Неподходящее место для леди

Джоан Смит

Неподходящее место для леди

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Здесь какая-то ошибка, — сказала я мисс Теккерей, когда карета проехала мимо изящных особняков Пиккадилли и свернула на грязную улицу под названием Лонг Акр, единственной достопримечательностью которой были покосившиеся жалкие лачуги. Все же я решила пока не давать кучеру сигнала остановиться. Надвигались сумерки, на углах и перекрестках улицы собирались ватаги оборванцев, бросавших недвусмысленные взгляды на наш экипаж.

— Да, должна признаться, что я иначе представляла себе это место, — ответила мисс Теккерей, в крайнем замешательстве оглядывая улицу из окна кареты.

Внезапно прогремел выстрел, два или три бездельника бросились наутек. Джону Груму не нужно было напоминать, что следует подстегнуть лошадей. Следующие десять минут карета неслась во весь опор, бросая нас то вправо, то влево, как пару флюгеров. Я забилась в угол от страха, и даже неизменно жизнерадостная мисс Теккерей, казалось, растеряла по дороге часть своего благодушия.

Папа предупреждал меня об опасностях, подстерегавших в Лондоне молодую девушку, но я не обратила особого внимания на его слова, считая, что провинциальный священник, не посещавший столицу последние двадцать лет, мог ошибаться. Когда тетя Таласса, покойная сестра моей матери, завещала мне дом в Лондоне, я решила, что это наследство избавляет меня от забот до конца жизни. Мы с мисс Теккерей либо поселимся в нем, либо, если сочтем дом слишком большим для себя, я его продам и сниму квартиру в респектабельном районе Лондона или, в крайнем случае, в живописном курортном городе Бате, который был ближе к дому отца.

Мисс Теккерей мне как родная мать. Она двоюродная сестра папа, и когда двенадцать лет назад умерла моя мать, она переселилась к нам, чтобы вести хозяйство, и с тех пор нас не покидала. Десять лет прошло в мире и спокойствии, пока в нашем приходе не появилась Хеннесси. Семейство состояло из энергичной вдовушки и ее двух смазливых, но вульгарных дочерей пятнадцати и шестнадцати лет. Не прошло и месяца, как предприимчивая миссис Хеннесси подцепила на крючок папа, и в течение последующего года ей почти удалось убедить беднягу в том, что он в нее влюблен. Когда он появляется, она патокой растекается в улыбках и любезностях, но стоит ему выйти из комнаты, ее физиономия сразу скисает и вызывает оскомину. Я вижу насквозь эту корыстную и сварливую женщину, недаром же я прожила на свете двадцать четыре года.

Через два месяца папа собирается на ней жениться. Когда она войдет хозяйкой в дом, я планирую уехать. Но куда? Я была просто в отчаянии и даже стала подумывать о том, чтобы выйти замуж за сэра Осберта Кэннинга, хотя ему уже сорок и он глуп, как пробка. Именно тогда и пришло письмо от адвоката, уведомлявшее меня о наследстве, оставленном тетушкой Талассой. Я решила, что на этом мои проблемы решаются самым благоприятным образом. Одолжив экипаж у папа, мы с мисс Теккерей устремились в Лондон, где мне предстояло вступить в права наследника. Папа посоветовал провести оценку дома, распродать мебель и нанять агента, который займется продажей или сдаст комнаты квартирантам, в зависимости от того, что окажется выгоднее.

Стряпчий описал этот дом на Дикой улице как «большое здание в полуторговом районе». Он не уточнил, какого рода торговля там велась. Теперь у меня стали возникать подозрения, что в этом районе совершались незаконные и опасные делишки.

На Лонг Акр экипаж, однако, не остановился, а свернул на Друри Лейн. Стряпчий упоминал Друри Лейн в письме — она находилась рядом с домом тетушки. Ее покойный муж был связан с театром на этой улице, он там занимал какую-то должность в управленческой части. В редких письмах от тети упоминались приемы, которые они с мужем посещали, и где встречались с самыми яркими звездами лондонской сцены — Сиддонс, Кин, миссис Джордан. Я сделала заключение, что мы приближаемся к одному из экзотических районов столицы.

Осматривая с живым интересом места, по которым мерно продвигался экипаж, я была удивлена, что такие неказистые домишки находятся по соседству с особняком тетушки, и поражалась разнообразию пейзажа этого изобилующего неожиданностями города. Среди вытянутых вверх неприглядных и неопрятных каменных строений порой попадались весьма элегантные особняки. Но люди! Те, кто входил и выходил из них, отнюдь не производили впечатления зажиточных и респектабельных членов общества. Смущали также ватаги оборванных детишек, игравших на тротуарах. Этот стиль не свидетельствовал о состоятельности обитателей. Богатые люди обычно не жили в окружении бедноты. Или я плохо знала Лондон?

Более пристальный взгляд убедил меня, что на каждом «особняке» имелась вывеска. В одних продавали бренди, другие рекламировали иные спиртные напитки, но большинство специализировались на джине.

— Это питейные палаццо! — воскликнула я и расхохоталась бессильным нервным смехом. Силы совсем покинули меня: с семи утра мы находились в пути и с полудня ничего не ели.

— Помилуй, Господи! — произнесла мисс Теккерей без особых эмоций и высунулась в окно кареты, чтобы лучше рассмотреть интересное зрелище. — И дети оставлены без присмотра, а уже темнеет. Но, по всей видимости, им это нравится, не так ли? Сдается мне, что Джон Грум сбился с дороги. Ваша тетушка была состоятельной женщиной. Не думаю, что она могла жить в этом районе. Наш кучер никогда раньше не был в Лондоне, немудрено заблудиться, даже при наличии карты. Мне кажется, что мы уже несколько раз проехали мимо этой церкви на углу.

— Хочу надеяться, что вы правы, — сказала я. Едва я это произнесла, как карета свернула за угол и остановилась.

— Так и есть, он заблудился, — сказала мисс Текерей не без злорадства. Надо сказать, что она была не из тех, кто радуется, когда их мрачные предсказания сбываются. На самом деле, она была одной из самых неэмоциональных женщин, каких я встречала. Например, худшее, что она когда-либо сказала о миссис Хеннесси, это: «Она точно знает, чего хочет, и как это получить».

— Возможно, Муллард изучает карту, — постаралась я оправдать заминку в нашем продвижении к цели.

Карета качнулась и через секунду за окном показалось правдивое усталое лицо кучера. Если кого-то путешествие утомило больше, чем меня и миссис Теккерей, то это, несомненно, его, никогда не бывавшего в городе большем, чем Бат. Для нас, жителей Рэдстока, понятие «город» ассоциировалось только с Батом. Муллард распахнул дверцу кареты.

— Мы прибыли, — объявил он чинно.

— Здесь какая-то ошибка!

— Нет. Это Дикая улица, второй дом от Кембл-Стрит. Все точно, хотя вид дома мне не нравится.

— Мне тоже. Я не это ожидала увидеть! — воскликнула я.

— Может быть, вам угодно, чтобы я отвез вас в приличную гостиницу на ночь? Утром можно было бы вернуться. Вам нужно хорошо отдохнуть.

Я чувствовала, что одной ночи будет недостаточно, чтобы пережить это разочарование.

— Не нужно, Муллард. Вы и так устали. Проведем ночь здесь. Если тетушка жила в этом доме, должно быть… нам, по крайней мере, не угрожает опасность.

К дому начинали стекаться любопытствующие оборванцы, привлеченные нашим экипажем.

Мисс Теккерей оглядела улицу и заметила со свойственным ей деловым видом:

— Вы всегда продадите этот дом, Кейти. Собственность в Лондоне стоит кучу денег.

Мы вышли из кареты с угрюмыми лицами и внимательно оглядели мое наследство снаружи. Назвать это место дрянным значило бы только польстить ему. Хорошо было то, что поблизости не было видно питейных заведений. Единственное на квартал дерево — развесистый старый вяз — находился на принадлежащей мне территории. В начале июня он уже был в цвету.

Мой дом мало чем отличался от других домов на этой улице. Лет пятьдесят тому назад этот район еще мог претендовать на статус приличного места для зажиточного сословия. Но теперь дома выглядели непривлекательно — узкие и вытянутые в высоту, сделанные из красного кирпича, закопченного от времени, они производили унылое впечатление, тесно лепясь друг к другу. Только узкие дорожки, позволявшие экипажу ехать во двор, разделяли их. Нужно было проявить недюжинное мастерство, чтобы провести карету в конюшню, не повредив дверцы. О наличии конюшни я была уведомлена письмом стряпчего. Он писал об этом с большой гордостью, как о серьезном достижении.