Кукла маниту

Он вздрогнул. Кругом не происходило ничего подозрительного, но у него возникло чувство, которое помогало ему несколько раз в жизни, – так называемое “шестое чувство”. Хотя, возможно, то была не интуиция, а тревога, ощущение, будто кто-то следит за вами. И не просто зевака (держу пари, этот парень – полицейский, хоть и вырядился в штатское!), а злоумышленник, прожигающий вас взглядом, как лазером.

В первый же год службы это чувство спасло Ленденнингу жизнь. Он привык полагаться на дарованную ему природой “внутреннюю сигнализацию”.

Пройдя еще несколько ярдов, он остановился и медленно, чтобы не спугнуть соглядатая, стал поворачиваться. Тревога росла. В чем дело, черт побери? Его взгляд задержался на палатке, где несколько посетителей безуспешно метали кольцо (слишком велики крючья, слишком пружинисты резиновые кольца – разумеется, не случайно), затем переместился на двух юнцов, как пить дать, участвовавших в недавнем побоище. Юнцы смотрели в его сторону, но сразу отвели глаза. Они тут ни при чем, понял Ленденнинг. ПОТОМУ ЧТО ПО СПИНЕ ВСЕ ЕЩЕ БЕГАЮТ МУРАШКИ.

Он поворачивался, взглядом выхватывая из толпы то одного, то другого человека. И вдруг застыл, даже сердце замерло на миг. С карусели на него огромными немигающими желтыми глазами взирал деревянный зверь – жуткая пародия на коня. Копыта, вознесенные над землей, словно в неистовом порыве сбросить седока, разлет гривы, свирепый оскал – все подчеркивало его неукротимость. Это не просто конь, сообразил Ленденнинг, а мустанг, любимая порода диких воинов Северной Америки.

Глаза коня следили за ним, обжигая первобытной ненавистью. “Да ты просто спятил, – упрекнул себя Ленденнинг, – если шарахаешься от карусельной лошадки”. Он обнаружил, что дрожит, сердце бешено колотится, и не хватает воздуха. Ему стало стыдно – но стыд не вытеснил страха. Мустанг выглядел живым, ноздри его раздувались, зубы сверкали. Он шевелился! Ленденнинг попытался убедить себя, что это иллюзия: просто мотор включен, и поворотный круг подрагивает. Он нервно рассмеялся, но это не помогло. Невозможно было оторваться от желтых глаз, и полицейский втянул голову в плечи – на его месте вы поступили бы так же. Хотя, возможно, вы бы даже не заметили пронизывающего взгляда деревянного скакуна, ведь для вас он – всего-навсего посадочное место, за которое вы платите двадцать пять пенсов и которое покидаете, как только останавливается карусель.

Инспектор заставил-таки себя отвернуться – у него дел по горло, некогда таращиться на ярмарочные диковины. Он быстро пошел прочь, ощущая спиной злобный (почему?) взгляд. “Выкинь из головы эту чушь. И побыстрее! Чертова музыка, до чего же действует на нервы! Будь моя воля, я бы закрыл эту помойку, оказав тем самым публике огромную услугу”. Но закрыть ярмарку Ленденнинг был не вправе, а потому решил оставить эти мысли и продолжать поиски. Но прежде – найти укрытие от ливня. По всему видать, дождь сегодня не кончится.

Им овладело уныние – зря он шатается по ярмарке, ничего ему здесь не найти. Преступник сработал чисто. Никаких зацепок – ни орудия убийства, ни мотивов, ни даже отпечатка ноги или пальца. Повальные допросы – слишком дорогое удовольствие. Сотни часов сверхурочной работы следователей, горы исписанной бумаги, а результат все тот же. “Глухарь”!

Вновь он ощутил недобрый взгляд, но на сей раз конь был ни при чем (потому что инспектор скрылся с его глаз). Посетителей кругом хватало, но никто из них на Ленденнинга не смотрел. Всех заботило другое: как побыстрее переправить деньги из своих карманов в кубышку Джекоба Шэфера.

Все-таки “внутренняя сигнализация” не обманула Ленденнинга. С самой верхней лодочки “чертова колеса” на него недобро глядел деревянный викинг (у всех викингов свирепый вид, так что ничего странного). Глядел так, будто выделил полицейского из толпы. Ленденнинг рывком повернул голову и увидел ухмыляющуюся физиономию клоуна, вырезанную на фасаде аркады аттракционов. Если бы вы пригляделись, вам бы показалось, что широкий рот клоуна растягивается, а глаза суживаются; капли дождя рождали иллюзию движущихся зрачков.

Лязг распахивающихся железных ворот заставил инспектора подпрыгнуть и резко обернуться. Он испугался! Из темного узкого туннеля вырвался миниатюрный состав из трех вагончиков – “поезд призраков”, атрибут всех больших ярмарок. Искусственные страхи, нейлоновая паутина, задевающая в темноте ваше лицо, картонные привидения, показавшиеся бы комичными, не убеди вы себя в обратном, чтобы не жалеть о пятидесяти пенсах.

Одного взгляда на бледные лица выходящих на платформу людей Ленденнингу хватило, чтобы понять: в этом туннеле – не только дешевые трюки, но и нечто действительно страшное. Матери прижимали к себе плачущих детей, отцы бросали разгневанные взгляды назад, на затворившиеся ворота в форме черепа.

– Какая гадость! – закричал один из них вагоновожатому, который уже продавал билеты новой партии желающих прокатиться. – Это совершенно никому не нужно! Даже здесь!

– За что заплатили, то и получили. – Вагоновожатый в замасленной спецовке кивнул в сторону надписи над пещерой: “ВСЕ УЖАСЫ ПОТУСТОРОННЕГО МИРА”.

– Свихнуться можно от таких штучек! – кипятился пассажир. – Просто тошнит…

– Пошел ты! – буркнул машинист и, набычившись, вновь занялся продажей билетов.

“Надо бы взглянуть, что там к чему”, – прозвучало в голове у Ленденнинга. Ну, ясно: служебный долг против подсознания. “Напрасная трата времени, – возразил себе инспектор. – Там одна туфта. Здесь все – сплошная туфта”. Но он знал, что лжет сам себе. Лжет, потому что боится.

На него все еще смотрели. Со всех сторон. Кожа зудела, будто под одеждой ползали орды насекомых. Везде, куда ни глянь – деревянные раскрашенные глаза, следящие за каждым его движением. Но время не ждет, пора возвращаться в управление. Туда регулярно приходят сообщения о людях, признающихся в преступлениях, которые они якобы совершили. Наверняка с полдюжины психов поклянутся, что это они избили до смерти констебля Эндрюса, да еще обидятся, услышав просьбу не мешать полиции. Их даже будет мучить совесть, а некоторые попытаются покончить с собой.

Надо уходить. Только еще разок посмотреть на “поезд призраков”. Все-таки не мешало бы прокатиться, глянуть, в чем тут дело. Впрочем, какая в этом нужда. И снова – укол совести.

Его взгляд остановился на маленькой рыжеволосой девочке. Ребенок как ребенок, кругом таких сотни. Вот только… на “поезд призраков” она садится одна, и похоже, никого из родителей поблизости. А ведь ей лет восемь, от силы девять… Правда, нынче в моде оставлять детей без присмотра – мол, что с ними случится? Ничего не случается – до поры, до времени. Вот почему за последние годы так участились убийства детей. Наметанный глаз полицейского сразу обнаружил слуховые аппаратики, и в душе шевельнулась жалость: хотя бы по этой причине не следовало отпускать девчонку одну.

Деревянной куклы под ее анораком Ленденнинг не заметил.

“Инспектор, все-таки тебе надо там побывать”. – “Нет, мне нужно в управление, возможно, там что-нибудь срочное…” – “Трус!”

Он поморщился и быстро зашагал к выходу, где стояла его машина. И вновь ощутил прикосновение страха. “Господи, да перестаньте же пялиться на меня! – взмолился он и тут же одернул себя: – Брось, это всего-навсего деревянные фигуры! Они даже видеть не способны, не то что следить”.

Усаживаясь за баранку, он вспомнил глухую девочку из “поезда призраков”. Странное у нее было лицо. Такое озабоченное… не угрюмое, как у большинства детей, а именно озабоченное. Словно ей необходимо сделать что-то важное.

Он завел мотор и сидел, сражаясь с чувством долга. Сегодня оно не раз досаждало ему. Потому что, испугавшись, он нарушил служебный долг и собственные правила. Своего нынешнего положения Ленденнинг достиг, в основном, благодаря интуиции. Особенно часто она помогала в те годы, когда он был простым констеблем. Пусть версия кажется невероятной, пусть нет фактов, а есть только подозрения – проверь, не поленись… Вот и сейчас у него предчувствие… Хотя чем оно вызвано? Какими-то дурацкими деревяшками.