами, пытаясь убить время. Время для Джоби было роскошью, у него его просто не было. Он взглянул на электронные часы, щелкающие цифрами, словно отсчитывающие часы его оставшейся жизни. Каждая минута была безвозвратна, еще одна ушедшая минута твоей жизни. Люди, убивающие время, торопили свою смерть, им не терпелось умереть, это было своего рода самоубийство.

Он подумал, не вернуться ли ему домой. По всей вероятности, Салли Энн еще нет, она пока не хватилась его. Забудь обо всем сегодня, попробуй завтра или послезавтра. Его передернуло от этой мысли, потому что каждый час, проведенный с ней, вселял в него все большую тревогу, предвещая смерть и несчастье. Я нашла для тебя еще один контракт, Джоби, на этот раз хороший. Не беспокойся, все будет хорошо. Я обещаю тебе.

Он отпил чай из стаканчика, поставил его в сторону. Нет, он не вернется к Салли Энн, но он не может и здесь оставаться. Джоби пошел прочь, протискиваясь через толпу, вышел на заснеженную улицу. Снег таял на дороге и тротуарах, превращаясь в густую жижу, которую проезжающие машины разбрызгивали по сторонам. За ночь эта грязь соберется, сузит проезд для машин, движение остановится. Как и поезда.

Он попал в западню. Он понял, как чувствовали себя лев и слон. Жгучее желание разбить все на пути, впасть в неистовство. По этой же причине хулиганы разбивают телефонные будки. Потому что они попали в западню в обществе, которое отошло в сторонку и наблюдает за ними; им приходится как-то обороняться.

Улицы пустели. Все куда-то делись, нашли себе какое-то укрытие, расстроенные путешественники устроились в отелях, решив попытаться уехать завтра. А пока что им будет тепло и уютно. Джоби некуда было идти, у него не было временного пристанища. Он бежал, опасаясь, что его намерения будут разгаданы. Салли Энн, конечно, не станет его разыскивать. В этом нет уверенности. Невозможно быть уверенным ни в чем, что касается Салли Энн.

Пустынные, покрытые грязью улицы начали белеть от падающего снега, когда перестали ездить машины и исчезли пешеходы. Весело украшенная витрина магазина, искусственный снег посмеивается над погодой, над мостовой развешены разноцветные лампочки, бумажные гирлянды намокли, стали похожи на мокрое белье на веревке.

В центре старомодной площади стояла высокая башня с часами, викторианское строение, может быть, имитация «Биг Бена». Тебе не удалось уехать в Лондон, Джоби, но посмотри, и здесь есть часы. Снег быстро засыпал циферблат, и к утру под его весом стрелки могут остановиться. Без пятнадцати десять. А Джоби все еще бродил по городу без всякой цели.

Вдруг он увидал старуху. Она шла к нему навстречу, волоча ноги, хлюпая по грязи ногами в поношенных туфлях, седая, косматая голова повязана старым шарфом, на руке болтается пустая кожаная хозяйственная сумка. Бедность посреди изобилия.

Джоби пожалел ее, зная, что она испытывает отчаяние, одиночество, беспомощность. И тогда он заметил кота: тощее, жалкое существо, следующее за ней по пятам. Черно-коричневый, какой-то пестрый, он смотрел на приближающегося Джоби, а его глаза сверкали то желтым, то зеленым, то красным светом, отражая мигающие наверху праздничные лампочки. Кот остановился, выгнул спину, раскрыл пасть и зашипел, показав беззубые челюсти.

Джоби бросился бежать. Он повернулся, понесся по грязи через дорогу на другую сторону, поскользнулся и упал, поднялся. Он бежал, скользя, оглянулся только тогда, когда миновал площадь и оказался в ярко освещенном торговом центре. Пусто, не видно ни старухи, ни ее ужасного, отвратительного кота.

Джоби весь дрожал. Джинсы на нем промокли, холодная ткань липла к ногам. Ужасно глупо, сказал он себе. Какая-то бедная старуха с котом, только и всего. В городе живут десятки пенсионеров с кошками, может быть сотни. Но он знал, что если увидит другую старуху, то снова бросится бежать. И снова.

Джоби остановился, заметив впереди несколько слоняющихся без дела юнцов. Их было трое, все, как видно, подвыпившие. Он повернулся, пошел опять в сторону Хай-стрит, свернул налево от центра города. Снег почти перестал, лишь изредка опускались мелкие снежинки. Скоро снег может совсем прекратиться.

Мимо него прошел мальчик, взрывая снег носками ботинок, как часто делают дети, вытаптывая от скуки узоры. Совсем один, может быть, идет из молодежного клуба; довольно любопытный, остановился под фонарем и насмешливо посмотрел на Джоби. Веснушчатое лицо, прямые волосы, челка доходит почти до бровей.

— Элли? — Оцепеневший мозг Джоби мгновенно заработал, его губы инстинктивно пробормотали это имя, прежде чем он успел остановить их, увидев, что это был не Элли. Этот мальчик был поменьше, может быть, моложе на год или около того.

— Что?

— Извини. — Джоби не пытался скрыть свою растерянность.

— Я... ошибся.

Мальчик быстро зашагал прочь, почти бросился бежать. Когда он оказался у следующего ряда фонарей, то остановился и оглянулся, увидев, с облегчением, что этот неряшливый парень не преследует его. Парни заговаривают с тобой поздно вечером только тогда, когда что-то замышляют, и он не собирался рисковать. Он снова побежал.

Здесь было темнее, фонари стояли редко, некоторые вообще не горели; муниципальный совет не чинил их, пока жители не начинали жаловаться. Это был один из способов сэкономить. Джоби побрел дальше, подумав, в какой же части города он находится. Он не помнил, чтобы проходил по главному подземному переходу, делящему город на две части, являющемуся границей между жителями, принадлежащими к разным классам. Все улицы похожи одна на другую, муниципальные дома, «полуотдельные» или стоящие в ряд, район, похожий на тот, где он встретил Шину той ночью. Но сейчас женщина была нужна ему меньше всего.

— Извините, я...

Он чуть не столкнулся с девушкой, стоящей у стены. Джоби посмотрел на нее. Одета в темное, сливается с сумерками, виден только силуэт, стройная, вьющиеся волосы, прическа афро, глаза пристально наблюдают за ним. Страх, сильная боль, начавшаяся в желудке, резанула по сердцу, словно переключила скорость, заставила его бешено колотиться. В ногах у него появилась такая слабость, что он чуть было не упал. О Боже! Он смотрел в ее глаза, ожидая, что в них загорится зеленый огонь, который завладеет им. Я вовсе не пытался убежать от тебя, Салли Энн. Но эти глаза не загорелись зеленым светом, в темноте он видел лишь их белки.

— Привет, красавчик, я знала, что ты придешь.

— Я... я...

— Меня искал, милый?

На этот раз Джоби повернулся и бросился бежать, не разбирая дороги, по темной улице, потом свернул на другую, не думая, куда бежит. Беги, не останавливайся. Ты не сможешь убежать от меня, Джоби. Ты зря стараешься.

Песня, которую он пел только вчера вечером, глухо зазвучала у него в голове, застучала в его сердце. «Эта ночь... полна открытых глаз».

Сегодняшняя ночь была именно такой, зеленые глаза горели из каждой тени, впереди него, сзади. Следом за ним. Сюда, потом туда, снова назад, темнота загоняла его, как натренированный колли, загоняющий стадо овец.